Граф Алекса́ндр Ива́нович Остерма́н-Толсто́й

[Андрей Пустоваров]

Граф Алекса́ндр Ива́нович Остерма́н-Толсто́й (30 января 1770 — 11 февраля 1857, Женева) — российский военачальник, генерал от инфантерии (1817), герой Отечественной войны 1812 года. В кампанию 1813 года Остерман-Толстой прославил своё имя 17 августа во главе Гвардейской пехотной дивизии (полки лейб-гвардии Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский) в блестящем бою под Кульмом, где получил тяжёлое осколочное ранение левой руки. Руку пришлось ампутировать почти по плечо прямо на поле боя, хирургическим столом служил барабан. Барабан... Этот барабан был и на его надгробном памятнике.




Из записных книжек Петра Андреевича Вяземского (1792-1878)

Имя графа Александра Ивановича Остермана-Толстого принадлежит военной летописи царствования императора Александра I, богатой многими блестящими именами.
Почти все они, более или менее, вышли из военной школы, имевшей преподавателями своими Румянцева, Суворова, Репнина, Долгорукова-Крымского. В числе своих знаменитых сверстников и сослуживцев граф Остерман умел себя выказать. Рыцарское бесстрашие в сражении, отвага, когда была она нужна, и неодолимая стойкость, когда действие требовало упорно отстаивать оспариваемое место, были, по словам сведущих людей, отличительными принадлежностями военных способностей его.
Но здесь нам дело не до воина. В далеко не полном очерке мы хотим припомнить здесь отрывочные черты, которые могут дать понятие об этой замечательной и своеобразной личности; хотим передать впечатления, которыми врезалась она в памяти нашей.
Граф Остерман-Толстой был высокого роста, худощав; смуглое лицо его освещалось выразительными глазами и добродушием, которое пробивалось сквозь оттенок наружной холодности и даже суровости. Ядро, оторвавшее руку его до плеча, запечатлело внешний вид его еще большим благородством и величавостью. Что ни думай о войне и об ужасах этого человеческого самоуправства, но раненые ветераны, эти живые памятники народных событий, опаленные и раздробленные грозою, всегда поражают зрителей почтительным вниманием и сочувствием.
Нравственные качества графа, более других выступавшие, были прямодушие, откровенность, благородство и глубоко врезанное чувство русской народности, впрочем, не враждебной иноплеменным народностям. Тогда было время уживчивое: врагов знали только на поле битвы, а в мирное время люди умудрялись как бы не питать и не поддерживать междуплеменные предубеждения и недоброжелательства.
Воинское рыцарство имело в графе Остермане и нежный оттенок рыцарства средневекового. Он всегда носил в сердце цвета возлюбленной госпожи своей. Правда, и цвета, и госпожи по временам сменялись, но чувство, сердечное служение оставались неизменными посреди радужных переливов и изменений. Это рыцарство, это кумиропоклонение перед образом любимой женщины было одной из отличительных примет русского или по крайней мере петербургского общества в первые годы царствования императора Александра. Оно придало этому обществу особый колорит вежливости и светской утонченности. Были, разумеется, и тогда материалисты в любви, но много было и сердечных идеологов. Золотой век для женщины и золотой век для образованного общества. Женщина царствовала в салонах не одним могуществом телесной красоты, но еще более тайным очарованием внутренней, так сказать, благоухающей прелести своей.
Нелединский был первосвященным жрецом этого платонического служения, а Остерман – усердным причастником этого прихода. Говоря просто по-русски, он был сердечником. Одним из предметов поклонения и обожания его была варшавская красавица, княгиня Тереза Яблоновска, милое, свежее создание. Натура вообще, и польская натура в особенности, богато оделила ее своими привлекательными дарами. Польша много издержала, растратила сил своих невоздержностью по части политической гигиены, но две силы, если не политические, то поэтические, два неотъемлемых сокровища, два победоносных орудия остались при ней: женщина и мазурка.
У графа Остермана был прекрасный во весь рост портрет княгини Терезы. Он всегда и всюду развозил его с собой, и это делалось посреди бела дня общественного и не давало никакой поживы сплетням злословия. Во-первых, граф был уже не молод, и рыцарское служение его красоте было всем известно; во-вторых, княгиня принимала клятву его в нежном подданстве с признательностью, свойственной женщинам в этих случаях, но и со спокойствием привычки к взиманию подобных даней. Нужна еще одна краска для полноты картины. Заметим, что в то время граф был женат, но не слышно было, что романтические похождения его слишком возмущали мир домашнего его очага.
Вот, впрочем, образчик супружеских отношений его. Графиня была болезненного сложения и приехала однажды в Париж искать облегчения у французских врачей. Муж был тогда в Италии, но, по непредвидимым сердечным обстоятельствам, вынужден был и он приехать в Париж в то же самое время, что и графиня. Он скрывался в отдаленной части города, под чужим именем, и в своей потаенной засаде продолжал переписываться с женой из Италии.

