Философ и нумизмат Василий Розанов

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Все опубликованные к тому времени труды Н. А. Морозова подверг весьма едкой характеристике В. В. Розанов в рецензии от 13 апреля 1910 года:

Г-н Н. Морозов замечателен четырьмя вещами:
1) тем, что он 20 лет просидел в Шлиссельбургской крепости,
2) тем, что, выйдя из неё, он немедленно женился, о чём говорил весь Петербург,
3) что он нелепо объяснил Апокалипсис и
4) что Репин написал с него изумительный портрет, но сбоку, так что глаз не видно, «глаза» портрета ничего не говорят…
Этими четырьмя поступками он составил себе быструю репутацию колеблющегося смысла, но настолько громкую, что куда бы ни появился, что бы ни написал, все бегут смотреть или спешат читать: «А, да ведь это Н. Морозов», «который 20 лет просидел в одиночке, вышел и женился». Признаюсь, репутация его мне не нравилась, и в особенности казалась нескромною явная претенциозность в науке, которую он хотел «переворотить и обновить»… Он о чём-то совещался и что-то оспаривал и у Д. И. Менделеева насчет его периодического закона элементов, и тоже «не соглашаясь», «опровергая» и «открывая новое». <…> «Апокалипсис» и «Физико-химия» читаются только из вежливости к «шлиссельбургскому узнику», который вместо того, чтобы с ума сойти, как, вероятно, со многими и случилось бы, над чем-то копался и что-то писал…

В ходе следствия вышел на В.В. Розанов

Василий Васильевич Розанов (20 апреля [2 мая] 1856, Ветлуга, Костромская губерния — 5 февраля 1919, Сергиев Посад) — русский религиозный философ, литературный критик, переводчик, публицист и писатель.
Совместно с П. Д. Первовым осуществил первый в России перевод «Метафизики» Аристотеля. Хотя Розанов не писал художественных произведений, его творчество выделяется уникальным и непереводимым художественным стилем.

Буквально на днях также обращался к нему


И вот снова с ним повстречался.


Самое интересное, что я выяснил, что вот Василий Васильевич Розанов был коллекционером. Он коллекционировал монеты. А это не изредка картины приобретать. Нумизматика требует системы, понимания, знаний. Розанов был страстным нумизматом. Его коллекция, хранящаяся в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (Отдел нумизматики), насчитывает 1497 монет.

Коллекция В.В. Розанова​

royanov.jpg


Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - известный философ, литературный критик и публицист, страстный коллекционер античных монет. По свидетельству самого В.В. Розанова, его коллекция насчитывала около 6000 монет, из них 4500 греческих и 1500 римских.

В отделе нумизматики ГМИИ им. А.С. Пушкина в настоящее время хранится 1497 монет из собрания писателя. 1478 экз. были переданы в Музей в 1924 г. из Музея-Института Классического Востока, куда они были проданы дочерью В.В. Розанова - Татьяной. Еще 19 монет были приобретены в течение 1925-1944 гг., из них девять золотых римских монет были куплены у дочери В.В. Розанова - Н.В. Верещагиной. Судьба остальной части этого интересного нумизматического собрания и по сей день остается неизвестной.

Из почти тысячи входящих в коллекцию В.В. Розанова и хранящихся в ГМИИ древнегреческих монет более 4/5 всего количества отчеканено на монетных дворах Восточного Средиземноморья и Малой Азии. Чеканка греческих городов материковой и островной Греции представлена единичными экземплярами. Практически отсутствуют монеты греческих городов Великой Греции, но при этом более 60 экземпляров принадлежат сицилийским выпускам. Из 400 римских монет подавляющее большинство (более 370 экземпляров) относится к республиканской эпохе.
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland

В. В. Розанов «Об античных монетах»​


Е.В. Лепехина





В настоящем сборнике мы переиздаем очерк о нумизматике известного русского философа и публициста Василия Васильевича Розанова (1856-1919). Ряд отдельных фрагментов объединен автором под общим названием «Об античных монетах». Очерк не был помещен ни в одном из двух выходящих в настоящее время собраний сочинений писателя. Это не удивительно, так как огромное количество его статей и заметок, зачастую анонимных или подписанных псевдонимами, затеряно на страницах различных периодических изданий и не поддается точному учету. Посмертные публикации наследия Розанова на протяжении полувека после его кончины были единичны и случайны: как правило, они редко привлекали внимание широкой читательской аудитории. Не стал исключением и очерк «Об античных монетах», впервые увидевший свет в 1939 г. в книге М. М. Спасовского «В. В. Розанов в последние годы своей жизни». Письма и рукописи Розанова, опубликованные в этой книге, Спасовский в 1926 г. вывез при отъезде из СССР. Как он писал в предисловии, рукопись-монографию «Об античных монетах» с подзаголовком «Как и почему пришло на ум собирать древние монеты» Розанов предоставил в распоряжение журнала «Вешние воды» в самом конце 1916 г., незадолго до Февральской революции. Предполагалось печатать по 16 страниц в каждой из очередных книг журнала с таким расчетом, чтобы потом эти тетради можно было переплести в самостоятельное издание. По словам Спасовского, публикация не состоялась в связи с революционными событиями 1917 г. По замыслу Розанова, его записки должны были чередоваться с письмами о нумизматике отца Павла Флоренского, однако были ли написаны последние, неизвестно.


Очерк «Об античных монетах» — не первое обращение Розанова к нумизматике. Еще в 1906 г. в двух номерах «Нового времени» он опубликовал эссе «Археология древних миниатюр», впоследствии неоднократно переиздававшееся. Отдельные его фрагменты повторены и в публикуемом очерке «Об античных монетах». Однако в отличие от эссе, новое произведение отчасти можно отнести и к излюбленному писателем мемуарному жанру. Розанов пишет о том, как и почему он начал собирать монеты, о современниках — известных нумизматах А. К. Маркове, А. В. Орешникове, Х. X. Гиле, О. Ф. Ретовском, с которыми ему довелось общаться, о своеобразном мире собирательства. Глубоко понимая и постигая тему, он превращает отдельные размышления и портретные зарисовки в увлекательный рассказ.


