Два кавалера ГК
- Автор темы пожарюга
- Дата начала
пожарюга
Местный
С Уважением Петр
пожарюга
Местный
Огромное спасибо!!!!
пожарюга
Местный
Утвержден - 4.10.1913 г.
Мальтийский крест красной эмали с белым ободком. В середине его красный эмалевый кружок с золотым ободком, а на нем белый св. Георгий Победоносец
Образовано 1.09.1865 г. как Чугуевское пехотное юнкерское училище. Переформировано из двухсотенного в четырехсотенный состав приказом по военному ведомству № 218 от 1888 г., а приказом по военному ведомству № 197 от 1901 г. двухгодичный курс был заменен трехгодичным. До начала Первой мировой войны в училище было 4 роты, штатных юнкеров — 400, сверхштатных — 44. С начала Первой мировой войны штат училища был увеличен до 1200 юнкеров. В годы войны производились ускоренные выпуски. Был установлен четырехмесячный курс обучения. Училище было расформировано 15.12.1918 г.
С1901 г. юнкера из училища стали выпускаться сразу офицерами, а не подпрапорщиками
Мальтийский крест красной эмали с белым ободком. В середине его красный эмалевый кружок с золотым ободком, а на нем белый св. Георгий Победоносец
Образовано 1.09.1865 г. как Чугуевское пехотное юнкерское училище. Переформировано из двухсотенного в четырехсотенный состав приказом по военному ведомству № 218 от 1888 г., а приказом по военному ведомству № 197 от 1901 г. двухгодичный курс был заменен трехгодичным. До начала Первой мировой войны в училище было 4 роты, штатных юнкеров — 400, сверхштатных — 44. С начала Первой мировой войны штат училища был увеличен до 1200 юнкеров. В годы войны производились ускоренные выпуски. Был установлен четырехмесячный курс обучения. Училище было расформировано 15.12.1918 г.
С1901 г. юнкера из училища стали выпускаться сразу офицерами, а не подпрапорщиками
пожарюга
Местный
Данная статья предоставлена историком училища Левченко А.
Сведение об авторе статьи:
Альмендингер В.В. родился в 1895 г. в Крыму. Закончил Симферопольскую гимназию, Чугуевское военное училище. Штабс-капитан 16-го стрелкового и 33-го запасного пехотного полков. В декабре 1917 г. в офицерской роте Крыма. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Служил в Симферопольском офицерском полку. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Алексеевского полка в Чехословакии. Подполковник. В эмиграции сотрудник журнала “Военная Быль”. Делегат Зарубежного съезда 1926 г. Умер 16 ноября 1974 г. в Лос-Анджелесе.
Сведение об авторе статьи:
Альмендингер В.В. родился в 1895 г. в Крыму. Закончил Симферопольскую гимназию, Чугуевское военное училище. Штабс-капитан 16-го стрелкового и 33-го запасного пехотного полков. В декабре 1917 г. в офицерской роте Крыма. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Служил в Симферопольском офицерском полку. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Алексеевского полка в Чехословакии. Подполковник. В эмиграции сотрудник журнала “Военная Быль”. Делегат Зарубежного съезда 1926 г. Умер 16 ноября 1974 г. в Лос-Анджелесе.
пожарюга
Местный
«Чугуевское военное училище 1916–1917 гг.» – под таким заглавием была опубликована в № 90 «Военной Были» статья Бориса СЫРЦОВА. В ней бывший курсовой офицер последнего года существования училища, сам воспитанник Александровского военного училища, с любовью вспоминает время, проведенное в училище непосредственно перед революцией, во время революции и затем после октябрьского переворота.
Его воспоминания являются хорошим дополнением к воспоминаниям ген. Врасского, ген. Зыбина и Ген. шт. полк. Шмидта, помещенным в исторически-бытовом сборнике «ЧУГУЕВЦЫ», изданном в 1936 году в Белграде под редакцией ген.-м. Зыбина.
Читая воспоминания Б. Сырцова и перечитывая воспоминания ген. Врасского, ген. Зыбина и полк. Шмидта, я невольно перенесся мысленно в г. Чугуев, где в стенах старого, казарменного типа здания аракчеевских времен я провел несколько больше года; будучи юнкером Чугуевского военного училища в 1913-14 годах. Много лет прошло с того времени, когда 3 октября 1914 года, после производства в подпоручики, получив документы и все полагавшееся, я покинул стены училища и отправился к месту служения. Несмотря на прошедшие, полные переживаний годы, многое осталось в памяти о днях, проведенных в училище. Об этих днях хотелось бы в настоящей статье и рассказать. Был это последний нормальный учебный год училища перед войной 1914-1917 гг.
В 1913 году, после окончания Симферопольской казенной гимназии встала перед – мной проблема – выбор дальнейшего курса образования. Я был близорук, что было причиной моего непринятия 6 лет тому назад в Одесский кадетский корпус. У меня не было уверенности, что я смогу пойти по стопам отца и старшего брата, т.е. поступить в военное училище и избрать, военную карьеру. Как в каждой военной семье, всегда было стремление сыновей следовать примеру отца, так и мое стремление было то же. Брат, окончивший гимназию в 1912 году, слегка близорукий также, осенью того же года поступил в Чугуевское военное училище.
В письмах в течение года брат описывал свою жизнь в училище не только с удовлетворением, но и с восхищением. Приезжая домой на праздники (Рождество и Пасха), он рассказывал об училище и, может быть это только казалось, чугуевцы внешне, по обмундированию и выправке, резко выделялись в среде юнкеров из некоторых других училищ. Все это привело меня к решению последовать примеру брата и ехать в Чугуев. Прошение было подано, и необходимо было прибыть в училище на медицинский осмотр в конце августа.