После всего сказанного не для чего прибавлять, что Остерман был великий оригинал, чудак во всех действиях и приемах своих. Некоторые боялись оригинальности его, многие сочувствовали ей и любовались ею. Оригинальные личности бывают и анекдотические. Человек, за которым нельзя закрепить ни одного анекдота, есть человек пропащий: это, по выражению поэта, лицо без образа. Он тонет в толпе. Мы говорили, что Остерман разъезжал с портретом красавицы. Иногда разъезжал он и с другими предметами своей приверженности: позднее, когда командовал корпусом, кажется, гренадерским, в дороге следовали за ним два или три медвежонка, которые имели свою особенную повозку и свои приборы за столом, когда граф останавливался обедать на станции. Можно представить себе переполох станционных смотрителей, когда граф наезжал со своими попутчиками.

Однажды явился к нему по службе молодой офицер. Граф спросил его о чем-то по-русски. Тот отвечал на французском. Граф вспылил и начал выговаривать ему довольно жестко, как смеет забываться он перед старшим и отвечать ему по-французски, когда начальник обращается к нему с русской речью. Запуганный юноша смущается, извиняется, оправдывается, но не преклоняет графа на милость. Наконец граф его отпускает, но едва офицер выходит за двери, граф отворяет их и говорит ему очень вежливо по-французски: «У меня танцуют по пятницам, надеюсь, вы сделаете мне честь посещать мои вечеринки».

 

[Андрей Пустоваров]

продолжим из записных книжек Вяземского

Один новопожалованный генерал говорил безрукому герою:
– А вам, граф, должно быть страшно в толпе; неравно, кто-нибудь толкнет вас, и вам будет больно.
– Меня не толкнет, – отвечал наш герой хладнокровно и сурово и тут же спиной повернулся к нему.

Графу понадобился кучер – на выезд явился к нему парень видный собой, с хорошими рекомендациями и с окладистой рыжей бородой.
– Охотно взял бы я тебя, – сказал Остерман, – но я рыжих терпеть не могу.
– Чем же виноват я, – говорит кучер, – что я рыжим родился? И что же мне тут делать?
– А идти к генералу С., который чернит себе волосы, – продолжает граф, – и попросить его научить тебя, как себя очерноволосить.
Кучер, принимая эти слова буквально, отправляется к помянутому генералу и докладывает ему:
– Граф Остерман приказал кланяться вашему превосходительству и пожаловать мне рецепт для крашения волос.
Легко понять, как генерал принял эту просьбу и как досадовал на Остермана, подозревая его в умышленной насмешке.


С царствованием императора Александра кончилась, так сказать, и русская жизнь графа Остермана. С этой поры он исчезает для России. Прискорбные ли недоразумения, действительные ли неприятности по службе или просто причудливость нрава его – решить положительно не беремся, но как бы то ни было, что-то совратило графа со стези и положения, на котором занимал он видное и почетное место. Говорили (но не всегда говоренному можно безусловно верить), что, в противность обязанности своей и даже приличию, не явился он к торжественному обряду, при котором должен был присутствовать по званию генерал-адъютанта и как один из старейших и почетнейших генералов русской армии. Говорили, что, вместо того чтобы приехать в Москву в назначенное время, он отправился в Италию, куда влекла его могучая любовь. Если всё это так, то, разумеется, последствия должны были несколько неблагоприятно отразиться на высших отношениях к нему.


Как бы то ни было и какие бы обстоятельства не оторвали его от России, но с того времени Остерман в ней уже не живал. Он много путешествовал, объездил, кажется, Восток, и только изредка доходили о нем до Отечества отдельные и смутные слухи.

Когда праздновалась годовщина Кульмской битвы, император Николай, желая видеть на этом историческом празднике Кульмского героя, повелел пригласить его к назначенному торжеству. Но граф под разными предлогами отказался от приглашения. Не обращая внимания на странность подобного поступка, помня и признавая одни боевые заслуги и блестящее участие его в знаменитом Кульмском деле, государь прислал ему знаки ордена Святого Андрея Первозванного – прекрасная черта и благородное, так сказать, отмщение за выходку довольно неприличную. Уверяют, что пакет, заключавший в себе эти знаки отличия, остался у него до кончины нераспечатанным!..


