Граф Алекса́ндр Ива́нович Остерма́н-Толсто́й

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,420
Реакции
13,025
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Граф Алекса́ндр Ива́нович Остерма́н-Толсто́й (30 января 1770 — 11 февраля 1857, Женева) — российский военачальник, генерал от инфантерии (1817), герой Отечественной войны 1812 года. В кампанию 1813 года Остерман-Толстой прославил своё имя 17 августа во главе Гвардейской пехотной дивизии (полки лейб-гвардии Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский) в блестящем бою под Кульмом, где получил тяжёлое осколочное ранение левой руки. Руку пришлось ампутировать почти по плечо прямо на поле боя, хирургическим столом служил барабан. Барабан... Этот барабан был и на его надгробном памятнике.

Ostermann-tolstoi.jpg


Из записных книжек Петра Андреевича Вяземского (1792-1878)


Имя графа Александра Ивановича Остермана-Толстого принадлежит военной летописи царствования императора Александра I, богатой многими блестящими именами.
Почти все они, более или менее, вышли из военной школы, имевшей преподавателями своими Румянцева, Суворова, Репнина, Долгорукова-Крымского. В числе своих знаменитых сверстников и сослуживцев граф Остерман умел себя выказать. Рыцарское бесстрашие в сражении, отвага, когда была она нужна, и неодолимая стойкость, когда действие требовало упорно отстаивать оспариваемое место, были, по словам сведущих людей, отличительными принадлежностями военных способностей его.
Но здесь нам дело не до воина. В далеко не полном очерке мы хотим припомнить здесь отрывочные черты, которые могут дать понятие об этой замечательной и своеобразной личности; хотим передать впечатления, которыми врезалась она в памяти нашей.
Граф Остерман-Толстой был высокого роста, худощав; смуглое лицо его освещалось выразительными глазами и добродушием, которое пробивалось сквозь оттенок наружной холодности и даже суровости. Ядро, оторвавшее руку его до плеча, запечатлело внешний вид его еще большим благородством и величавостью. Что ни думай о войне и об ужасах этого человеческого самоуправства, но раненые ветераны, эти живые памятники народных событий, опаленные и раздробленные грозою, всегда поражают зрителей почтительным вниманием и сочувствием.
Нравственные качества графа, более других выступавшие, были прямодушие, откровенность, благородство и глубоко врезанное чувство русской народности, впрочем, не враждебной иноплеменным народностям. Тогда было время уживчивое: врагов знали только на поле битвы, а в мирное время люди умудрялись как бы не питать и не поддерживать междуплеменные предубеждения и недоброжелательства.
Воинское рыцарство имело в графе Остермане и нежный оттенок рыцарства средневекового. Он всегда носил в сердце цвета возлюбленной госпожи своей. Правда, и цвета, и госпожи по временам сменялись, но чувство, сердечное служение оставались неизменными посреди радужных переливов и изменений. Это рыцарство, это кумиропоклонение перед образом любимой женщины было одной из отличительных примет русского или по крайней мере петербургского общества в первые годы царствования императора Александра. Оно придало этому обществу особый колорит вежливости и светской утонченности. Были, разумеется, и тогда материалисты в любви, но много было и сердечных идеологов. Золотой век для женщины и золотой век для образованного общества. Женщина царствовала в салонах не одним могуществом телесной красоты, но еще более тайным очарованием внутренней, так сказать, благоухающей прелести своей.
Нелединский был первосвященным жрецом этого платонического служения, а Остерман – усердным причастником этого прихода. Говоря просто по-русски, он был сердечником. Одним из предметов поклонения и обожания его была варшавская красавица, княгиня Тереза Яблоновска, милое, свежее создание. Натура вообще, и польская натура в особенности, богато оделила ее своими привлекательными дарами. Польша много издержала, растратила сил своих невоздержностью по части политической гигиены, но две силы, если не политические, то поэтические, два неотъемлемых сокровища, два победоносных орудия остались при ней: женщина и мазурка.
У графа Остермана был прекрасный во весь рост портрет княгини Терезы. Он всегда и всюду развозил его с собой, и это делалось посреди бела дня общественного и не давало никакой поживы сплетням злословия. Во-первых, граф был уже не молод, и рыцарское служение его красоте было всем известно; во-вторых, княгиня принимала клятву его в нежном подданстве с признательностью, свойственной женщинам в этих случаях, но и со спокойствием привычки к взиманию подобных даней. Нужна еще одна краска для полноты картины. Заметим, что в то время граф был женат, но не слышно было, что романтические похождения его слишком возмущали мир домашнего его очага.
Вот, впрочем, образчик супружеских отношений его. Графиня была болезненного сложения и приехала однажды в Париж искать облегчения у французских врачей. Муж был тогда в Италии, но, по непредвидимым сердечным обстоятельствам, вынужден был и он приехать в Париж в то же самое время, что и графиня. Он скрывался в отдаленной части города, под чужим именем, и в своей потаенной засаде продолжал переписываться с женой из Италии.