Наконец в августе, после маневров, брат приехал домой в отпуск, – он уже юнкер старшего класса, ожидающий производства в портупей-юнкера. Приехал он жизнерадостный, полный здоровья, рассказывал о жизни в училище, о лагере, о маневрах, – он был доволен проведенным в училище годом.
Разговоры с братом все больше убеждали меня в правильности выбранного решения, и теперь уже с нетерпением ожидался день, когда вместе с братом и еще двумя симферопольцами мы отправимся в Чугуев.
Последние приготовления дома были сделаны, и настал день отъезда: день нового направления жизни, день перехода из-под крыла семьи на путь самостоятельной жизни. Что ожидает меня в недалеком будущем? Какова будет жизнь в училище? С кем я там встречусь и каково будет отношение? Каковы будут преподаватели и начальники? Пройду ли на медицинском осмотре? Целый ряд подобных вопросов вставал в мыслях в тот момент.
Быстро прошло время переезда скорым поездом из Симферополя в Харьков (22 часа) и, пересев в Харькове в другой поезд, прибыли мы на ст. Чугуев, расположенную в нескольких верстах от города и от здания училища. Приехали мы днем и нас, вновь поступающих, временно, для ночевки, поместили в ротных помещениях (они были почти пусты, так как юнкера еще не возвратились из отпуска). Проезжая улицами города, мы не имели возможности много ознакомиться с этим захолустным городком, имевшим уже известное значение и место в русской истории (1).
Отдохнув немного, мы с братом вышли на огромный плац перед зданием училища и здесь брат познакомил меня с юнкерами, уже возвратившимися из отпуска. Вспоминаю, что первым, с кем я познакомился, был юнкер 1-й роты Петров, окончивший перед поступлением в училище юридический факультет и избравший после университета военную карьеру. В сравнении с нами по возрасту, он был уже в летах и солидный на вид. 3десь я хотел бы рассказать забавный случай.
Как я сказал раньше, с нами выехали из Симферополя еще два кандидата для поступления в училище и один из них был Яша Аваш, окончивший коммерческое училище и поступавший в общий класс (фамилию другого сейчас не помню). Был он веселый по натуре и очень маленького роста (кажется на полвершка выше, чем была нижняя граница роста для приема). В то же самое время в 4-й роте училища был юнкер старшего класса Пассек (проживавший в эмиграции в Париже), который также не обладал ростом и был левофланговым в роте. Аваш не был уверен, примут ли его в училище по росту, и вот, в первый же день, когда мы вышли на плац, он все время хотел сравнить себя с Пассеком. Это ему случайно удалось, и он был страшно доволен, когда увидел, что их рост был приблизительно одинаковый. На медицинском осмотре рост его был признан удовлетворительным, он был принят, но в 4-й роте все же оказался левее Пассека. Об Я. Аваше позже расскажу еще один случай.
Его воспоминания являются хорошим дополнением к воспоминаниям ген. Врасского, ген. Зыбина и Ген. шт. полк. Шмидта, помещенным в исторически-бытовом сборнике «ЧУГУЕВЦЫ», изданном в 1936 году в Белграде под редакцией ген.-м. Зыбина.
Читая воспоминания Б. Сырцова и перечитывая воспоминания ген. Врасского, ген. Зыбина и полк. Шмидта, я невольно перенесся мысленно в г. Чугуев, где в стенах старого, казарменного типа здания аракчеевских времен я провел несколько больше года; будучи юнкером Чугуевского военного училища в 1913-14 годах. Много лет прошло с того времени, когда 3 октября 1914 года, после производства в подпоручики, получив документы и все полагавшееся, я покинул стены училища и отправился к месту служения. Несмотря на прошедшие, полные переживаний годы, многое осталось в памяти о днях, проведенных в училище. Об этих днях хотелось бы в настоящей статье и рассказать. Был это последний нормальный учебный год училища перед войной 1914-1917 гг.
В 1913 году, после окончания Симферопольской казенной гимназии встала перед – мной проблема – выбор дальнейшего курса образования. Я был близорук, что было причиной моего непринятия 6 лет тому назад в Одесский кадетский корпус. У меня не было уверенности, что я смогу пойти по стопам отца и старшего брата, т.е. поступить в военное училище и избрать, военную карьеру. Как в каждой военной семье, всегда было стремление сыновей следовать примеру отца, так и мое стремление было то же. Брат, окончивший гимназию в 1912 году, слегка близорукий также, осенью того же года поступил в Чугуевское военное училище.
В письмах в течение года брат описывал свою жизнь в училище не только с удовлетворением, но и с восхищением. Приезжая домой на праздники (Рождество и Пасха), он рассказывал об училище и, может быть это только казалось, чугуевцы внешне, по обмундированию и выправке, резко выделялись в среде юнкеров из некоторых других училищ. Все это привело меня к решению последовать примеру брата и ехать в Чугуев. Прошение было подано, и необходимо было прибыть в училище на медицинский осмотр в конце августа.
Наконец в августе, после маневров, брат приехал домой в отпуск, – он уже юнкер старшего класса, ожидающий производства в портупей-юнкера. Приехал он жизнерадостный, полный здоровья, рассказывал о жизни в училище, о лагере, о маневрах, – он был доволен проведенным в училище годом.
Разговоры с братом все больше убеждали меня в правильности выбранного решения, и теперь уже с нетерпением ожидался день, когда вместе с братом и еще двумя симферопольцами мы отправимся в Чугуев.