Последние годы жизни своей провел Остерман в Женеве или в предместье города. Тут увиделся я с ним, лет двадцать и более спустя после прежних свиданий наших.
– Что делаете вы, граф, в Женеве? – спросил я его.
– Сижу спиною к Монблану, – отвечал он.
И в самом деле, кресло, на котором сидел он целый день почти неподвижно, упиралось в простенок между двух окон, из которых открывался великолепный вид на Монблан. Граф был уже утомлен жизнью и дряхл, но память его была еще бодра и свежа.

Впрочем, и о памяти его можно сказать, что она остановилась на исторической странице, которой замыкается царствование императора Александра Павловича; далее не шла она, как остановившиеся часы. Новейшие русские события не возбуждали внимания его. Он о них и не говорил и не расспрашивал. Не слыхать было от него ни слова теплого участия, ни слова сожаления, ни слова укора. Но если в нем не было христианского смирения и прощения действительным или мнимым оскорблениям, то не было и тени злопамятства, по крайней мере на словах. Он просто в отношении к России заживо замер и похоронил себя в дне 19 ноября 1825 года.

В прежние годы рыцарь красоты, ныне принес граф Остерман обет рыцарской верности памяти Александра. Кабинет его в Женеве был как бы усыпальницею покойного императора. Все возможные портреты его, во всех видах и объемах, бюсты, статуэтки, медали – всё, что только могло напоминать его, было развешено по стенам, расставлено на столах. Граф был окружен этими воспоминаниями; он хранил их с нежным благоговением. Он жил в них и в минувшем, которое они изображали. На столе его постоянно лежало собрание стихотворений Державина. «Вот моя Библия», – говорил он.


Жаль, если Лажечников, бывший долгое время при нем адъютантом, не собирал и не записывал по горячим следам любопытные проявления этой своеобразной личности: она и везде была бы на виду, а у нас, при некоторой бледности общего колорита, она поражала яркостью красок своих и выпуклостью очертаний.

Мы пользовались приязнью графа, но никогда не были с ним в коротких и постоянных сношениях. Встречались мы урывками, время от времени, и опять надолго расставались. А потому сказанное здесь о нем далеко не портрет, разве легкий очерк; ближе знающие его могут пополнить этот черновой набросок.

 

[Андрей Пустоваров]

...далее не шла она, как остановившиеся часы...

Остановившиеся часы, как написал Вязмемский... Граф Александр Иванович Остерман-Толстой провел последние годы своей жизни в чужих краях и умер в Женеве в возрасте 86 лет. В мае того же года его тело было отправлено в родовое имение, село Красное Рязанской губернии Сапожковского уезда и там перезахоронено в Троицкой церкви. Говорят, что на его могиле был поставлен памятник, работы Торвальдсена. На нем кульмский герой представлен лежащим, облокотясь правою рукой на барабан; другая рука, оторванная, лежит вблизи на земле вместе с французским орлом или знаменем. Подобный памятник сегодня находится в Государственном Историческом Музее.
Обратите внимание на замысел этого памятника. Отрубленная рука «тянется» к барабану. В нем были размещены утерянные часы, которые показывали время ранения графа.


Три ордена Св. Георгия пришлись на грудь, судьбу, биографию графа Остермана.

Орден Святого Георгия 2-го кл. (19.08.1813, № 52) — «За поражение французов в сражении при Кульме 17 и 18 августа 1813 года»

Орден Святого Георгия 3-го кл. (08.01.1807, № 137) — «В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении 14 декабря при Пултуске против французских войск, где, командуя левым флангом корпуса, благоразумными распоряжениями подкрепил отряд генерал-майора Багговута, на который неприятель имел сильное нападение»

Орден Святого Георгия 4-го кл. (25.03.1791, № 827 (440)) — «За отличную храбрость, оказанную при штурме крепости Измаила, с истреблением бывшей там армии»



В Швейцарии, Франции, Англии и других странах до сих пор живут потомки полководца. Они чтут память своего знаменитого предка, берегут его личные вещи, документы, боевые награды, интересуются русской историей, некоторые даже изучают русский язык и изредка посещают Россию.

Может вы не видели эту фотографию


Уж не знаю, где это все и все ли это что осталось.. Было бы архиважно для меня все это увидеть своими глазами.


слова Остермана-Толстого, сказанные им в 1812 году одному из иностранцев на русской службе, очень мне душою знакомы...