После всего сказанного не для чего прибавлять, что Остерман был великий оригинал, чудак во всех действиях и приемах своих. Некоторые боялись оригинальности его, многие сочувствовали ей и любовались ею. Оригинальные личности бывают и анекдотические. Человек, за которым нельзя закрепить ни одного анекдота, есть человек пропащий: это, по выражению поэта, лицо без образа. Он тонет в толпе. Мы говорили, что Остерман разъезжал с портретом красавицы. Иногда разъезжал он и с другими предметами своей приверженности: позднее, когда командовал корпусом, кажется, гренадерским, в дороге следовали за ним два или три медвежонка, которые имели свою особенную повозку и свои приборы за столом, когда граф останавливался обедать на станции. Можно представить себе переполох станционных смотрителей, когда граф наезжал со своими попутчиками.

Однажды явился к нему по службе молодой офицер. Граф спросил его о чем-то по-русски. Тот отвечал на французском. Граф вспылил и начал выговаривать ему довольно жестко, как смеет забываться он перед старшим и отвечать ему по-французски, когда начальник обращается к нему с русской речью. Запуганный юноша смущается, извиняется, оправдывается, но не преклоняет графа на милость. Наконец граф его отпускает, но едва офицер выходит за двери, граф отворяет их и говорит ему очень вежливо по-французски: «У меня танцуют по пятницам, надеюсь, вы сделаете мне честь посещать мои вечеринки».
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,420
Реакции
13,025
Возраст
52
Адрес
Deutschland
продолжим из записных книжек Вяземского
Один новопожалованный генерал говорил безрукому герою:
– А вам, граф, должно быть страшно в толпе; неравно, кто-нибудь толкнет вас, и вам будет больно.
– Меня не толкнет, – отвечал наш герой хладнокровно и сурово и тут же спиной повернулся к нему.

Графу понадобился кучер – на выезд явился к нему парень видный собой, с хорошими рекомендациями и с окладистой рыжей бородой.
– Охотно взял бы я тебя, – сказал Остерман, – но я рыжих терпеть не могу.
– Чем же виноват я, – говорит кучер, – что я рыжим родился? И что же мне тут делать?
– А идти к генералу С., который чернит себе волосы, – продолжает граф, – и попросить его научить тебя, как себя очерноволосить.
Кучер, принимая эти слова буквально, отправляется к помянутому генералу и докладывает ему:
– Граф Остерман приказал кланяться вашему превосходительству и пожаловать мне рецепт для крашения волос.
Легко понять, как генерал принял эту просьбу и как досадовал на Остермана, подозревая его в умышленной насмешке.


С царствованием императора Александра кончилась, так сказать, и русская жизнь графа Остермана. С этой поры он исчезает для России. Прискорбные ли недоразумения, действительные ли неприятности по службе или просто причудливость нрава его – решить положительно не беремся, но как бы то ни было, что-то совратило графа со стези и положения, на котором занимал он видное и почетное место. Говорили (но не всегда говоренному можно безусловно верить), что, в противность обязанности своей и даже приличию, не явился он к торжественному обряду, при котором должен был присутствовать по званию генерал-адъютанта и как один из старейших и почетнейших генералов русской армии. Говорили, что, вместо того чтобы приехать в Москву в назначенное время, он отправился в Италию, куда влекла его могучая любовь. Если всё это так, то, разумеется, последствия должны были несколько неблагоприятно отразиться на высших отношениях к нему.