Последние приготовления дома были сделаны, и настал день отъезда: день нового направления жизни, день перехода из-под крыла семьи на путь самостоятельной жизни. Что ожидает меня в недалеком будущем? Какова будет жизнь в училище? С кем я там встречусь и каково будет отношение? Каковы будут преподаватели и начальники? Пройду ли на медицинском осмотре? Целый ряд подобных вопросов вставал в мыслях в тот момент.
Быстро прошло время переезда скорым поездом из Симферополя в Харьков (22 часа) и, пересев в Харькове в другой поезд, прибыли мы на ст. Чугуев, расположенную в нескольких верстах от города и от здания училища. Приехали мы днем и нас, вновь поступающих, временно, для ночевки, поместили в ротных помещениях (они были почти пусты, так как юнкера еще не возвратились из отпуска). Проезжая улицами города, мы не имели возможности много ознакомиться с этим захолустным городком, имевшим уже известное значение и место в русской истории (1).
Отдохнув немного, мы с братом вышли на огромный плац перед зданием училища и здесь брат познакомил меня с юнкерами, уже возвратившимися из отпуска. Вспоминаю, что первым, с кем я познакомился, был юнкер 1-й роты Петров, окончивший перед поступлением в училище юридический факультет и избравший после университета военную карьеру. В сравнении с нами по возрасту, он был уже в летах и солидный на вид. 3десь я хотел бы рассказать забавный случай.
Как я сказал раньше, с нами выехали из Симферополя еще два кандидата для поступления в училище и один из них был Яша Аваш, окончивший коммерческое училище и поступавший в общий класс (фамилию другого сейчас не помню). Был он веселый по натуре и очень маленького роста (кажется на полвершка выше, чем была нижняя граница роста для приема). В то же самое время в 4-й роте училища был юнкер старшего класса Пассек (проживавший в эмиграции в Париже), который также не обладал ростом и был левофланговым в роте. Аваш не был уверен, примут ли его в училище по росту, и вот, в первый же день, когда мы вышли на плац, он все время хотел сравнить себя с Пассеком. Это ему случайно удалось, и он был страшно доволен, когда увидел, что их рост был приблизительно одинаковый. На медицинском осмотре рост его был признан удовлетворительным, он был принят, но в 4-й роте все же оказался левее Пассека. Об Я. Аваше позже расскажу еще один случай.
пожарюга
Местный
пожарюга
Местный
Медицинский осмотр прошел для меня благополучно, я был признан годным и принят в училище: приказом по Училищу от 1 сентября 1913 года был «зачислен без экзамена в 1-й специальный класс...» На другой день в назначенный час на плацу состоялась разбивка вновь принятых по ротам, и я, не будучи также выдающегося роста, опасался попасть в другую роту, а не в первую, где был брат. Брату, однако, удалось перед разбивкой поговорить с командиром 1-й роты гвардии капитаном Григоровичем, и он обещал взять меня в его роту. Разбивка прошла благополучно, и я был назначен в первую роту. В роте, при ранжире, я оказался, конечно, в 4-м взводе и к тому же еще и на самом левом фланге вместе с юнкером Джевелло (осетин). После разбивки по ротам отвели нас, новичков, в ротный цейхгауз к ротному каптенармусу, который, оглядывая нас опытным глазом, вместе с командиром роты определял размер для обмундирования, белья, сапог, и с этого момента для «каптера» и остальных регистраций я стал «личный номер 99».
Сразу же, не откладывая, начались занятия: классные и строевые. Здесь следует отметить, что наступавший 1913–1914 учебный год был последним годом в жизни училища (чего никто тогда не мог и подозревать), когда весь распорядок дня и занятий (классных и строевых) проходил по программе мирного времени; последующие годы были уже годы военного времени. Начальником училища в это время был ген.-майор Я.А. Фок, пробывший в этой должности с 1905 г. по 1914 г. Командиром 4-ротного батальона юнкеров был гвардии полковник Павлов. Командирами рот были: 1-й – гв. капитан Григорович, 2-й – ген. шт. капитан Добровольский, 3-й – гв. капитан Волошинов и 4-й – гв. капитан Богословский. По учебной части: инспектором классов был ген. майор И.А. Зыбин (1891-1917 гг.) и его помощником полковник Кравченко.
По учебной части юнкера разделялись на три класса: общий, первый и второй специальные; каждый специальный класс имел 4 отделения по числу рот, общий класс в этом году имел 5 отделений. Общий класс был общеобразовательным и пополнялся людьми с незаконченным средним образованием: 1) по конкурсному экзамену – лица, имевшие свидетельства на вольноопределяющегося 2-го разряда и 2) без экзамена – лица, окончившие средние учебные заведения, но не дававшие прав вольноопределяющегося 1-го разряда. Первый специальный класс пополнялся: 1) юнкерами, успешно закончившими общий класс училища и 2) молодыми людьми со стороны без экзамена, окончившими полный курс среднего образования (гимназии, реальн. училища). Чугуевское военное училище было одно из тех военных училищ, которое еще принимало в свои ряды лиц с незаконченным средним образованием и имело общий класс. Окончивших кадетские корпуса в училище не было.
Как назначенный в 1-ю роту, я попал в 1-е отделение 1-го специального класса, в котором с самого начала было 32 юнкера, из них 25 прошедших курс общего класса и только 7 новичков со стороны, не проходивших строевого обучения. В смысле возраста я оказался в отделении самым молодым (18 лет), самый же старший, юнкер Федоровский, был 28 лет. Остальные в большинстве были в возрасте старше 20 лет. Странно было вначале быть в одном классе с юнкерами старше, сравнительно, на много лет; позже, однако, разница в годах постепенно сгладилась. То же чувство было и в смысле строевом: большинство юнкеров роты было гораздо старше по возрасту. Известной опорой, особенно в первое время, было присутствие в роте моего брата (портупей-юнкер).