«ДЛЯ ВАС РОССИЯ МУНДИР ВАШ – ВЫ ЕГО НАДЕЛИ И СНИМИТЕ КОГДА ХОТИТЕ. ДЛЯ МЕНЯ РОССИЯ КОЖА МОЯ».


Граф свято чтил память людей, сделавших ему какое-либо добро. Указывая мне однажды на портрет, висевший у него в кабинете, он сказал: «Вот мой благодетель: он выручил мою честь под Прейсиш-Эйлау». Это был портрет Мазовского, бывшего в этом деле командиром лейб-гвардии гренадерского полка, который исторг графа из среды неприятелей, готовых уже схватить его. Кучковскому, отрезывавшему ему под Кульмом руку, выдавал он пенсион, также некоторым незначительным лицам, которые чем-нибудь были полезны его дядям, графам Остерманам.


Приезжая в свои рязанские деревни, он приглашал к себе мелкопоместных соседей, людей простых и незначительных, и обращался с ними, как добрый кампаньяр. При воспоминании о матери своей у него нередко выступали слезы; с миниатюрным портретом ее, который носил на груди, он никогда не расставался.

В кампанию 1813 года Остерман-Толстой прославил своё имя в блестящем бою под Кульмом, в Богемии (ныне Чехия), где получил осколочное ранение от ядра. Командование Остерман-Толстой передал генералу Ермолову. Сражение длилось два дня. В первый день, 29 августа, русская гвардия под командованием графа Остермана-Толстого сдержала ценой больших потерь натиск втрое превосходящих сил французского корпуса Вандама. На второй день, 30 августа, французский корпус сам оказался в окружении союзных войск и был принуждён к сдаче. Победа при Кульме закрыла наполеоновским войскам путь в Богемию, народ Чехии преподнёс герою сражения подарок. В Государственном Историческом музее хранится кубок, поднесённый «храброму Остерману от чешских женщин в память о Кульме 17 августа 1813 года», и мундир, в котором был Остерман-Толстой в момент ранения. В результате ранения он потерял левую руку. На соболезнования о ранении он ответил:


«БЫТЬ РАНЕНОМУ ЗА ОТЕЧЕСТВО ВЕСЬМА ПРИЯТНО, А ЧТО КАСАЕТСЯ ЛЕВОЙ РУКИ, ТО У МЕНЯ ОСТАЕТСЯ ПРАВАЯ, КОТОРАЯ МНЕ НУЖНА ДЛЯ КРЕСТНОГО ЗНАМЕНИЯ, ЗНАКА ВЕРЫ В БОГА, НА КОЕГО ПОЛАГАЮ ВСЮ МОЮ НАДЕЖДУ».


Из воспоминаний писателя И. И. Лажечникова: «Раненого (рука держалась еще на плечевом суставе; надо было отделить ее) отнесли с места сражения на более безопасное; приехал король прусский и, увидав его окровавленного, в бесчувственном положении, заплакал над ним. Лишь только он пришел в себя, первою его мыслью, первым словом был государь, которого он любил до обожания.

— Est-ce vous, sire? (- Это вы, ваше величество? фр.) — спросил он короля, — l’empereur mon maitre est-il en surete? (Мой господин император в безопасности? фр.)

Его скоро окружили врачи из разных полков. Он остановил свой взор на одном из них, еще очень молодом человеке, недавно поступившем на службу (это был Кучковский), подозвал его к себе и сказал ему твердым голосом:

«ТВОЯ ФИЗИОНОМИЯ МНЕ НРАВИТСЯ, ОТРЕЗЫВАЙ МНЕ РУКУ».

Во время операции он приказал солдатам петь русскую песню. Этот рассказ передан мне адъютантами его, бывшими при нем в Кульмском деле…
Рука эта долго хранилась в спирте. Когда я приехал с ним в 1818 году в его Сапожковское имение, село Красное, он куда-то пошел с священником и запретил мне сопровождать его. Впоследствии я узнал от того же священника, что он зарыл руку в фамильном склепе своих дядей, графов Остерманов, в ногах у гробниц их, как дань благодарности за их благодеяния и свидетельство, что он не уронил наследованного от них имени.»


Граф Остерман-Толстой был благородным и честным человеком. Когда флигель-адъютант князь Голицын привез графу Остерману св. Георгия 2-го класса, Остерман-Толстой сказал ему:


«ЭТОТ ОРДЕН ДОЛЖЕН БЫ ПРИНАДЛЕЖАТЬ НЕ МНЕ, А ЕРМОЛОВУ, КОТОРЫЙ ПРИНИМАЛ ВАЖНОЕ УЧАСТИЕ В БИТВЕ И ОКОНЧИЛ ЕЕ С ТАКОЮ СЛАВОЙ».