По воспоминаниям Розанова, началу его увлечения античными монетами способствовал Орешников, знакомство с которым состоялось в 1880-е гг., но интерес к античной истории проявился еще в детстве. Вспоминая о первых прочитанных им книгах, он писал «…и главное, самое главное: часть 1-ая „Очерков из истории и народных сказаний“ (Грубе?), начиная Финикияне, Сезострис, Суд над мертвыми, Алиас и Кир, Фемистокл, Поход Аргонавтов, Леонид и Фермопилы. Греков и римлян до поступления в гимназию я знал, как «5 пальцев“ и совершенно с ними сроднился, благодаря этой переводно-немецкой книжке. Она была без переплета, но вся цела, и лет пять была единственным моим чтением. Это единственное чтение, легшее на душу одиночным, не рассеянным впечатлением, страшно сохранило, сберегло душу. Оцеломудрило ее. Эта книга была моим Ангелом-Хранителем“».


Судя по заметкам, петербургский период (1893-1917) в жизни Розанова был наиболее насыщенным в плане его увлечения нумизматикой. Работа в Государственном контроле чиновником особых поручений, а затем постоянным сотрудником «Нового времени» значительно увеличила доход семьи, позволив, вероятно, тратить больше средств и на пополнение коллекции. Э. Ф. Голлербах так описывал петербургскую квартиру Розановых: «Квартира Розанова походила на своего хозяина: в ней не было ничего банального, — нельзя было понять, какая разница между „гостиной“, «кабинетом» и «спальной»; в гостиной библиотека, множество книг, гипсовая маска Страхова, Мадонна, нумизматическая коллекция. Здесь принимали гостей, вообще это было место «разговорное»' и «проходное“».


В статье Розанов рассказывает, как приходил за научными консультациями в Эрмитаж к хранителям Монетного отделения, кабинеты которых помещались в те годы на хорах Двенадцатиколонного зала в Новом Эрмитаже. Есть также упоминания о петроградских антикварах, указания на занятия нумизматикой появляются и в других произведениях Розанова: «Был 1-й час ночи. Все давно уснули. Я встал из-за монет (античные, определяю)» или «4-й час утра; кончаю занятия нумизматикой» и др.


В ряде произведений изображения монет из своей коллекции Розанов использует в качестве иллюстративного материала. По воспоминаниям дочери Розанова, Татьяны, для срисовывания монет была приглашена Татьяна Николаевна Гиппиус (сестра З.Н.Гиппиус). Т. Розанова пишет о том, как отец разбирал монеты, любовался ими и рассматривал в лупу отдельные детали, сверяя их по каталогам, записывал определения на маленькие этикеточки, которые затем вкладывал в картонные коробочки, оклеенные зеленой бумагой. Шкаф с плакетками, в котором хранились монеты, был приблизительно 2 м в вышину и 2 м в ширину. Обычно Розанов занимался нумизматикой с 12 ночи до 4-5 часов утра, а днем спал еще два часа (детей на это время уводили гулять, чтоб не мешали). О том, как высоко ценили современники его нумизматические познания и коллекцию, свидетельствует рассказ Т. Розановой о приглашении Розанова великим князем Сергеем Александровичем во дворец для ознакомления с его коллекцией.


Достаточно подробно излагает Т. Розанова судьбу коллекции. В середине 1917 г. Розанов с семьей переехал из революционного Петрограда в Сергиев Посад. При переезде золотые монеты он передал на хранение в сейф Главного государственного банка, который вскоре был эвакуирован в Нижний Новгород. Шкаф с серебряными и медными монетами оставили на хранение на складе в Петрограде, однако вскоре из-за перепадов температуры пазы в шкафу разбухли, коробочки сместились, что привело к депаспортизации монет – пропала работа всей жизни Розанова. Почти в то же время, когда он возвращался из Сергиева Посада в Москву и заснул на вокзале, у него пропали три любимые золотые античные монеты, с которыми он никогда не расставался и носил в кармане брюк. Об этой утрате Розанов никогда не мог забыть.


Часть серебряных монет в 1920 г. была продана в Исторический музей. Полученных денег, как пишет Т. Розанова, «хватило на два килограмма сливочного масла и на то, чтобы заплатить за квартиру». Оставшиеся серебряные и медные монеты, от покупки которых учреждения отказались, хранились сначала у знакомых, а в декабре 1947г. были проданы «в частные руки — одному армянину». Т. Розанова пыталась спасти от переплавки хотя бы часть золотых монет, отданных на хранение в Государственный банк, ездила в Наркомпрос к Троцкой с ходатайством о передаче их бесплатно в музей. Но следов этой части коллекции не нашли, а документы вернули.


В настоящее время рукописное собрание Розанова хранится в ГМИИ и ОР РГБ, а нумизматическое (около пяти тысяч античных монет), переданное в 1924 и 1936 гг. из Института классического Востока, — в Отделе нумизматики ГМИИ.


С коллекцией Розанова связано и одно из преданий о его смерти, рассказанное С.Н.Дурылиным: «Когда Василий Васильевич умер и закрылись глаза, нужно было положить на веки медяки, чтобы не раскрывались веки. Но денег тогда медных в России не было, и карманы были полны ничего не стоившими бумажными пятачками Керенского. И пришлось взять какие-то медяки из египетской коллекции и их древнею медью с Озирисом и Аписом придавить глаза, еще не давно зорко рассматривавшие с восторгом эти самые монеты».


Во введении к очерку М. М. Спасовский так характеризует произведение Розанова и готовит читателя к встрече с ним: «…“Об античных монетах» — это, откровенно говоря, вовсе даже и не монография и уж вовсе не сочинение. Для «сочинения» нужен «сочинитель», а здесь-то его как раз и нет.


Представьте себе, что в углу широкого низкого дивана, забравшись с ногами, сидит человек. На коленях у него коробка с табаком и гильзами и он набивает папиросы. Тут же рядом лежат монеты разные, — некоторые в «Варинькиных мешечках» (вторую жену В.В.Розанова звали Варварой), есть и в старых конвертах, и разложенные аккуратно в плоских ящичках — на фланели. И человек этот рассказывает, а не «читает лекцию», и вы слушаете, вместе с ним трогаете монеты, рассматриваете их и ощущаете, не столько умом постигаете тему, так пестро и ярко излагаемую, а душою, чувствами, и при этом наглядно, картинно, — именно, осязательно.