Не приходилось, однако, быть сентиментальным, – на то и не было времени: классные и строевые занятия занимали день с раннего утра до вечера. Нужно признаться, что первое время бывало иногда и трудновато, не только физически, – казалось, что не хватает времени на все. Вспоминаю теперь, как проходили будние дни, не ручаясь, однако, за полную точность называемых часов.
День начинался в 6.30 утра, когда по «подъему» трубой или барабаном юнкера вставали. Быстро (за 30 минут), нужно было умыться, почистить сапоги и пуговицы (иногда, для экономии времени, делалось это с вечера, когда умывалки были пусты), прибрать постель, одеться в объявленную форму одежды и в 7 часов выйти в строй в коридоре. После проверки отделенными (чистота сапог, одежды и т.д.), рота под командой фельдфебеля выходила на прогулку или гимнастику и, в зависимости от погоды, на плац или в коридор (на плацу гимнастика и маршировка с перестроениями, в коридорах – гимнастика). Между прочим, наша рота в непогоду, занималась гимнастикой (вольные движения) в коридоре первого этажа около сборного зала (2).
После гимнастики или прогулки шли в столовую на утренний чай. Вспоминаю, как приятно было, особенно в холодное время после прогулки на плацу, прийти в столовую и вдоволь напиться сладкого чаю со свежей французской булкой («франзоль»). Засиживаться за столом не приходилось, так как нужно было спешить в классное отделение на лекции, которые начинались в 8 часов. Каждый день было 4 часа лекций. После лекций мы отправлялись в ротное помещение (спальные – «камеры»), приводили в порядок постели (во время уборки помещений служителями постели проветривались) и строем отправлялись в столовую на «полдник», когда подавалось, кроме чая, также мясное блюдо. Поев, одиночным порядком шли опять в ротное помещение и готовились к выходу на строевые занятия, которые, в зависимости от погоды и расписания, происходили на плацу или в ротных помещениях; форма одежды для занятий была (в зависимости от погоды и расписания) – гимнастерки или вицмундиры (мундиры без галунов). Занятия кончались в 3.30, и рота шла и свои помещения. Юнкера переодевались в гимнастерки (большую часть дня юнкера ходили в училище в гимнастерках, вицмундиры надевались на строевые занятия, а мундиры только при исполнении служебных обязанностей, – дневальным или дежурным), и строем шли на обед в столовую. Обед был всегда обильный и сытный (3).
После обеда полагалось время для отдыха: можно было идти в камеру и разрешалось прилечь отдохнуть. Не всегда, однако, можно было этим воспользоваться, так как нужно было готовиться к репетициям, или идти на репетицию. Репетиции, своего рода экзамены по пройденному курсу, бывали два раза в неделю, и по каждому предмету – несколько репетиций в течение года. К репетициям приходилось готовиться серьезно, так как размер курсов и требовательность преподавателей не позволяли запускать. Кроме того, нужно было исполнять домашние работы по тактике, топографии, фортификации. В дни, свободные от репетиций, после отдыха, предоставлялось каждому делать то, что он хотел. Большинство, однако, шло заниматься в классные комнаты, некоторые шли в чайную комнату или в читальню. В чайной комнате был небольшой буфет, где за сравнительно небольшую цену можно было приобрести кондитерские продукты и предметы юнкерского обихода. Большой бак с кипятком был всегда к услугам юнкеров, и чай с пирожными был иногда приятным времяпрепровождением (конечно, для тех, кто имел деньги). В читальне были газеты «Русский Инвалид», «Новое Время», «Русское Слово» и др.) и журналы («Разведчик», «Нива» и др.), но посещаемость, нужно сказать, была сравнительно слабая (полагаю, за неимением свободного времени). Репетиции кончались к 8 часам вечера. Роты строились и шли на ужин в столовую, откуда в 8.30 отправлялись строем в ротное помещение на вечернюю поверку с молитвой. Поверкой, чтением приказа по училищу, распоряжениями на следующий день (наряды и пр.) и молитвой кончался рабочий день, и каждый юнкер теперь был предоставлен самому себе до «отбоя» в 11 часов. Большинство шло опять в классные комнаты заниматься. После «отбоя» все юнкера должны были быть в постелях и огни в камерах потушены. Оставалось только ночное освещение, и горела одинокая лампа в коридоре на столе дежурного по роте. Дежурными по роте были обыкновенно юнкера старшего класса (2-го специального), дневальными – юнкера 1-го специального и общего классов. Дежурным по батальону (помощником дежурного по училищу офицера) бывали только старшие портупей-юнкера.
Таков, был распорядок дня юнкера, – все шесть дней недели были заняты полностью, седьмой же день – воскресенье – был днем отдыха (относительного): утро посвящалось большей частью церкви, куда юнкера отправлялись строем; после обеда разрешался отпуск в город (новым юнкерам разрешен был отпуск только после прохождения основного курса строевого обучения). Желающим разрешался отпуск в Харьков от субботы после обеда до 11 часов вечера воскресенья. Каждый день, в часы отдыха после обеда юнкерам разрешалось выходить на плац на прогулку (плац бывал местом прогулок не только юнкеров, но и городских жителей – девиц-гимназисток, вольноопределяющихся-ингерманландцев и др.)