В память о том, что знаменитый герой Отечественной войны 1812 года когда-то покоился в женевской земле, 16 февраля 2006 года по инициативе российских дипломатов на кладбище Пти-Саконне в Женеве была открыта мемориальная доска. В 2011 году, к 250-летию Троицкой церкви села Красного Сапожковского района Рязанской области, перед входом в храм прикрепили доску, где перечислены представители российской ветви Остерманов, захороненные в усыпальнице, включая Остермана-Толстого.

В селе расположена действующая Троицкая церковь, построенная в 1761 году стараниями графа Федора Андреевича Остермана. Церковь каменная, пятиглавая, с колокольней. В церкви расположена родовая усыпальница графов Остерманов, в которой находятся могилы Марфы Остерман, её сыновей Федора Остермана и Ивана Остермана, графа А. И. Остермана-Толстого и князя Мстислава Валериановича Голицына графа Остерман. В советское время церковь использовалась как зернохранилище, заново освящена в 1995 году.



Вблизи церкви сохранились остатки усадьбы Остерманов — пруды, парк, каменный дом управляющего имением, использовавшийся в советское время в качестве здания психиатрической больницы, закрытой в 1990-е.
Вот такие факты и истории, которые я свел в одной теме. Некоторые даже не хочется и комментировать... Советское время - психиатрическая больница. Все что могу сказать. Хотелось бы чтобы мы скорее вышли из этого времени.

 

[kid74]

Спасибо! Очень познавательно!

С Уважением, Кирилл

 

[Андрей Пустоваров]

Спасибо! Очень познавательно!

С Уважением, Кирилл

спасибо за оценку! Какой никакой но труд... Немного спонтанно, хотел полноценную статью написать, но нет времени...

 

[Андрей Пустоваров]

История искусства тоже очень занимательная вещь. В ней, в этой истории жуть как важно, кто первооткрыватель сюжета, а кто последователь. Что первично, а что вторично... Хронология, так сказать...




памятник работы Торвальдсена. Но говорят.. Говорят в Москве курей доят.

Дело в том, что граф Остерман-Толстой умер в 1857 году... 30 января (11 февраля) 1857 год Остерман-Толстой умер от паралича в лёгких, в Женеве в возрасте 86 лет. В мае того же года его тело отправлено в родовое имение, село Красное Рязанской губернии Сапожковского уезда и там перезахоронено в Троицкой церкви.

Бе́ртель То́рвальдсен (дат. Bertel Thorvaldsen; 19 ноября 1770, Копенгаген — 24 марта 1844, Копенгаген) — датский скульптор, представитель позднего академического классицизма. Торвальдсен работал в Риме и его произведения в неоклассическом стиле были непосредственно вдохновлены античным искусством. Торвальдсена считают одним из главных героев «Золотого века» датского искусства.

Вполне логично, что скульптор, создавший надгробие графа, как минимум должен был его пережить... А Торвальден скончался в 1844 году. Лет тринадцать до графа...


В других источниках автор надгробия Гальберг. Но он тоже скончался ранее графа...

Самуи́л Ива́нович Га́льберг (Самуи́л Фри́дрих Га́льберг) (2 [13] декабря 1787, мыза Каттентак, Ревельская губерния — 10 [22] мая 1839, Санкт-Петербург) — русский скульптор, представитель классицистической школы, портретист и монументалист; младший брат архитектора Ивана Гальберга, ученик Ивана Мартоса. Академик (с 1830) и профессор (с 1836) Императорской Академии художеств.





Венера Победительница. 1804—1808. Мрамор. Галерея Боргезе, Рим

А ведь скульптуры похожи...

Венера Победительница (также Венера Победоносная или Venus Victrix) — мраморная полуобнаженная скульптура Венеры (Афродиты) в натуральную величину, выполненная итальянским скульптором Антонио Кановой в период с 1805 по 1808 год. Моделью скульптуры была Полина Бонапарт.

Анто́нио Кано́ва (итал. Antonio Canova; 1 ноября 1757, Поссаньо (Тревизо), Венето — 13 октября 1822, Венеция) — итальянский скульптор, наряду с датчанином Бертелем Торвальдсеном, наиболее значительный представитель салонно-академического течения в искусстве западноевропейской скульптуры в период неоклассицизма. Некоторые историки искусства, отмечая натурализм формы и творческого метода скульптора, тем не менее, ссылаясь на идеализацию образов, относят его творчество к «раннему романтизму». За своё мастерство получил прозвание «Новый Фидий» (il nuovo Fidia).