Рассказчик вводит вас в мир своей мысли, как в какое-то удивительное царство, где для него все реально, — где самая «сухая», такая «скучная» и «слишком уж отвлеченная» и «далекая» тема вдруг превращается в живой трепет чего-то не только глубокоинтересного, но близкого, простого и милого и «конечно, нужного“ […]».
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland

В. В. Розанов​


ОБ АНТИЧНЫХ МОНЕТАХ​





Вместе с Павлом Александровичем Флоренским мы – заядлые любовники монет. В письмах мы то любимся, то ссоримся, спорим о земле и о небе; но когда глаза наши устремлены по одной оси и перед нами лежит греческая монета, то мы только потрагиваем за руку друг друга и уже не можем ничего говорить. Мир умолкнул, толпы нет, на нас глянула жизнь из-за двух тысяч лет, и завороженные ею мы ничего не видим, не слышим в «юдоли здешней», иде же бысть «скрежет зубовный и окаянство».


Давно нам хотелось обоим соединить в одной статье мысли свои, занятия свои, а я мечтал всегда — и сердца. И вот пусть под «кое-чем» из нумизматики, приводящей в забвение ум, как некогда игра Орфея в Аиде (если я не перевираю мифологию) наводила тот же экстаз и беспамятство, — пусть это наше давнишнее желание будет исполнено.


Буду чередовать отрывки его и свои, почти не приводя их в порядок: по бессилию, по старости.


Вот давно написанный отрывок, которым я думал доброхотного читателя «ввести в интерес собирания древних монет». Для этого я почел за лучшее и простейшее — отчего и как начал сам собирать их.





Как и почему пришло на ум собирать древние монеты.


Собирание мною древних монет имеет, как ни странно сказать, — определенное историческое начало и почти мифическое рождение. А. В. Орешников, ныне знаменитый нумизмат, — увы, по русской нумизматике, — а по молодости купил значительное количество греческих и римских монет, — или числом 900 за 1.000 руб. или тысячу монет за 900 руб. Две эти цифры я удержал в памяти забыв, которая к чему относится. Это, без сомнения, те монеты, которые он упоминает в своем «Описании греческих монет Московского университета», как принесенные в дар этой almae matri, из скромности назвав их «небольшим количеством».


На самом деле, и количество, и качество их было значительно. Показывая товарищу своему по учению, А. К. Белкину и мне, это собрание, он отделил из него одну монету (дублет), бронзовую Септимия Севера, с изображением на оборотной стороне императора на коне, которого ведет за повод нагой человек и надписью ADVENTVS AVG.


Было это в 1880 году. Монету я постоянно носил при себе, в течение странствующей жизни учителя; и, по временам вынимая ее, любовался. Глаз мой заметил, а душа была удивлена необыкновенною натуральностью — художеством изображения. Будь монета сделана в наши времена, — ведение лошади всадника было бы изображено через фигуру перед нею идущего человека, который держит повод. Понурый слуга или чиновник, в приличной случаю или положению одежде, шагает впереди лошади, — шагает впереди: и только! Здесь поводарь взят в пол-оборот: нога его, которую вот-вот он перенесет в новый шаг, уже отделена пяткою от земли, когда передняя нога стоит на земле всею ступнею. На монете видна ступня задней ноги в сгибе; прелестно выделяется ея пятка! И сам он, ведущий не «лошадь», а поистине коня — полуобернулся на императора: каждый знает, до чего красива и выразительна фигура человека в этом полуобороте!


— Так не умеют теперь делать! — думывал я не раз. Потом догадался о худшем, об обломовском: — Так не хотят делать! Ну, зачем представлять человека «идущим», когда можно представить его просто «растопырившим ноги», что конечно «сойдет» для казенного ведомства, заказавшего резчику монету…И «оборачивающегося»: это просто даже и не пришло резчику в голову, да и не было бы ему позволено: «Зачем оборачиваться?»… Нечто дерзкое в отношении императора, не церемонное, не служебное…


— Э, нищие! Нищие, дохлые и клячи…


Так говорил я, пряча монету обратно в карман. Под ADVENTVS AVG стояло волшебное SC – Senatvs Consvlto, как я уже знал из объяснения Орешникова. Маленькое объяснение нашей исторической дохлятины. Но SC было совершенно стерто: и только, лизнув монету и отведя ее в сторону, поворачивая так и этак, можно было видеть эти две буквы, говорившие о Риме больше, чем Кюпер.


Волшебный край… и прочее, как вздыхали наши поэты.


Монету эту я носил про себя и для себя, эгоистически. Но изредка показывал ее ученикам Брянской, Елецкой и Бельской гимназии, — приблизительно с теми комментариями, какие написал сейчас. Ученики также как я восхищались живостью и натуральностью изображения. Я убежден, что горсть римских республиканских денариев, данных классу для рассматривания, сказала бы им больше о древнем мире, чем мертвые рисуночки, продукт нашей техники, приложенные к 75-копеечным учебникам.


Но наш «классик», Д. А. Толстой, едва ли знал, что в Риме были «денарии»; и через это последние избавились от унижения, «нести службу» в его ведомстве…


Бог с ним…


Который-то ученик в Бельской прогимназии, в ответ на показанную классу монету Септимия Севера, — принес в класс и подарил мне взятую «от мамаши» неизвестную монету. Сейчас же я определил, что это была арабская монета. Она вышла очень удачная: лет 12 спустя А. К. Марков определил ее, как диргем (?) Гаруна-аль-Рашида, отчеканенный в городке, коего не значилось в Эрмитажном собрании. Я просил его принять ее в дар, — и ныне эта монета Бельского гимназистика будет вечно сохраняться в шкафах Эрмитажа, до скончания русского царства… Такового скончания, станем надеяться, не будет.


Затем во внутренних городах России я никогда не видел ни одной древней монеты, а в библиотеках гимназий не видал никогда ни одного сочинения по нумизматике. Россия была глуха, абсолютно глуха, к миру древних монет; и отношение ея к ним можно бы выразить вопросом спросонья:


— А разве они есть?