Сразу же, не откладывая, начались занятия: классные и строевые. Здесь следует отметить, что наступавший 1913–1914 учебный год был последним годом в жизни училища (чего никто тогда не мог и подозревать), когда весь распорядок дня и занятий (классных и строевых) проходил по программе мирного времени; последующие годы были уже годы военного времени. Начальником училища в это время был ген.-майор Я.А. Фок, пробывший в этой должности с 1905 г. по 1914 г. Командиром 4-ротного батальона юнкеров был гвардии полковник Павлов. Командирами рот были: 1-й – гв. капитан Григорович, 2-й – ген. шт. капитан Добровольский, 3-й – гв. капитан Волошинов и 4-й – гв. капитан Богословский. По учебной части: инспектором классов был ген. майор И.А. Зыбин (1891-1917 гг.) и его помощником полковник Кравченко.
По учебной части юнкера разделялись на три класса: общий, первый и второй специальные; каждый специальный класс имел 4 отделения по числу рот, общий класс в этом году имел 5 отделений. Общий класс был общеобразовательным и пополнялся людьми с незаконченным средним образованием: 1) по конкурсному экзамену – лица, имевшие свидетельства на вольноопределяющегося 2-го разряда и 2) без экзамена – лица, окончившие средние учебные заведения, но не дававшие прав вольноопределяющегося 1-го разряда. Первый специальный класс пополнялся: 1) юнкерами, успешно закончившими общий класс училища и 2) молодыми людьми со стороны без экзамена, окончившими полный курс среднего образования (гимназии, реальн. училища). Чугуевское военное училище было одно из тех военных училищ, которое еще принимало в свои ряды лиц с незаконченным средним образованием и имело общий класс. Окончивших кадетские корпуса в училище не было.
Как назначенный в 1-ю роту, я попал в 1-е отделение 1-го специального класса, в котором с самого начала было 32 юнкера, из них 25 прошедших курс общего класса и только 7 новичков со стороны, не проходивших строевого обучения. В смысле возраста я оказался в отделении самым молодым (18 лет), самый же старший, юнкер Федоровский, был 28 лет. Остальные в большинстве были в возрасте старше 20 лет. Странно было вначале быть в одном классе с юнкерами старше, сравнительно, на много лет; позже, однако, разница в годах постепенно сгладилась. То же чувство было и в смысле строевом: большинство юнкеров роты было гораздо старше по возрасту. Известной опорой, особенно в первое время, было присутствие в роте моего брата (портупей-юнкер).
Не приходилось, однако, быть сентиментальным, – на то и не было времени: классные и строевые занятия занимали день с раннего утра до вечера. Нужно признаться, что первое время бывало иногда и трудновато, не только физически, – казалось, что не хватает времени на все. Вспоминаю теперь, как проходили будние дни, не ручаясь, однако, за полную точность называемых часов.
День начинался в 6.30 утра, когда по «подъему» трубой или барабаном юнкера вставали. Быстро (за 30 минут), нужно было умыться, почистить сапоги и пуговицы (иногда, для экономии времени, делалось это с вечера, когда умывалки были пусты), прибрать постель, одеться в объявленную форму одежды и в 7 часов выйти в строй в коридоре. После проверки отделенными (чистота сапог, одежды и т.д.), рота под командой фельдфебеля выходила на прогулку или гимнастику и, в зависимости от погоды, на плац или в коридор (на плацу гимнастика и маршировка с перестроениями, в коридорах – гимнастика). Между прочим, наша рота в непогоду, занималась гимнастикой (вольные движения) в коридоре первого этажа около сборного зала (2).
После гимнастики или прогулки шли в столовую на утренний чай. Вспоминаю, как приятно было, особенно в холодное время после прогулки на плацу, прийти в столовую и вдоволь напиться сладкого чаю со свежей французской булкой («франзоль»). Засиживаться за столом не приходилось, так как нужно было спешить в классное отделение на лекции, которые начинались в 8 часов. Каждый день было 4 часа лекций. После лекций мы отправлялись в ротное помещение (спальные – «камеры»), приводили в порядок постели (во время уборки помещений служителями постели проветривались) и строем отправлялись в столовую на «полдник», когда подавалось, кроме чая, также мясное блюдо. Поев, одиночным порядком шли опять в ротное помещение и готовились к выходу на строевые занятия, которые, в зависимости от погоды и расписания, происходили на плацу или в ротных помещениях; форма одежды для занятий была (в зависимости от погоды и расписания) – гимнастерки или вицмундиры (мундиры без галунов). Занятия кончались в 3.30, и рота шла и свои помещения. Юнкера переодевались в гимнастерки (большую часть дня юнкера ходили в училище в гимнастерках, вицмундиры надевались на строевые занятия, а мундиры только при исполнении служебных обязанностей, – дневальным или дежурным), и строем шли на обед в столовую. Обед был всегда обильный и сытный (3).