Странным образом и Торвальден всплывает рядом с именем Кановы...


Кстати, Торвальден автор знаменитой скульптуры умирающего льва в Люцерне (1818-1821)



p.s. Точную копию скульптуры Венеры Победительницы изготовил Томмазо Солари по заказу Николая Константиновича Романова, с лицом его возлюбленной Фанни Лир. Данная скульптура хранится в Государственном музее искусств Узбекистана. Носит ведь искусство по свету..

 

[Андрей Пустоваров]

Если много читать интернет, то можно найти информацию, что граф был награжден Большим Крестом Железного Креста 1813 года..

Das Großkreuz der 1. Ausgabe mit der Jahreszahl 1813 wurde fünfmal verliehen, und zwar


am 31. August 1813 an Generalfeldmarschall Gebhard Lebrecht Graf von Blücher (1742-1819),


am 15. September 1813 an General der Infanterie Friedrich Wilhelm Graf Bülow (1755-1816),


am 26. Januar 1814 an General der Infanterie Bogislav Friedrich Emanuel Graf Tauentzien von Wittenberg (1760-1824),


am 31. März 1814 an General der Infanterie Johann David Ludwig von Yorck (1759-1830), und


im Herbst 1813 an Carl Johann, Kronprinz von Schweden (1763-1844).


Weiter sollen noch zwei nachträgliche ungesicherte Verleihungen zu unbekannten Daten vorgenommen worden sein und zwar an General der Infanterie Friedrich Heinrich Graf Kleist von Nollendorf (1762-1823) und an den russischen General der Infanterie Alexander Iwanowitsch Graf Ostermann-Tolstoi (1770/72-1857).

Кроме того, сообщается, что два последующих негарантированных пожалования были сделаны в неизвестные даты, а именно генералу от инфантерии Фридриху Генриху графу Клейсту фон Ноллендорфу (1762-1823) и русскому генералу от инфантерии Александру Ивановичу графу Остерману-Толстому (1770/72-1857).


Так себе информация..

 

[Андрей Пустоваров]

Продолжим...



Вероятно из-за того, что автором идеи такой скульптуры был именно Канова, на сайте Исторического музея выдвигается версия, что надгробный памятник был заказан самим Александром Ивановичем Остерманом-Толстым задолго до кончины и что модель для этого памятника предположительно исполнил известный итальянский скульптор Антонио Канова. Изготовил памятник скульптор С. И. Гальберг из белого мрамора, он же является исполнителем уменьшенной мраморной копии надгробия, которая и сохранилась в музее до нашего времени..



В экспозиции «Отечественная война 1812 года» представлен очень интересный предмет — миниатюрная копия надгробия генерала графа А. И. Остермана-Толстого. Он изображён лежащим на правом боку, опирающимся на барабан, кистью правой руки поддерживающим голову. Перед ним — его оторванная левая рука, а в ногах — гренадерская шапка Павловского полка. В барабан вставлен часовой циферблат, стрелки которого указывают время тяжёлого ранения. На постаменте имеется надпись:


VIDES HORAS NESCIS HORAM’ («Ты видишь время, но не знаешь своего часа»).




Местонахождение могилы Остермана-Толстого в настоящий момент неизвестно. Надгробие и его бронзовая копия давно утрачены, и представленная в Музее Отечественной войны 1812 года мраморная миниатюрная копия является единственным скульптурным напоминанием о герое.

 

[Карацуповец]

Продолжим...



Вероятно из-за того, что автором идеи такой скульптуры был именно Канова, на сайте Исторического музея выдвигается версия, что надгробный памятник был заказан самим Александром Ивановичем Остерманом-Толстым задолго до кончины и что модель для этого памятника предположительно исполнил известный итальянский скульптор Антонио Канова. Изготовил памятник скульптор С. И. Гальберг из белого мрамора, он же является исполнителем уменьшенной мраморной копии надгробия, которая и сохранилась в музее до нашего времени..



В экспозиции «Отечественная война 1812 года» представлен очень интересный предмет — миниатюрная копия надгробия генерала графа А. И. Остермана-Толстого. Он изображён лежащим на правом боку, опирающимся на барабан, кистью правой руки поддерживающим голову. Перед ним — его оторванная левая рука, а в ногах — гренадерская шапка Павловского полка. В барабан вставлен часовой циферблат, стрелки которого указывают время тяжёлого ранения. На постаменте имеется надпись:


VIDES HORAS NESCIS HORAM’ («Ты видишь время, но не знаешь своего часа»).