Как бы то ни было и какие бы обстоятельства не оторвали его от России, но с того времени Остерман в ней уже не живал. Он много путешествовал, объездил, кажется, Восток, и только изредка доходили о нем до Отечества отдельные и смутные слухи.

Когда праздновалась годовщина Кульмской битвы, император Николай, желая видеть на этом историческом празднике Кульмского героя[22], повелел пригласить его к назначенному торжеству. Но граф под разными предлогами отказался от приглашения. Не обращая внимания на странность подобного поступка, помня и признавая одни боевые заслуги и блестящее участие его в знаменитом Кульмском деле, государь прислал ему знаки ордена Святого Андрея Первозванного – прекрасная черта и благородное, так сказать, отмщение за выходку довольно неприличную. Уверяют, что пакет, заключавший в себе эти знаки отличия, остался у него до кончины нераспечатанным!..


Последние годы жизни своей провел Остерман в Женеве или в предместье города. Тут увиделся я с ним, лет двадцать и более спустя после прежних свиданий наших.
– Что делаете вы, граф, в Женеве? – спросил я его.
– Сижу спиною к Монблану, – отвечал он.
И в самом деле, кресло, на котором сидел он целый день почти неподвижно, упиралось в простенок между двух окон, из которых открывался великолепный вид на Монблан. Граф был уже утомлен жизнью и дряхл, но память его была еще бодра и свежа.

Впрочем, и о памяти его можно сказать, что она остановилась на исторической странице, которой замыкается царствование императора Александра Павловича; далее не шла она, как остановившиеся часы. Новейшие русские события не возбуждали внимания его. Он о них и не говорил и не расспрашивал. Не слыхать было от него ни слова теплого участия, ни слова сожаления, ни слова укора. Но если в нем не было христианского смирения и прощения действительным или мнимым оскорблениям, то не было и тени злопамятства, по крайней мере на словах. Он просто в отношении к России заживо замер и похоронил себя в дне 19 ноября 1825 года.

В прежние годы рыцарь красоты, ныне принес граф Остерман обет рыцарской верности памяти Александра. Кабинет его в Женеве был как бы усыпальницею покойного императора. Все возможные портреты его, во всех видах и объемах, бюсты, статуэтки, медали – всё, что только могло напоминать его, было развешено по стенам, расставлено на столах. Граф был окружен этими воспоминаниями; он хранил их с нежным благоговением. Он жил в них и в минувшем, которое они изображали. На столе его постоянно лежало собрание стихотворений Державина. «Вот моя Библия», – говорил он.


Жаль, если Лажечников, бывший долгое время при нем адъютантом, не собирал и не записывал по горячим следам любопытные проявления этой своеобразной личности: она и везде была бы на виду, а у нас, при некоторой бледности общего колорита, она поражала яркостью красок своих и выпуклостью очертаний.

Мы пользовались приязнью графа, но никогда не были с ним в коротких и постоянных сношениях. Встречались мы урывками, время от времени, и опять надолго расставались. А потому сказанное здесь о нем далеко не портрет, разве легкий очерк; ближе знающие его могут пополнить этот черновой набросок.
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,420
Реакции
13,025
Возраст
52
Адрес
Deutschland
...далее не шла она, как остановившиеся часы...

Остановившиеся часы, как написал Вязмемский... Граф Александр Иванович Остерман-Толстой провел последние годы своей жизни в чужих краях и умер в Женеве в возрасте 86 лет. В мае того же года его тело было отправлено в родовое имение, село Красное Рязанской губернии Сапожковского уезда и там перезахоронено в Троицкой церкви. Говорят, что на его могиле был поставлен памятник, работы Торвальдсена. На нем кульмский герой представлен лежащим, облокотясь правою рукой на барабан; другая рука, оторванная, лежит вблизи на земле вместе с французским орлом или знаменем. Подобный памятник сегодня находится в Государственном Историческом Музее.
Обратите внимание на замысел этого памятника. Отрубленная рука «тянется» к барабану. В нем были размещены утерянные часы, которые показывали время ранения графа.
Pamyatni.jpg

Три ордена Св. Георгия пришлись на грудь, судьбу, биографию графа Остермана.