Как я не смеясь и не шутя говорю, что Толстой [Д. А. Толстой. — Е. Л.] вероятно предполагал, что в Риме расплачивались «рублями» и «копейками», — при том не полновесными, «нашими», — так точно вообще нельзя было встретить в России человека, имевшего бы какое-нибудь представление о нумизматике. Только знакомясь с сочинениями Владимира Соловьева, я где-то прочел у него в публицистике: «…бывают всякие науки, в том числе и смехотворные: есть напр. наука — нумизматика или еще преподается в училищах государственного коннозаводства наука о копыте кавалерийской лошади»…


И пошел, и пошел наш остроумец: во фразировке этой мысли я могу ошибиться; но не ошибаюсь в том, что меня поразило — в сравнении нумизматики с отделом конюшенного ведомства. Только когда в кабинете А. К. Маркова я увидал на стенах портреты – как наших «Пушкина и Гоголя» — знаменитых нумизматов – вероятно, де-Сольси, Бабелона и других, я измерил все самоуверенное невежество Соловьева.


В первый раз русского, «поверившего в нумизматику», я встретил в Кисловодске. Это был персиянин-часовщик, лет за тридцать. Худенький, черный. Торговал в лавчуге-лавченке против «галлерей». На столике у него я увидал несколько серебряных монеток, и, обомлев, прочитал на одной:


FAVSTINA AVGVSTA


А на другой:


IMP C VESPASIANVS…


— Боже мой! Боже мой! Фаустина, жена Марка Аврелия (Это была Фаустина старшая, жена Антонина Пия, — в маленькой жемчужной диадеме, но тогда я этого не знал. Примечание В. В. Розанова), философа, — моего любимого, нашего русского любимого! Неужели это подлинная?!! Но такой вид, как будто подлинная.
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
И Веспасиан, разрушивший Иерусалим! Неужели от тех пор? И надписи ясны, монеты совершенно сохранились, не как моя Септимия Севера, почти стершаяся, некрасивая. Как красива Фаустина: сколько достоинства и гордости в лице. Римская женщина, подлинная римская женщина, вот из тех, о ком пишет Кудрявцев в «Римских женщинах». А это… почти, увы, стертая — Августа: сзади что-то непонятное: два кружка, две полочки и около них пухлые червячки (Кай и Луций, внуки Августа, – со щитами и копьями. Примечание В. В.Розанова). А это Николай Чудотворец…. Почему она попала в древние монеты? А как сохранилась!


На лицевой стороне прекрасной серебряной монеты было иконное изображение Св.Николая, в архиерейской митре, — с чертами строгими и суровыми, как всегда и пишут этого святого, давшего пощечину Арию…


— Хорошо. За римские я даю по три рубля; Августа — стерта почти, но Бог с вами – даю и за нее три рубля. Но это — дешевле? указал я на Николая Чудотворца.


Персиянин посмотрел на меня злобно и гневно:


— Аршок! Тысяча лет! Больше тысячи лет!


Он выкрикивал прямолинейные предложения, очевидно, не владея языком. Продолжая совершенно недоумевать, как «св. Николай Чудотворец» попал на монету, — и, следовательно, что эта за монета — я дал и за нее три рубля. Что было изображено и написано на обороте — я совершенно не понимал. Не мог уловить…


Это был Сапатрок, — парфянский царь. Древность – более 2000 лет. Портрет его действительно до удивительности совпадает, — но только в профиль, — с Николаем Чудотворцем. Шапкообразная, украшенная жемчугом, тиара парфянских царей, — дает полную иллюзию архиерейской митры.


Чтобы кончить о «мифическом периоде» собирания мною монет, — передам еще о нумизмате, торговавшем на Гороховой улице (в СПб.). Увидя на окне его лавочки среди старых русских и несколько римских монет, я вошел в нее. Было узко, тесно и не очень светло. За прилавком сидел в тулупе бледный, сморщенный старик, — или молодой похожий на старика. Это был несчастный скопец ( «скопцы-менялы»). На мой вопрос он распорядился «подручному» подать мне, что требовалось (с окна дощечку с монетами).


Я копался. Отбирал. Не решался. Ничего не было интересного. Скопец сидел неподвижно. «Подручный» его был тоже скопец. После выбора, — или нерешительности, — он спросил «подручного», желая знать, какие я выбрал монеты.


Тот, не понимая выбора, был в затруднении, как ответить. Дело в том, что среди монет были и татарские, как известно — с надписями и без изображений. Тут-то и сказалось и «первое нумизматическое сведение», какое я услыхал от природного русского: ибо на Кавказе со мной говорил перс.


— Какие они отобрали? спросил он про меня.


Молчание. Он пояснил:


— Если с головами — значит римские.


«С головами»… В самом деле, мусульманские — «безголовые». Первое большое деление нумизматики…


* * *


В 1899 году П. П. Перцов, известный писатель, — много путешествовавший по Италии, — вернувшись из родного «гнезда» в Казани, зная мою страсть к древним монетам, подарил мне горсть драхм и 1 афинский статер: отнеся их в Эрмитаж – я показал их доброму хранителю последняго, А. К. Маркову, — преподавателю нумизматики в Археологическом Институте. И как «профессор» всякому бы студенту, — он мне называл города и страны — Сикион, Аргос, Фессалию, Ахейский союз городов, Афины, Флиус, и проч., где чеканились монеты.


— Подлинные? спрашивал я испуганным голосом.


— Никакого нет сомнения, ответил он мне равнодушно.


Такое равнодушие!


— Но какого же века? времени?


— Афинский статер не позднее 5-го века…


— Времени Перикла?!! — я не смел верить ушам.


— Да. И Пелопонесской войны.


Также равнодушно и спокойно.


— Эти же позднее, четвертого и третьего века.


И он ушел в исторические и мифологические объяснения.


— Сикион…


— Но почему вы знаете, что эта монета — «Сикиона»?


— А маленькое Е под Химерой.


— Какой «Химерой»? Это — лев?


— Лев, коза и змея, — вместе соединенные: видите, змейка, поднимается над спиною льва. Действительно — «змейка»: почему же я раньше не видел?? И Е: но почему он знает, что Е значит: «Синион»? Почему он знает Флиус?