В 50 +-2 заказать себе памятник, не рановато ли? Или следуя "Memeno mori" был начеку? Есть наверное где-то в архивах сведения о том, с чьей модели Гальберг памятник ваял.

 

[Андрей Пустоваров]

В 50 +-2 заказать себе памятник, не рановато ли? Или следуя "Memeno mori" был начеку?

Мне запала в душу эта фраза - мы не можем влезть в голову человека пятнадцатого века...

Похоже, что в голову человека девятнадцатого века мы тоже влезть не можем.

Мы, частенько, в себе разобраться не можем.

Все эти книги о истории, биографии людей это просто примерка чужой жизни на свою... На свои знания, на свои размышления. Поэтому и интересно читать книги, написанные умным человеком, а всякие сочинения пятикласников и второгодников вызывают удивление, как так можно тупить... Скорее всего, что все было не так. Слишком мало дано информации в условии задачи..

Есть наверное где-то в архивах сведения о том, с чьей модели Гальберг памятник ваял.

В том то и дело, что нет этих сведений. Всякие вариации на тему, которые я и озвучил.

 

[Андрей Пустоваров]

Есть наверное где-то в архивах сведения о том, с чьей модели Гальберг памятник ваял.

Копаюсь дальше в пыли интернета - в этой клоаке басен и сплетен обо всём..

Вот тебе фраза, друг Дмитрий...

Доподлинно и неизвестно, где и когда в России произошло окончательное захоронение его останков. Последние достоверные сведения датированы 24 июля 1857 года: о прибытии траурного кортежа в Москву свидетельствовал в письме к Шарлю де Бюде племянник генерала, князь Валериан Михайлович Голицын. Дальше следы теряются. Сведений о том, что гроб с телом доехал до рязанского имения Красное в Сапожковском уезде — родовой усыпальницы первых российских Остерманов — нигде в архивных и печатных источниках не обнаружено.

Конечно, рукописи они не горят.. Может чего когда где найдется и склеят и эту разбитую чашку... Но пока байка про надгробие это только байка...

 

[Андрей Пустоваров]

В 50 +-2 заказать себе памятник

Кстати, а почему в полтинник и не заказать себе памятник? Когда есть и деньги и время подумать о чем то хоть малость вечном?

Венера Победительница (также Венера Победоносная или Venus Victrix) — мраморная полуобнаженная скульптура Венеры (Афродиты) в натуральную величину, выполненная итальянским скульптором Антонио Кановой в период с 1805 по 1808 год. Моделью скульптуры была Полина Бонапарт.

Анто́нио Кано́ва (итал. Antonio Canova; 1 ноября 1757, Поссаньо (Тревизо), Венето — 13 октября 1822, Венеция) — итальянский скульптор, наряду с датчанином Бертелем Торвальдсеном, наиболее значительный представитель салонно-академического течения в искусстве западноевропейской скульптуры в период неоклассицизма. Некоторые историки искусства, отмечая натурализм формы и творческого метода скульптора, тем не менее, ссылаясь на идеализацию образов, относят его творчество к «раннему романтизму». За своё мастерство получил прозвание «Новый Фидий» (il nuovo Fidia).

Странным образом и Торвальден всплывает рядом с именем Кановы...


Кстати, Торвальден автор знаменитой скульптуры умирающего льва в Люцерне (1818-1821)

Кстати, не ГИМ конечно, но нашел у себя на полках эти две скульптуры...

 

[Андрей Пустоваров]

Еще немного о генерале..

После увольнения от всех дел генерал все меньше и меньше проводил времени в России, много путешествовал по Востоку, а затем навсегда обустраивается в женевском пригороде Пти-Саконне.

В течение добрых двадцати лет он был, наряду с Великой княгиней Анной Феодоровной, самым известным персонажем русской колонии в Женеве. На Лемане генерал отдыхал после всех своих

многотрудных лет, походов, подвигов и ранений. Но он не любил вспоминать о своих подвигах. «Бог помог нам победить французов, а я тут не при чем», — так, по свидетельству женевского

священника Василия Полисадова, отвечал генерал на распросы о Кульмском и других сражениях. Его простоту и скромность, вплоть до самоуничижения, подчеркивали многие мемуаристы.

В последние годы жизни почтенный возраст и последствия тяжелых ранений вынуждали героя проводить много времени без движения, при этом он не утрачивал своего взрывного характера и

острого языка. Известен исторический анекдот об одном из многочисленных русских гостей, который пришел к старику засвидетельствовать свое почтение. На вопрос посетителя: «Что делаете Вы,

граф, в Женеве?» тот отвечал: «Оборачиваюсь спиною к Монблану», ибо кресло, на котором целый день сидел старый генерал, упиралось в простенок между двух окон с чудесным видом на гору…

В Женеве генерал не был одинок. Его последние годы жизни были скрашены постоянным присутствием близких людей — детей и их семей.

