Между прочим, с Наполеонами разговаривал
Уже после перехода французскими войсками Немана Александр I послал к Наполеону генерал-адъютанта Балашова для переговоров с письмом, поручив ему подтвердить Наполеону словесно, что переговоры возможны лишь при одном непременном условии – французские войска должны отойти за границу; в противном случае он давал слово, что пока хоть один вооруженный француз будет находиться в России, он не скажет и не выслушает ни одного слова о мире.
Свое наставление император заключил такими словами: «Хотя, впрочем, между нами сказать, я и не ожидаю от сей присылки прекращения войны, но пусть же будет известно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем ее не мы».
Балашов был принят Наполеоном в Вильне 16 июня.
Слово Александру Дмитриевичу
"Я пришел к обеду в назначенное время; через четверть часа вышел и Наполеон, окончив смотр какому-то пришедшему полку. Приметить надо, что тон, который Наполеон принял на себя во время обеда, был уже не тот, который он имел в кабинете, а гораздо надменнее, и часто приходило мне на мысль остановить неприличность сего тона каким-нибудь ответом не по его вкусу, чтоб он сие заметил и воздержался, иначе мне, быв одному посреди неприятелей, нечем было другим поддержать достоинство наложенной на меня должности.
За столом было пять человек: Наполеон, Бертье, Бесиер, Коленкур и я. В другой комнате за обедом было человек 40 генералов…
Разговор во время обеда.
Наполеон спросил меня:
- Есть ли у вас киргизские полки?
- Нет, Ваше Величество, киргизских у нас нет, но для образца у нас есть один или два полка башкир и татар, которые похожи на киргизов.
- Я знаю об этом, так как ко мне являются из них дезертиры… Скажите, у вас другой губернатор в Москве?
- Да, Ваше Величество. Маршал граф Гудович попросил отставки по причине своих пожилых лет.
- Не правда ли, Император Александр переменяет всех, кто хорошо расположен к французам?
- Ваше Величество, беру на себя смелость уверить вас, что граф Гудович признает только русских.
- Вам нужен англоман, а кто-либо другой не отталкивал бы таким образом других иностранцев. Скажите, Штейн (бывший прусский министр, получивший отставку по настоянию Наполеона и переехавший в 1812 г., по приглашению Александра I в Россию) обедал с Императором Александром?
- Ваше Величество! Все знатный особы приглашаются к столу Его Величества.
- Как можно Штейна посадить за стол русского Императора? Если даже Император Александр решил слушать его советы, он никогда не должен был иметь его у себя за столом. Разве можно представить себе, чтобы Штейн мог быть предан ему; ангел и диавол никогда не должны быть вместе. Коленкур! Вы были в Москве?
Он отвечал:
- Да, Ваше Величество.
- Что она собой представляет? Большую деревню?
Он отвечал:
- Ваше Величество! Это скопление больших и прекрасных домов наряду с маленькими лачужками.
Оборотясь ко мне:
- Генерал, сколько насчитываете вы жителей в Москве?
- 300 тысяч, Ваше Величество.
- А домов?
- 10 тысяч, Ваше Величество.
- А церквей?
- Больше 240.
- Почему столько?
- Наш народ их много посещает.
- Отчего это происходит?
- Наш народ набожен, религиозен.
- Ба! В наши дни уж нет религиозных.
- Простите, Ваше Величество, не везде одно и то же. Может быть, нет больше религиозных в Германии и Италии, но есть в Испании и в России.
Помолчав немного, Наполеон, оборотясь ко мне, спросил:
- Какая дорога в Москву?
Я отвечал ему:
- Ваше Величество, этот вопрос меня немного затрудняет: русские говорят так же, как и французы, что все дороги ведут в Рим. Дорогу на Москву избирают по желанию: Карл XII шел через Полтаву.
Тут мы встали из-за стола и пошли в кабинет, но уже не двое, а все пятеро, бывшие за обедом. Наполеон начинает опять речь:
- Император Александр испортил прекраснейшее царствование, бывшее когда-либо в России. Боже мой! Чего же хотят люди? Бывши побежденным под Аустерлицем, под Фридландом, – словом, после двух несчастливых войн, он получает Финляндию, Молдавию, Валахию, Белосток и Тирасполь, – и после всего этого быть еще недовольным! Могла ли когда-нибудь Екатерина надеяться на это? Он начал эту войну на свою беду, – или слушаясь плохого совета, или подчиняясь злому року.
Но после всего этого я не сержусь на него за эту войну. Одной войной больше – это значит одним триумфом больше для меня. Впрочем, это – право коронованных особ. Но это нужно делать надлежащим образом, благородным, возвышенным. Как принимать в свое общество Штейна, Армфельда, Винцингероде! Скажите Императору Александру, что, окружая себя моими личными врагами, он подчеркивает, что хочет мне лично нанести обиду. И что я, вследствие этого, должен ему сделать то же самое.
Я изгоню из Германии всех его родственников из Вюртемберга, Бадена, Веймара; пусть он им готовит убежище в России. Разве у вас мало русских дворян, которые, наверно, были бы более преданы Императору Александру, чем эти корыстолюбцы; разве он верит, что они влюблены в его образ? Пусть он даст управление Финляндией Армфельду (швед, барон, генерал-губернатора Финляндии) – я ничего не стану говорить, но приблизить его к себе – фу! Помолчавши несколько, он продолжал:
- На кого же вы рассчитываете? Англичане ничего не могут вам дать; денег у них нет у самих, и вы разорите совершенно свои финансы, которые уже расстроены. Шведы! Если их судьба всегда такова, чтобы быть управляемыми сумасшедшим, то они ни на что не могут быть вам полезны. Шведский король сошел с ума; позаботились послать другого, чтобы ими управлять, не теряет ли Понтекорво тоже рассудок. Но подождите немного, посмотрим еще, что сделают шведы, когда вы будете в плохих условиях!.. Турки – то же. Обе эти державы не преминут ринуться на вас, лишь только представится для этого удобный случай.
Вам недостает хороших генералов. Багратион еще лучший, это – небольшого ума человек, но хороший генерал. Что касается Беннигсена, уверяю вас, что я никогда не замечал в нем никаких достоинств; каким образом он вел себя в Эйлау, во Фридланде! И вот он, постаревший на пять лет (он всегда был слаб и делал ошибку за ошибкой), что же будет теперь? И зачем Император Александр дал ему почувствовать, что знает его преступление… Как назначать его после этого! Он не должен был делать ни того, ни другого.
Я знаю, что Император Александр стал сам во главе командования армией. Почему это? Стало быть, он берет на себя ответственность за поражение? Война, это – мое ремесло, я к этому привык. Для него это не то же самое, он – Император по рождению; он должен управлять и назначить генерала для командования: если он делает хорошо, наградить его, если плохо – отстранить, наказать его. Пусть лучше генерал будет ответственным перед ним, чем он перед народом, так как монархи имеют тоже ответственность. Этого не следует забывать.
Потом, походив немного, подошел он к Коленкуру (был послом Франции в России) и, ударив его легонько по щеке, сказал:
- Ну! Что же вы ничего не говорите, старый куртизан петербургского двора? Что, лошади генерала готовы? Дайте ему моих, ему предстоит длинный переезд.
Потом, оборотясь к Бертье:
- Александр, вы можете дать генералу прокламацию, – это не секрет.
Этим кончилась моя поездка."