После обеда полагалось время для отдыха: можно было идти в камеру и разрешалось прилечь отдохнуть. Не всегда, однако, можно было этим воспользоваться, так как нужно было готовиться к репетициям, или идти на репетицию. Репетиции, своего рода экзамены по пройденному курсу, бывали два раза в неделю, и по каждому предмету – несколько репетиций в течение года. К репетициям приходилось готовиться серьезно, так как размер курсов и требовательность преподавателей не позволяли запускать. Кроме того, нужно было исполнять домашние работы по тактике, топографии, фортификации. В дни, свободные от репетиций, после отдыха, предоставлялось каждому делать то, что он хотел. Большинство, однако, шло заниматься в классные комнаты, некоторые шли в чайную комнату или в читальню. В чайной комнате был небольшой буфет, где за сравнительно небольшую цену можно было приобрести кондитерские продукты и предметы юнкерского обихода. Большой бак с кипятком был всегда к услугам юнкеров, и чай с пирожными был иногда приятным времяпрепровождением (конечно, для тех, кто имел деньги). В читальне были газеты «Русский Инвалид», «Новое Время», «Русское Слово» и др.) и журналы («Разведчик», «Нива» и др.), но посещаемость, нужно сказать, была сравнительно слабая (полагаю, за неимением свободного времени). Репетиции кончались к 8 часам вечера. Роты строились и шли на ужин в столовую, откуда в 8.30 отправлялись строем в ротное помещение на вечернюю поверку с молитвой. Поверкой, чтением приказа по училищу, распоряжениями на следующий день (наряды и пр.) и молитвой кончался рабочий день, и каждый юнкер теперь был предоставлен самому себе до «отбоя» в 11 часов. Большинство шло опять в классные комнаты заниматься. После «отбоя» все юнкера должны были быть в постелях и огни в камерах потушены. Оставалось только ночное освещение, и горела одинокая лампа в коридоре на столе дежурного по роте. Дежурными по роте были обыкновенно юнкера старшего класса (2-го специального), дневальными – юнкера 1-го специального и общего классов. Дежурным по батальону (помощником дежурного по училищу офицера) бывали только старшие портупей-юнкера.
Таков, был распорядок дня юнкера, – все шесть дней недели были заняты полностью, седьмой же день – воскресенье – был днем отдыха (относительного): утро посвящалось большей частью церкви, куда юнкера отправлялись строем; после обеда разрешался отпуск в город (новым юнкерам разрешен был отпуск только после прохождения основного курса строевого обучения). Желающим разрешался отпуск в Харьков от субботы после обеда до 11 часов вечера воскресенья. Каждый день, в часы отдыха после обеда юнкерам разрешалось выходить на плац на прогулку (плац бывал местом прогулок не только юнкеров, но и городских жителей – девиц-гимназисток, вольноопределяющихся-ингерманландцев и др.)
пожарюга
Местный
пожарюга
Местный
Итак, как было сказано раньше; сразу нужно было втягиваться в юнкерскую лямку, наложенную на себя добровольно. Лямка же в действительности была не из легких, если вспомнить, чему приходилось юнкеру в короткое сравнительно время научиться. Вспоминая свое время, я часто удивляюсь, как все то, что требовалось знать офицеру, могло быть впоследствии, во время войны, пройдено на ускоренных курсах в четыре месяца, особенно людьми со стороны, не проходившими предварительного строевого обучения. Однако нужно признать, что прапорщики, прошедшие ускоренные курсы во время войны, в большинстве оправдали себя и были не только доблестными, но и понимавшими свое дело офицерами.
Что же такому юнкеру 1-го специального класса, новичку, со школьной гимназической скамьи, нужно было одолеть, чтобы стать настоящим юнкером и потом офицером?
Прежде всего, конечно, такой новичок должен был получить воинскую выправку и пройти курс основных строевых занятий (стойка, отдание чести, ружейные приемы и т.д.), дабы сравниться с юнкерами, пробывшими уже в училище один год в общем классе (многие из них были до поступления в училище вольноопределяющимися). Вдалбливалось это ежедневно, и такой новичок – «шпак» – постепенно превращался в юнкера, становился солдатом. Хотя с детства, происходя из военной семьи, я привык к казарме и был до известной степени знаком со строем и военными порядками (читали мы отцовские уставы и присутствовали на занятиях в казарме и в лагере), все же первые дни строевых занятий были, с непривычки, довольно тяжеловаты, особенно с винтовкой, тем более что моим первым учителем был мой родной брат. Он не потакал мне, что, конечно, было хорошо и правильно не только в глазах начальства, но главным образом для скорейшего моего превращения из «шпака» в юнкера. Моим курсовым офицером был поручик Халтурин, офицер одного из московских гренадерских полков. Был он строгий, справедливый и относился к юнкерам хорошо. От одиночной подготовки постепенно перешли на построения и т.д. В день нашего училищного праздника 26 ноября, день св. Георгия Победоносца, новички были приведены к присяге и первый раз участвовали в параде училища на плацу. В параде принимали участие все четыре роты. К этому параду мы усердно готовились, так как предстояло проходить церемониальным маршем ротами в развернутом строю. Каково было мне, не обладавшему ростом и стоявшему на самом левом фланге 1-й роты, где на правом фланге стояли великаны со своим широким шагом, – каждый может себе представить: левому флангу ведь нужно было держать равнение на правый фланг. Как вспоминаю, парад прошел вполне благополучно и мы, левофланговые, Шклярук, Джевелло и я, развернулись, как следует и фланг не загнули. Приняв присягу, новички становились в строевом отношении настоящими юнкерами – солдатами и в случае неуспеха в теоретических предметах отчислялись в воинские части рядовыми, как говорилось у нас: «шел шпак.на Рогань» (Рогань – это первая станция от Чугуева в направлении на Харьков; когда железная дорога еще не существовала до Чугуева, она кончалась в Рогани, и уволенные юнкера должны были пешком идти в Рогань).
Хочу прибавить еще интересную деталь в нашем обучении в часы строевых занятий. Это – обучение танцам. Уроки танцев не были регулярными. Преподавателем был адъютант училища, штабс-капитан Любарский, стройный офицер, участник русско-японской войны Сам он был хорошим танцором, но либо он был, неподходящим как преподаватель, либо его ученики-юнкера были неспособными, а может быть, нерегулярность занятий была причиной, что результат уроков был не вполне удолетв6рительным (хорошо, что не ставились баллы!). На балу 26 ноября танцевали те, кто уже давно умел танцевать.