Орден Святого Георгия 2-го кл. (19.08.1813, № 52) — «За поражение французов в сражении при Кульме 17 и 18 августа 1813 года»

Орден Святого Георгия 3-го кл. (08.01.1807, № 137) — «В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении 14 декабря при Пултуске против французских войск, где, командуя левым флангом корпуса, благоразумными распоряжениями подкрепил отряд генерал-майора Багговута, на который неприятель имел сильное нападение»

Орден Святого Георгия 4-го кл. (25.03.1791, № 827 (440)) — «За отличную храбрость, оказанную при штурме крепости Измаила, с истреблением бывшей там армии»



В Швейцарии, Франции, Англии и других странах до сих пор живут потомки полководца. Они чтут память своего знаменитого предка, берегут его личные вещи, документы, боевые награды, интересуются русской историей, некоторые даже изучают русский язык и изредка посещают Россию.

Может вы не видели эту фотографию
f23-2.jpg

Уж не знаю, где это все и все ли это что осталось.. Было бы архиважно для меня все это увидеть своими глазами.
f23-3.jpg

слова Остермана-Толстого, сказанные им в 1812 году одному из иностранцев на русской службе, очень мне душою знакомы...


«ДЛЯ ВАС РОССИЯ МУНДИР ВАШ – ВЫ ЕГО НАДЕЛИ И СНИМИТЕ КОГДА ХОТИТЕ. ДЛЯ МЕНЯ РОССИЯ КОЖА МОЯ».


Граф свято чтил память людей, сделавших ему какое-либо добро. Указывая мне однажды на портрет, висевший у него в кабинете, он сказал: «Вот мой благодетель: он выручил мою честь под Прейсиш-Эйлау». Это был портрет Мазовского, бывшего в этом деле командиром лейб-гвардии гренадерского полка, который исторг графа из среды неприятелей, готовых уже схватить его. Кучковскому, отрезывавшему ему под Кульмом руку, выдавал он пенсион, также некоторым незначительным лицам, которые чем-нибудь были полезны его дядям, графам Остерманам.


Приезжая в свои рязанские деревни, он приглашал к себе мелкопоместных соседей, людей простых и незначительных, и обращался с ними, как добрый кампаньяр. При воспоминании о матери своей у него нередко выступали слезы; с миниатюрным портретом ее, который носил на груди, он никогда не расставался.

В кампанию 1813 года Остерман-Толстой прославил своё имя в блестящем бою под Кульмом, в Богемии (ныне Чехия), где получил осколочное ранение от ядра. Командование Остерман-Толстой передал генералу Ермолову. Сражение длилось два дня. В первый день, 29 августа, русская гвардия под командованием графа Остермана-Толстого сдержала ценой больших потерь натиск втрое превосходящих сил французского корпуса Вандама. На второй день, 30 августа, французский корпус сам оказался в окружении союзных войск и был принуждён к сдаче. Победа при Кульме закрыла наполеоновским войскам путь в Богемию, народ Чехии преподнёс герою сражения подарок. В Государственном Историческом музее хранится кубок, поднесённый «храброму Остерману от чешских женщин в память о Кульме 17 августа 1813 года», и мундир, в котором был Остерман-Толстой в момент ранения. В результате ранения он потерял левую руку. На соболезнования о ранении он ответил:


«БЫТЬ РАНЕНОМУ ЗА ОТЕЧЕСТВО ВЕСЬМА ПРИЯТНО, А ЧТО КАСАЕТСЯ ЛЕВОЙ РУКИ, ТО У МЕНЯ ОСТАЕТСЯ ПРАВАЯ, КОТОРАЯ МНЕ НУЖНА ДЛЯ КРЕСТНОГО ЗНАМЕНИЯ, ЗНАКА ВЕРЫ В БОГА, НА КОЕГО ПОЛАГАЮ ВСЮ МОЮ НАДЕЖДУ».