Законных детей у графа Остермана-Толстого и его жены, урожденной княжны Елизаветы Алексеевны Голицыной (1779—1835) не было, поэтому титул графов Остерманов, вместе с имениями в

Рязанской, Московской, Санкт-Петербургской и Могилевской губерниях перешел после смерти генерала к князьям Голицыным, потомкам сестры графа Натальи Ивановны Толстой (1774—1841),

бывшей замужем за князем Михаилом Николаевичем Голициным (1757—1827). С тех пор старший мужчина в этой ветви Голицыных носил два титула и две соединенные фамилии «князь Голицын

граф Остерман». Последние в этом роду — праправнучатые племянники генерала Мстислав Александрович (с 1914 года последний владелец майората де факто) и его брат Лев Александрович

(последний владелец де юре) скончались в эмиграции соответственно в 1966-м и 1969-м годах. Своим трем внебрачным детям — Николаю, Екатерине и Агриппине, юридически не признанным,

граф Остерман-Толстой не мог передать ни фамилии, ни титула, ни имений. Они хотя и родились в Европе и никогда не жили в России, но, в полном соответствии с традициями внебрачных

потомков русской знати, были записаны под фамилией чуть измененной, но созвучной с фамилией своего отца — не «Остерман», а «Остерфельд». Николай Остерфельд (1823—1850) скончался

молодым и потомства не оставил. Дочь Екатерина (1825—1844) также прожила недолгую жизнь, но оставила детей от брака с Фракито д’Ошандо, испанским уроженцем на русской службе,

чиновником русской Миссии в Берне. Другая дочь — Агриппина (1827—1887) была замужем за Шарлем де Бюде из известного женевского рода. Многочисленное потомство дочерей генерала

существует и поныне в Швейцарии, Франции и других странах. Генерал Остерман-Толстой был одной из ключевых фигур женевского русского православного прихода. Его ревность в вере,

приверженность старинным обычаям постоянно подчеркивали в письмах и донесениях священнослужители, окормлявшие женевских православных.

"Граф Остерман есть истинное мое утешение в Женеве".

 

[Андрей Пустоваров]

Памятная доска на кладбище Пти-Саконне.

Несмотря на изнеможение сил, он держал пост во дни Страстной Седмицы и долг христианский исполнил истинно по-православному. Сетует на то, что его принуждают «гнать на почтовых», т.е. приобщаться без предварительных шестидневных служб», — писал в 1851 г. отец Василий Полисадов.

Именно графу Остерману-Толстому, вместе с некоторыми другими ревностными православными христианами, мы должны быть благодарны за то, что русский православный храм, после многолетнего отсутствия церкви на территории Швейцарии, смог быть открыт в Женеве на постоянной основе.

Будучи как-то с отцом Василием на могиле сына Николая, граф заметил, что он ляжет подле.

Священник возразил: «Мы не уступим Женеве чести обладать Вашим прахом».

Генерал отвечал на это: «А на что он России? И теперь я ничего не стою, а после смерти — какая кому нужда до моего праха?».

30 января /11 февраля 1857 года генерал скончался, его тело было первоначально погребено на кладбище Пти-Саконне, но в конце мая запечатанный гроб был отправлен в Россию. Слова генерала о собственном прахе оказались почти пророческими. Так доподлинно и неизвестно, где и когда в России произошло окончательное захоронение его останков. Последние достоверные сведения датированы 24 июля 1857 года: о прибытии траурного кортежа в Москву свидетельствовал в письме к Шарлю де Бюде племянник генерала, князь Валериан Михайлович Голицын. Дальше следы теряются. Сведений о том, что гроб с телом доехал до рязанского имения Красное в Сапожковском уезде — родовой усыпальницы первых российских Остерманов — нигде в архивных и печатных источниках не обнаружено.Как бы то ни было, в 2006 году, по инициативе группы энтузиастов, на стене кладбища Пти-Саконне была, при большом скоплении народа, торжественно открыта и освящена мемориальная доска в память о первом захоронении героя.Множество подробностей о женевском периоде жизни генерала, о его семейном круге и детях можно будет узнать из книги, составленной одним из его проживающих в Швейцарии потомков. Книга эта должна, если даст Бог, выйти в течение 2013-го года — года двухсотлетия Бауцена и Кульма, вершины воинской славы храброго генерала.