Примечания
1. Здесь уместно привести некоторые данные из истории г. Чугуева, ставшего местом военного значения задолго до учреждения там школы для воспитания будущих офицеров. Когда был основан г. Чугуев, трудно сказать точно, но по некоторым сведениям он существовал уже в царствование Иоанна Грозного, будучи крайним опорным пунктом пограничной защиты русских земель от постоянных монгольских набегов. В конце концов, Чугуев не выдержал одной осады, был разрушен татарами до основания, и только его развалины продолжали именоваться городищем. Возродился Чугуев и вновь стал городом при Царе Михаиле Федоровиче, став одной из крепостей, которые служили Московскому государству южной оборонительной линией, построенной в 1636–1640 гг. от р. Ворсклы к Дону. Сюда же бежал в 1639 г. после своего восстания против поляков (на почве религиозного преследования) гетман Яков Остряница с отрядом казаков. Город в то время был основательно заселен и укреплен настолько, что, начиная с 1 мая по 13 августа 1643 года, чугуевцы отбили 19 татарских атак, о чем доносил в Москву курский воевода Стрешнев. Гарнизон в это время состоял из казаков и поселенных там стрельцов. В 1645 г. команда эта была награждена пожалованием ей собственного знамени. К Чугуеву под его защиту постоянно тянулись выходцы из правобережной Малороссии и тем пополняли собой Чугуевский гарнизон.
Под защитой подобных крепостей, как Чугуев с их воинской командой, образовывались новые поселения, обитатели которых приходили в трудную минуту на помощь гарнизону. Эти военные поселения имели в следующих царствованиях большое значение. В царствование Императора Александра 1-го при реформе ген. Аракчеева, крестьяне были официально переименованы в «военных поселян». К этому же времени и относится постройка здания Чугуевского военного училища, где в те времена помещался Штаб военных поселян. В 1851 году в этом здании была основана Школа Военных Топографов, куда съезжались для прохождения курса со всех концов России. В 1857 году Школа Военных Топографов в Чугуеве была упразднена и до 1865 г. в здании помещалась «Школа военного ведомства» (Школа кантонистов), которая по приказу Военного министра передала здание основанному в этом году «Окружному пехотному юнкерскому училищу» (приказ по училищу от 12 августа 1865 г.). В 1910 г. «Чугуевское юнкерское училище» было переименовано в «Чугуевское военное училище». В Чугуеве был расквартирован 10-й гусарский Ингерманландский полк, а в деревне около Чугуева Донская казачья батарея.
2. Здание училища, как было сказано раньше, было постройки времен ген. Аракчеева и отличалось своей массивностью, как небольшая крепость. Двухэтажная постройка была, в общем, «покоем», фронтом на юг. В первом этаже помещались классные отделения, сборный зал, дежурная комната, канцелярии, околодок, библиотека с читальной и чайной комнатой. Во втором этаже были ротные помещения – спальни (камеры), умывалки. В подвальном этаже – столовая с кухней, цейхгаузы, склады, музей и некоторые мастерские. Сзади здания были постройки, в которых помещалась команда служащих, разные мастерские (швальня и пр.), конюшни и т.д. Здание училища, построенное в начале 19-го столетия, отличалось массивными стенами (первый этаж метра 1 ?, второй этаж несколько меньше).
3. Говоря о питании юнкеров, можно заметить следующее: питание юнкеров было поочередно в руках довольствующей роты, командир которой был ответствен за него. От роты назначался артельщик –обыкновенно портупей-юнкер), он следил за покупкой и приемом продуктов и на его ответственности была раскладка продуктов, меню, кухонная кладовая и проч. Для ближайшего надзора за приготовлением пищи (правильный вес мясного пайка, хлеба и пр.) и порядка в кухне и столовой назначался дежурный по кухне, из юнкеров старшего класса, и ему в помощь давалось два дневальных, из юнкеров младших классов. На «приварочное и чайное довольствие» каждого юнкера полагалось, если не ошибаюсь, 25 копеек в день. (Альмендингер В. Чугуевское военное училище. Военная Быль. Январь 1971. №108)
Что же такому юнкеру 1-го специального класса, новичку, со школьной гимназической скамьи, нужно было одолеть, чтобы стать настоящим юнкером и потом офицером?
Прежде всего, конечно, такой новичок должен был получить воинскую выправку и пройти курс основных строевых занятий (стойка, отдание чести, ружейные приемы и т.д.), дабы сравниться с юнкерами, пробывшими уже в училище один год в общем классе (многие из них были до поступления в училище вольноопределяющимися). Вдалбливалось это ежедневно, и такой новичок – «шпак» – постепенно превращался в юнкера, становился солдатом. Хотя с детства, происходя из военной семьи, я привык к казарме и был до известной степени знаком со строем и военными порядками (читали мы отцовские уставы и присутствовали на занятиях в казарме и в лагере), все же первые дни строевых занятий были, с непривычки, довольно тяжеловаты, особенно с винтовкой, тем более что моим первым учителем был мой родной брат. Он не потакал мне, что, конечно, было хорошо и правильно не только в глазах начальства, но главным образом для скорейшего моего превращения из «шпака» в юнкера. Моим курсовым офицером был поручик Халтурин, офицер одного из московских гренадерских полков. Был он строгий, справедливый и относился к юнкерам хорошо. От одиночной подготовки постепенно перешли на построения и т.д. В день нашего училищного праздника 26 ноября, день св. Георгия Победоносца, новички были приведены к присяге и первый раз участвовали в параде училища на плацу. В параде принимали участие все четыре роты. К этому параду мы усердно готовились, так как предстояло проходить церемониальным маршем ротами в развернутом строю. Каково было мне, не обладавшему ростом и стоявшему на самом левом фланге 1-й роты, где на правом фланге стояли великаны со своим широким шагом, – каждый может себе представить: левому флангу ведь нужно было держать равнение на правый фланг. Как вспоминаю, парад прошел вполне благополучно и мы, левофланговые, Шклярук, Джевелло и я, развернулись, как следует и фланг не загнули. Приняв присягу, новички становились в строевом отношении настоящими юнкерами – солдатами и в случае неуспеха в теоретических предметах отчислялись в воинские части рядовыми, как говорилось у нас: «шел шпак.на Рогань» (Рогань – это первая станция от Чугуева в направлении на Харьков; когда железная дорога еще не существовала до Чугуева, она кончалась в Рогани, и уволенные юнкера должны были пешком идти в Рогань).