Из воспоминаний писателя И. И. Лажечникова: «Раненого (рука держалась еще на плечевом суставе; надо было отделить ее) отнесли с места сражения на более безопасное; приехал король прусский и, увидав его окровавленного, в бесчувственном положении, заплакал над ним. Лишь только он пришел в себя, первою его мыслью, первым словом был государь, которого он любил до обожания.

— Est-ce vous, sire? (- Это вы, ваше величество? фр.) — спросил он короля, — l’empereur mon maitre est-il en surete? (Мой господин император в безопасности? фр.)

Его скоро окружили врачи из разных полков. Он остановил свой взор на одном из них, еще очень молодом человеке, недавно поступившем на службу (это был Кучковский), подозвал его к себе и сказал ему твердым голосом:

«ТВОЯ ФИЗИОНОМИЯ МНЕ НРАВИТСЯ, ОТРЕЗЫВАЙ МНЕ РУКУ».

Во время операции он приказал солдатам петь русскую песню. Этот рассказ передан мне адъютантами его, бывшими при нем в Кульмском деле…
Рука эта долго хранилась в спирте. Когда я приехал с ним в 1818 году в его Сапожковское имение, село Красное, он куда-то пошел с священником и запретил мне сопровождать его. Впоследствии я узнал от того же священника, что он зарыл руку в фамильном склепе своих дядей, графов Остерманов, в ногах у гробниц их, как дань благодарности за их благодеяния и свидетельство, что он не уронил наследованного от них имени.»


Граф Остерман-Толстой был благородным и честным человеком. Когда флигель-адъютант князь Голицын привез графу Остерману св. Георгия 2-го класса, Остерман-Толстой сказал ему:


«ЭТОТ ОРДЕН ДОЛЖЕН БЫ ПРИНАДЛЕЖАТЬ НЕ МНЕ, А ЕРМОЛОВУ, КОТОРЫЙ ПРИНИМАЛ ВАЖНОЕ УЧАСТИЕ В БИТВЕ И ОКОНЧИЛ ЕЕ С ТАКОЮ СЛАВОЙ».



В память о том, что знаменитый герой Отечественной войны 1812 года когда-то покоился в женевской земле, 16 февраля 2006 года по инициативе российских дипломатов на кладбище Пти-Саконне в Женеве была открыта мемориальная доска. В 2011 году, к 250-летию Троицкой церкви села Красного Сапожковского района Рязанской области, перед входом в храм прикрепили доску, где перечислены представители российской ветви Остерманов, захороненные в усыпальнице, включая Остермана-Толстого.

В селе расположена действующая Троицкая церковь, построенная в 1761 году стараниями графа Федора Андреевича Остермана. Церковь каменная, пятиглавая, с колокольней. В церкви расположена родовая усыпальница графов Остерманов, в которой находятся могилы Марфы Остерман, её сыновей Федора Остермана и Ивана Остермана, графа А. И. Остермана-Толстого и князя Мстислава Валериановича Голицына графа Остерман. В советское время церковь использовалась как зернохранилище, заново освящена в 1995 году.

1280px-Krasnoe_-_2.JPG

Вблизи церкви сохранились остатки усадьбы Остерманов — пруды, парк, каменный дом управляющего имением, использовавшийся в советское время в качестве здания психиатрической больницы, закрытой в 1990-е.
Вот такие факты и истории, которые я свел в одной теме. Некоторые даже не хочется и комментировать... Советское время - психиатрическая больница. Все что могу сказать. Хотелось бы чтобы мы скорее вышли из этого времени.
 

kid74

Местный
Регистрация
7 Сен 2013
Сообщения
1,489
Реакции
266
Возраст
49
Адрес
Калининград
Спасибо! Очень познавательно!

С Уважением, Кирилл
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,420
Реакции
13,025
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Спасибо! Очень познавательно!

С Уважением, Кирилл
спасибо за оценку! Какой никакой но труд... Немного спонтанно, хотел полноценную статью написать, но нет времени...
 
Сверху