— А протома была.


— Какая «протома»?


— Передняя половина быка, — ответил он нетерпеливо. И Ф и четыре точки. Это монета Флиуса, в Пелопонесе.


«Боже мой! Боже мой! Почему же этого нет у Иловайского, — когда это так интересно и ново».


Полная и большая фигура Маркова была невозмутима. Он охотно объяснял. Но уж очень спокойно. Нисколько не волновался: и хотя с интересом пересмотрел в лупу все мои монеты, но нисколько не был ими ни изумлен, ни восхищен. Между тем он видел Химеру, — сделанную людьми, верившими в Химеру!!


Только через год и вообще «со всем ознакомившись» я не мог не догадаться, ЧТО единственное отношение, какое он мог чувствовать к моим «все новым и новых сокровищам» — было ощущение скуки и что я его отрываю от занятий. Но – неистощимо терпеливый — он не показывал и вида.


— Но где все это прочитать?


— Есть атлас Цыбульского, изданный Вольфом.


Купил. За 4 рубля. Но это — сделанная «во вкусе Толстого» возмутительная по невежеству мазня царскосельского учителя гимназии. Смешное в «объяснениях» составляло то, что он, при указаниях на монеты, все делает ссылки: «Хранится в Британском музее», «находится в Берлинском мюнц-кабинете». Тогда как все это, т. е. эти монеты, хранятся в Эрмитаже, в Петербурге: но ему из Царского Села лень было дотащиться до Эрмитажа, и он «содрал» изображения из печатных изданий иностранных музеев, никогда и в глаза не видав подлинных монет, ни — Лондона, ни — Берлина!!


— Да, этот «иностранец из Лондона и Парижа» всего только шьет скверные пальто на Гороховой. Но что же сделали русские? Например, Марков?


Я не мог внутренне не упрекать его. Он подарил мне тогда свои изящные: «Les monnais des rois parthes. Supplement a l’ouvrage de M. le comte Prokesche-Osten. Par Alexis de Markoff. Paris, 1877». Две, квадратной формы, тетради-книги, с превосходно выполненными изображениями монет. Тут-то я рассмотрел и своего «Николая Чудотворца»… Вся книга полна изящества (изложения), ума и необозримой учености.


— Но отчего вы это написали по-французски? — спросил я его раз с полуупреком.


— Потому что это французам нужно, — ответил он равнодушно.


«А русским»… подумал я.


— А русским? — спросил я вслух.


— Ну, пять-шесть человек. Разве для 5-6 читателей можно издавать книгу?


Позднее занимаясь по «Каталогу греческих монет Британского Музея», — я увидел в подстрочных примечаниях ссылки на этот труд Маркова. И передал ему:


— Да. Вскоре по появлении на французском языке, кто-то перевел ее и на английский. И англичане пользуются.


Все также равнодушно. «А на русский» — никто не перевел. Ни одному студенту не пришло этого в голову.


— Ну… Верно социал-демократией занимаются. Что русскому студенту до парфян.


— Хоть бы вы своих слушателей в Археологическом институте заставили?


Он повел плечами. Я опять сетовал:


— Но как же я их «заставлю», если они ничего в науке нумизматике не понимают. Они напутают и испортят.


Я вспомнил Соловьева (Влад.) и Цыбульского.





* * *


Все делается постепенно…


И я узнал, что уж не такое полное отсутствие нумизматов в русской земле: как тихие тени, они прилетают в Эрмитаж, в его полусветные залы и, пробираясь по высокой лесенке «на верх», в «святилище науки», — около старожилов Эрмитажа, А. К. Маркова и О.Ф.Ретовского, определяют монеты, составляют их описания, делают сургучные слепки (особого состава мягкий сургуч) с интересных эрмитажных экземпляров, и, словом, «входят в подробности». Это слова незабвенного X. X. Гиля, как-то мне сказанные:


— Всякая вещь становится интересна из своих подробностей. Так и нумизматика: пока вы не начали ее изучать, т. е. с лупою в руках не начали знакомиться с подробностями каждой монеты, все они и вся нумизматика кажутся неинтересными.


Истинно. Как и то, что «взяв лупу» и раскрыв книги – уже не расстанешься с нумизматикою.


Позднее я узнал превосходный, — по точности и необозримым подробностям, — труд Бутковского-Глинки.