Хочу прибавить еще интересную деталь в нашем обучении в часы строевых занятий. Это – обучение танцам. Уроки танцев не были регулярными. Преподавателем был адъютант училища, штабс-капитан Любарский, стройный офицер, участник русско-японской войны Сам он был хорошим танцором, но либо он был, неподходящим как преподаватель, либо его ученики-юнкера были неспособными, а может быть, нерегулярность занятий была причиной, что результат уроков был не вполне удолетв6рительным (хорошо, что не ставились баллы!). На балу 26 ноября танцевали те, кто уже давно умел танцевать.
Примечания
1. Здесь уместно привести некоторые данные из истории г. Чугуева, ставшего местом военного значения задолго до учреждения там школы для воспитания будущих офицеров. Когда был основан г. Чугуев, трудно сказать точно, но по некоторым сведениям он существовал уже в царствование Иоанна Грозного, будучи крайним опорным пунктом пограничной защиты русских земель от постоянных монгольских набегов. В конце концов, Чугуев не выдержал одной осады, был разрушен татарами до основания, и только его развалины продолжали именоваться городищем. Возродился Чугуев и вновь стал городом при Царе Михаиле Федоровиче, став одной из крепостей, которые служили Московскому государству южной оборонительной линией, построенной в 1636–1640 гг. от р. Ворсклы к Дону. Сюда же бежал в 1639 г. после своего восстания против поляков (на почве религиозного преследования) гетман Яков Остряница с отрядом казаков. Город в то время был основательно заселен и укреплен настолько, что, начиная с 1 мая по 13 августа 1643 года, чугуевцы отбили 19 татарских атак, о чем доносил в Москву курский воевода Стрешнев. Гарнизон в это время состоял из казаков и поселенных там стрельцов. В 1645 г. команда эта была награждена пожалованием ей собственного знамени. К Чугуеву под его защиту постоянно тянулись выходцы из правобережной Малороссии и тем пополняли собой Чугуевский гарнизон.
Под защитой подобных крепостей, как Чугуев с их воинской командой, образовывались новые поселения, обитатели которых приходили в трудную минуту на помощь гарнизону. Эти военные поселения имели в следующих царствованиях большое значение. В царствование Императора Александра 1-го при реформе ген. Аракчеева, крестьяне были официально переименованы в «военных поселян». К этому же времени и относится постройка здания Чугуевского военного училища, где в те времена помещался Штаб военных поселян. В 1851 году в этом здании была основана Школа Военных Топографов, куда съезжались для прохождения курса со всех концов России. В 1857 году Школа Военных Топографов в Чугуеве была упразднена и до 1865 г. в здании помещалась «Школа военного ведомства» (Школа кантонистов), которая по приказу Военного министра передала здание основанному в этом году «Окружному пехотному юнкерскому училищу» (приказ по училищу от 12 августа 1865 г.). В 1910 г. «Чугуевское юнкерское училище» было переименовано в «Чугуевское военное училище». В Чугуеве был расквартирован 10-й гусарский Ингерманландский полк, а в деревне около Чугуева Донская казачья батарея.
2. Здание училища, как было сказано раньше, было постройки времен ген. Аракчеева и отличалось своей массивностью, как небольшая крепость. Двухэтажная постройка была, в общем, «покоем», фронтом на юг. В первом этаже помещались классные отделения, сборный зал, дежурная комната, канцелярии, околодок, библиотека с читальной и чайной комнатой. Во втором этаже были ротные помещения – спальни (камеры), умывалки. В подвальном этаже – столовая с кухней, цейхгаузы, склады, музей и некоторые мастерские. Сзади здания были постройки, в которых помещалась команда служащих, разные мастерские (швальня и пр.), конюшни и т.д. Здание училища, построенное в начале 19-го столетия, отличалось массивными стенами (первый этаж метра 1 ?, второй этаж несколько меньше).
3. Говоря о питании юнкеров, можно заметить следующее: питание юнкеров было поочередно в руках довольствующей роты, командир которой был ответствен за него. От роты назначался артельщик –обыкновенно портупей-юнкер), он следил за покупкой и приемом продуктов и на его ответственности была раскладка продуктов, меню, кухонная кладовая и проч. Для ближайшего надзора за приготовлением пищи (правильный вес мясного пайка, хлеба и пр.) и порядка в кухне и столовой назначался дежурный по кухне, из юнкеров старшего класса, и ему в помощь давалось два дневальных, из юнкеров младших классов. На «приварочное и чайное довольствие» каждого юнкера полагалось, если не ошибаюсь, 25 копеек в день. (Альмендингер В. Чугуевское военное училище. Военная Быль. Январь 1971. №108)
пожарюга
Местный
Информация с сайта www.historymania.info