«Petit Mionnet de poche ou repertoire pratique a l’usage des numismatists en voyage et collectionneurs des monnaies grecques, avec indication de leurs prix actuels et de leurs degree de rarete par Alexandre Boutkowski-Glinka. Berlin, 1889».
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Розанов очень скрупулезно изучал свои сокровища, исследовал историю, особенности монет, научно классифицировал приобретенные редкости.
Дочь В.В. Розанова вспоминает, что отец садился за письменный стол часов в 12 ночи, когда уже все спали, и начинал разбирать монеты, любовался ими, рассматривал в лупу отдельные детали, сверял монеты по каталогу, записывал этикетки, которые вкладывал в картонные коробочки, оклеенные зеленой бумагой по размеру монет. Работал Розанов до 4-5 утра. По совету священника и философа Павла Флоренского, который тоже увлекался нумизматикой, Розанов стал описывать и систематизировать коллекцию. Павел Флоренский во время своих приездов в Петербург охотно помогал ему в этой работе.
В 1901 году Розанов едет в Италию. В Риме он надеялся купить античные монеты, но по его словам они были страшно дороги и не интересны. Часто в очень плохом состоянии. Зато намного дешевле можно было приобрести те же монеты в Петербурге. Он покупал их у известного торговца Нурри-бея, а также в меняльных лавках на Невском проспекте, на Гороховой и Садовой. Среди приобретенных монет были крупные бронзовые монеты Птолемеев, монеты Малой Азии, царей Вифинии и Сирии.
Несколько своих работ Розанов посвятил нумизматике, среди них «Археология древних миниатюр» (1906 г.) , «Об античных монетах» (1916 г.), а также разделы «за нумизматикой» в самых известны своих книгах «Уединенное» и «Опавшие листья» 1912 года. Писатель, рассматривая монеты, размышлял не только о древности, он мысленно отвечал оппонентам, вел внутренний диалог с читателями, анализировал современную ему общественную и политическую жизнь. Абзацы подписанные - «за нумизматикой» далеко не всегда были посвящены монетам. Розанов размышлял в них о русской литературе 18-19 веков, писал о гении Пушкина, своеобразии прозы Салтыкова - Щедрина, о поэзии Некрасова. Его высказывания были точны, замечания метки, словно древние монеты, помогали подняться над реальностью и временем. Розанов видел в монете не только окно в историю, не только жизнь ушедших времен, но и мог ощущать те нити, которые связывали прошлое и настоящее. Один из журналистов того времени так охарактеризовал увлечение Розанова нумизматикой: « В лице древней монеты Розанов видел не металлический кружок с каким то изображением и с какой то датой, а как бы окно, через которое он смотрит на античный мир, тут же, сейчас, в живой действительности, развертывающийся перед ним в образах и событиях». Очень точное наблюдение!
Коллекция Розанова быстро росла. Если в 1906 году в его собрании было 3500 монет, то в 1911 году было 4500 греческих и 1500 римских монет, всего около 6000.
После смерти в 1912 г. издателя А.С. Суворина, много печатавшего Розанова его материальное положение заметно ухудшилось. Позднее во время революции 1917 года многие сотрудники суворинского «Нового времени», были обвинены в монархических настроениях, иным грозил даже арест. Именно годы революции и Гражданской войны стали самыми трагическими для семьи Розановых.
Еще в 1916 году перед переездом с одной квартиры на другую Василий Васильевич сдал золотые монеты на хранение в сейф Главного государственного банка, оставив себе несколько наиболее любимых экземпляров. Он никогда с ними не расставался – всегда носил их с собой. Шкаф с медными и бронзовыми монетами поместили на хранение на склад.
При неблагоприятных условиях хранения на складе, шкаф от перепада температуры и влажности местами покоробился, разрушились ящички, перегородки распухли от сырости и все монеты перемешались. Огромная кропотливая работа по описанию и систематизации нумизматической коллекции, которой Розанов занимался на протяжении многих лет – погибла.
В 1917 году писателю казалось, что тяжелое, смутное время лучше и спокойнее пережить вдали от столиц. В тихом и спокойном месте. Семья философа переезжает в город Сергиев Посад. Здесь Розановы поселились в скромном деревянном доме, принадлежавшем ректору Московской семинарии. Дочери Татьяне позднее удалось перевезти в Сергиев Посад серебряные и бронзовые монеты из коллекции отца.
Здесь в Сергиевом Посаде писатель, размышляя над историческими судьбами России, стал писать книгу «Апокалипсис нашего времени». Он часто ездил в Москву, встречался c богословом и священником Сергием Булгаковым, философом Николаем Бердяевым, слушал лекции религиозного мыслителя, священника Павла Флоренского. В эти поездки, он вместе с дочерью Татьяной, посещал музей изящных искусств (ныне ГМИИ им. Пушкина) и всегда с особой радостью шел в любимый им Египетский зал, наполненный таинственной древностью и мистической мифологией Древнего Египта. Во время одной из таких поездок в Москву, на вокзале у Розанова украли три золотые античные монеты, с которыми он никогда не расставался. Для пожилого коллекционера это стало очередным, но не последним ударом судьбы.
Жизнь в Сергиевом Посаде в 1918 году становилась все труднее. Что бы прокормить свою семью, Розанов вынужден был расстаться со многими вещами и книгами из своей библиотеки, которые продавал через местного купца. Голод, нужда, болезни и смерть близких людей преследовали семью Розанова. В ноябре 1918 года писателя разбил паралич. Последние месяцы он уже не вставал. Друзья литераторы выхлопотали ему пособие 100 рублей – но этих денег катастрофически не хватало. 5 февраля 1919 года публицист, философ, писатель Василий Васильевич Розанов умер в Сергиевом Посаде.

С коллекцией Розанова связано и одно из преданий о его смерти, рассказанное писателем Сергеем Николаевичем Дурылиным: «Когда Василий Васильевич умер и закрылись глаза, нужно было положить на веки медяки, чтобы не раскрывались веки. Но денег тогда медных в России не было, и карманы были полны ничего не стоившими бумажными пятачками Керенского. И пришлось взять какие-то медяки из египетской коллекции и их древнею медью с Озирисом и Аписом придавить глаза, еще не давно зорко рассматривавшие с восторгом эти самые монеты».
Супруга писателя тяжело болела, поэтому право распоряжаться литературным наследством Розанова, было предоставлено его дочерям. Нумизматическую коллекцию разделили три дочери писателя Татьяна, Варвара и Надежда. Так как литературное наследие , книги из личной библиотеки и монеты в послереволюционные годы покупались музеями неохотно, часть вещей семья вынуждена была продавать в частные руки. Если музей и приобретал что-то, в это время гиперинфляции деньги обесценивались тут же. В 1919 году дочь Татьяна Васильевна, чтобы не погибнуть от голода, продала около 1500 монет и книги по нумизматике в Музей-институт Классического Востока, который в то время помещался в здании Исторического музея, по ее воспоминаниям «всех денег хватило на 2 кг. сливочного масла и оплату квартиры. О золотых монетах не было никакой информации. Государственный банк, в сейфы которого, Розанов поместил античные золотые монеты, в 1917 году был эвакуирован в Нижний Новгород, и судьба монет осталась неизвестной.
В 1937 году младшая дочь Василия Васильевича переехала жить в Ленинград и перевезла с собой оставшуюся часть коллекции, книги и архив Розанова. В 1939 году она предложила музею изобразительных искусств имени А.С. Пушкина приобрести монеты отца. Эксперт музея, изучавший коллекцию, подчеркнул ее разнообразие и наличие редких экземпляров. Составленное им заключение содержит упоминание о 3470 экземплярах античных монет предлагаемых к продаже. Эксперт настоятельно рекомендовал музею приобрести монеты, но по неизвестным причинам эта часть коллекции так и не была приобретена.
В июне 1941 года началась Великая Отечественная война. Надежда Васильевна в это время была в Москве. А коллекция Розанова осталась в блокадном Ленинграде. Во время войны в дом, где находилась коллекция и архив Розанова попала авиабомба, но к счастью ни монеты, ни документы не пострадали. В тяжелое и голодное послевоенное время в 1947 году Надежда Розанова вынуждена была продать уникальную коллекцию в частные руки. Вместе с сестрой Татьяной они передали все архивы отца в Отдел рукописей библиотеки имени Ленина, а книги в Государственный Литературный музей. Несмотря на то что большая часть нумизматической коллекции Розанова оказалась в частных собраниях , около 1500 монет в первые послереволюционные годы из бывшего Музея –Института Классического Востока поступила в Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина и некоторые из них, сегодня можно увидеть в экспозиции посвященной искусству Древнего Мира.
P.S
Профессиональные нумизматы в начале 20 века относились к коллекции Розанова с некоторым недоверием - считалось, что он часто ошибается, покупает фальшивки. Однако, эксперты ГМИИ им. А.С. Пушкина определили, что фальшивок в коллекции Розанова не было, все монеты, приобретенные на Сухаревском рынке, привезенные из путешествий и подаренные друзьями - подлинные!

Алексей Фоминых.
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Петербургские нумизматы начала XX века

Точные данные о том, сколько человек в начале двадцатого века в Петербурге собирали монеты, медали и жетоны, разумеется, отсутствуют. Однако в составленную в 1902 г. и напечатанную типографией Г. Шахта и Ко в 1903 г. Н.Белозерским "Справочную книгу для коллекционеров памятников старины в России (преимущественно монет)" вошло свыше шестидесяти фамилий нумизматов города.
Среди них были тайные и действительные статские советники, профессора университета, Военно-юридической и артиллерийской академий, военные - генерал, штабс-капитан, ротмистр, сотрудники Эрмитажа (они собирали монеты для своего музея), гласный губернского земского собрания А.Ильин (будущий член-корреспондент АН СССР), вице-президент Академии художеств граф И.Толстой, его сын-студент, будущий академик И.Толстой, писатели С.Минцлов и В.Розанов, купцы, учитель немецкого языка, преподаватель французского языка, медальер Монетного Двора - будущий академик Академии художеств А. Васютинский, редактор газеты, а также лица других профессий.

Об одном из собирателей - писателе Василии Розанове - весьма любопытно писал искусствовед Э.Голлербах в журнале "Среди коллекционеров": "В.В. Розанов был также усердным, вдохновенным коллекционером. Главной страстью его была нумизматика, В "Опавших листьях" он писал:

"Отчего нумизматика пробуждает столько мыслей? И "думки" летят, как птицы, когда глаз рассматривает и вообще около монет "копаешься". Душа тогда свободно высвободится. "Механизм занятий" (в нумизматике) отстранил душевную боль (всегда), душа отдыхает, не страдает. И вылетев из-под боли, которая подавляет самую мысль, душа расправляется в крыльях и летит-летит. Вот отчего я люблю нумизматику, И отдаю ей поэтичнейшие ночные часы".

Одно время он тратил на покупку монет все свободные деньги. С гордостью рассказывал, что у него есть какая-то монета, которой нет даже в коллекции Московского университета (заплатил три с половиной тысячи, золотая). Особенно восхищался одной древнегреческой монетой с изображением Афины. Нумизматика была для него одной из лучших радостей, бестревожным и мечтательным отдыхом" ("Среди коллекционеров". М., 1922, #2, с. 38). Была у Розанова мечта - "отобрать из моей коллекции римских монет экземпляров 100 или 200 и пожертвоватъ, т.е. попросить принять в дар - начальнику Григоровского училища в Костроме - для этого училища".
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Еще одна статья - биография Розанова-нумизмата. Вот ведь совершенно по другому видится человек с такого ракурса. Мне он был известен как философ, а тут ведь совсем другая история..
Еще вот вычитал о Розанове

Биографы В.В. Розанова обязательно рассказывают о его нищете и о том, что он оценивал свои статьи в деньгах гонорара, объясняя это расходами на образование детей. Будучи коллекционерами, мы объясняем это по-другому. Коллекционер стремится пополнить свою коллекцию и поэтому всегда, обязательно нуждается в деньгах. В этом смысле он похож на наркомана. Именно таким
коллекционером был Розанов.
 

Igor Ostapenko

Участник АК
Регистрация
30 Окт 2007
Сообщения
15,178
Реакции
586
Адрес
ישראל
Жуткая судьба, части коллекции повезло …
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
По совету священника и философа Павла Флоренского, который тоже увлекался нумизматикой, Розанов стал описывать и систематизировать коллекцию. Павел Флоренский во время своих приездов в Петербург охотно помогал ему в этой работе.
Вот и до Флоренского добрались. Тоже ведь жуткая судьба..

Из письма Флоренского Розанову

Посмотрите на любую современную монету. Что это такое? Побрякушка? брелок? Пусть не ссылаются на тонкость работы и совершенство чекана. Это механическая точность и механическое совершенство, и стыдно смотреть на наши монеты, на которые тратится столько работы и в которых нет ничего, кроме непонимания сущности монеты.
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
Отчего нумизматика пробуждает столько мыслей?
Своей бездумностью. И «думки» летят как птицы, когда глаз рассматривает и вообще около монет «копаешься». Душа тогда свободна, высвобождается. «Механизм занятий» (в нумизматике) отстранил душевную боль (всегда), душа отдыхает, не страдает. И, вылетев из-под боли, которая подавляет самую мысль, душа расправляется в крыльях и летит-летит.
Вот отчего я люблю нумизматику. И отдаю ей поэтичнейшие ночные часы.

Василий Розанов "Опавшие листья"
 

Андрей Пустоваров

Супер-Модератор
Регистрация
15 Фев 2009
Сообщения
47,430
Реакции
13,031
Возраст
52
Адрес
Deutschland
ЕЩЕ УЧЕНАЯ УТРАТА


Всегда мне казалось, что нумизматы не могут умереть: это постоянное нахождение новых и новых монет, после ожидания и надежды найти, подобно небольшим глоткам шампанского и, как оно, поднимает жизнь и пульс. Как можно умереть среди расцвета надежд? А нумизмат всегда в надеждах. Поэтому не хотелось верить, да и сообщавшие почти не верили, что умер Христиан Христианович Гиль, патриарх петербургских нумизматов и, как его характеризовал профессор этой науки в Археологическом институте, А. К. Марков, -- "отец русской нумизматики". Высокий, крепкий, цветущий, в 62 года он глядел совсем молодым; и погиб от внезапно налетевшего на него, в заграничном путешествии, воспаления легких. Болезнь пришла и зарезала нужного человека. Всегда он знал только одну науку -- нумизматику. И сам не только неутомимо собирал древние греческие и старые русские монеты, но и имел дар переносить свой энтузиазм в других: он был "отцом русской нумизматики", по своим печатным трудам, и еще более как лицо и человек он был родителем русских нумизматов, сперва обратив внимание, а затем и внушив настоящую страсть к этой науке почти всем живущим сейчас, наиболее знаменитым, русским нумизматам. Благодарными учениками была выбита в честь его большая золотая медаль, с его портретом и надписью: "1869--1894. Деятелю по русской нумизматике". Медаль -- в память его 25-летних трудов. Между ними -- важнейший: "Таблицы русских монет двух последних столетий". СПб., 1883. in 4о (греческие монеты южных городов России). Другие труды его -- на немецком и французском языках, но посвященные монетам, имеющим исключительный интерес для России. Благородная жизнь его есть истинный пример германской универсальности: молодым человеком, почти юношею, он был приглашен для практики немецкого языка в одно русское аристократическое семейство, странствовавшее за границею. С ним он приехал в Россию, пристрастился к ней, полюбил ее. Между прочим, он особенно любил Петербург, -- и удивительно, петербургское лето, петербургский климат! Привязавшись к стране, стал всматриваться в ее прошлое, в ее подробности, и быстро "специализировался", -- так как все немцы "специализируются" -- на великокняжеских и удельно-вечевых грошах, копейках и денежках, затем на императорских рублях!! Когда я раз высказал ему, как можно заинтересоваться такою скукою, как русская нумизматика, до такой степени бесцветная и однообразная, характерно казенная, без игры воображения в ней, без художества, он как бы остолбенел и сказал: "А удельно-вечевые гроши? Денежки переяславль-залесские, тверские, и проч.?" Этого вкуса я не понимал. Но я понимал одно, что передо мною стоит немец, который в какую бы точку ни посмотрел, открывает в этой точке возможность целой науки, когда другой приблизительно ничего в ней не видит.
Питомцы его выросли, достигли высоких государственных положений, а он все собирал и собирал, изучал и изучал деньги -- или русские, или находимые в России. Так, кроме русской нумизматики, он специализировался на монетах греческих колоний в пределах теперешней южной России, Ольвии, Пантикопеи, Херсонеса, Тиры и царей Босфора и Понта. За одну золотую монету Митридата Великого Эвпатора он заплатил две тысячи рублей: она была unica, единственная! Это тот Митридат, который поднял Азию на великую борьбу с Римом, -- и погиб. Монеты этого царя с щиплящею траву ланью, звездою и луною -- нечто невообразимое по красоте и осмысленности! X. X. Гиль был осторожен: тогда как председатель Московского нумизматического общества, г. Ф. Прове, несчастным образом продал за 140 000 крон свое собрание греческих монет за границу, -- патриотический Христиан Христианович не выпустил из России своего, в то время единственного в мире, собрания южнорусских греческих монет. За сравнительно ничтожную сумму, что-то около 40 000 рублей, он передал свои сокровища в собрание великого князя Александра Михайловича, -- теперь первое в мире, богаче эрмитажского, по отделу монет стран, прилегавших к Черному морю! Эту изумительную коллекцию, до сих пор не описанную и не изданную, где содержится много совершенно неизвестных до сих пор монет, я видел в частях, -- и не могу лучше передать впечатления, как словами, характеризующими в географиях впечатление от Неаполя: "Взгляни и умри". Неизданность до настоящего времени этой удивительной коллекции составляет мрачную страницу в истории русской нумизматики! Ибо неописанная коллекция есть все равно, что несуществующая коллекция.
В последние годы Христиан Христианович впал в то, что я назвал бы "нумизматическим развратом": он не ценил и почти не взглядывал на монеты, если они не были fleur de coin, т. е. той свежести и полноты сохранности, как если бы вышли сейчас из чекана. Как известно, таковые монеты чрезвычайно редки. Между тем в старинных, полуразрушенных монетах попадется столько интересного, любопытного, многозначительного, иногда нового! Но он был так импульсивен, что свое высокомерие к нумизматическому материалу передал и многим. Путь этот, взгляд этот я считаю совершенно ошибочным, и, конечно, он не распространится и не удержится. Нумизматика есть роскошная наука, а не одно коллекционирование. Правда, это есть царственная наука: государи Германии, Италии и Англии, многие великие князья, многие дипломаты, как покойный Баддингтон, бывший французский посол в Париже, как наш бывший посланник в Риме и товарищ министра иностранных дел К. А. Губастов, -- посвящают свои немногие досуги этой царице археологии.
Предаваясь ей, преуспевая в ней, оказав в ней бесчисленные услуги, Христиан Христианович прожил редкую по безмятежности жизнь, и не столько жалеешь, что смерть-разбойник зарезала человека, сколько жалеешь о том, что она зарезала такого счастливого человека. Ибо нумизматы, по сильному отвлечению в сторону от житейских передряг, не имеют обыкновенных человеческих огорчений. Коллекции все растут. "Новые приобретения", -- как озаглавил не раз свои печатные труды Христиан Христианович, -- не заставляют себя очень ждать. А с ним вливается и новое шампанское в душу даже пожилого ученого. Так живут нумизматы. Так прожил свои шестьдесят с лишком лет X. X. Гиль. И теперь, когда сотни и тысячи русских нумизматов узнают о его неожиданной кончине, -- единодушный вздох о нем пронесется по тысячам уединенных ученых кабинетов. Прости, сын двух родин, -- трудившийся в более скромной области, чем В. И. Даль, но с его же неутомимостью и пылом, всю жизнь для России. В истории русской археологии его имя не забудется.

Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906--1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
 
Сверху