Цари и Рыцари. Эрмитаж.

Запомнился с детства, и вот опять увидел.
Табличка примечательная

IMG_0112.JPG

Нюрнберг 1500-1510
Поступление 1885-1886
из Царскосельского арсенала
В 1842 году был подарен Николаю Первому императрицей Марией Федоровной, до этого хранился в Люнебурге (Ганновер)

Интересная история у доспехов. Хотелось бы подробнее узнать, так сказать, детали, упущенные временем.

Ну и довольно много отсылок, и Нюрнберг начала шестнадцатого века, лидирующий центр европейского ювелирного искусства, время Дюрера. Невероятно красивый город..
И Люнебург тоже стоит посещения и прогулки по старым улицам. Красив он.
Царское Село..
Потом Эрмитаж.. Миллионы предметов, лежащих в запасниках, которые мы никогда не увидим..
Александра Фёдоровна, супруга Николая I, урожденная прусская принцесса Шарлотта..
В общем зовут доспехи в путешествия и во времени и в пространстве!
 
Кстати восстановили арсенал в Царском селе, нужно будет добраться и туда.
 
Ну все же не соглашусь, при Александре III экономика бурно развивалась, а Трансиб, Золотой стандард.
Этот персонаж не так прост как его представляют, ну и конечно не забудем, что именно он открыл Русский музей.
Конечно развивалась и экономика и страна. Но опять таки, самое важное, смотря с чем сравнивать. Совершенно не хочу спорить, но все же приведу строки из Акунина.

Девятнадцатый век завершался для России если не триумфально, то по меньшей мере благополучно – такова была внешняя видимость.
За время второго и третьего Александров империя приросла обширными территориями на юге и на востоке. Очаги вооруженного сопротивления на Кавказе и в Польше были окончательно подавлены силой оружия.
Внутренние враги государства, революционеры, после упорной, кровавой борьбы были истреблены, а новая их генерация, казалось, притихла и находилась под бдительным присмотром мощной полиции.
Отмена крепостного права, государственное стимулирование, иностранные инвестиции позволили осуществить промышленную революцию, которая совершенно преобразовала российскую экономику.
Стремительно развивались национальная культура и наука, что создавало новый, более привлекательный образ России. Теперь в глазах Европы это была уже не полуазиатская империя, с которой приходится считаться только потому, что у нее большая армия, а один из центров мировой цивилизации.
Но все эти события не передают главного смысла и содержания эпохи, ибо главное в том или ином историческом периоде – то, что определяет дальнейшую судьбу страны, и то, из чего можно извлечь полезные уроки.
Тут картина получается иной.
Эта эпоха интересна для нас, живущих сегодня, прежде всего тем, что она демонстрирует плюсы и минусы двух концепций управления Россией: «мягкой» и «жесткой», трудности балансирования между Свободой и Порядком.
Либеральные реформы Александра II – первый в отечественной истории крупномасштабный эксперимент «революции сверху». Крымская война показала, что в индустриальном мире, двигателем которого является частный капитал, по-старому, как при Николае I, жить больше нельзя. «Ручное управление» больше не работает, нужно включать иные механизмы.
Но «революция сверху» – чрезвычайно рискованное мероприятие, которое почти всегда оборачивается против его инициаторов, особенно если они не осознают всех рисков. В условиях же российского государства, державшегося на четырех «ордынских» опорах – сверхцентрализации власти, условности законов, сакральности государства и обожествлении фигуры государя, – любое движение к свободе расшатывало эту архаичную, но прочную конструкцию. Введение даже слабых начал местного самоуправления породило сомнение в пользе административной «вертикали», гласность неминуемо вылилась в подрыв пиетета перед правительством, введение независимых судов подорвало монополию государства на власть.
События шестидесятых и семидесятых годов XIX века показывают, что либеральные реформы в «ордынском» государстве не работают. Это путь тупиковый и опасный, который ведет к политическому кризису и взрыву. Пробудившееся общество всё время требует больше полномочий, власть ослабевает, перестает удерживать огромную страну, и начинается распад государства.
Есть только два способа избежать этого трагического поворота: либо вовсе отказаться от «ордынского» принципа, построив государство на ином, децентрализованном фундаменте (об этом никто всерьез не помышлял), либо спешно восстанавливать пошатнувшиеся опоры.
Трудно винить Александра III в том, что после ужасной смерти отца он пошел по второму пути.
Итоги этого недлинного царствования показали, что политика «закручивания гаек» действительно способна спасти зашатавшееся государство от развала. В 1894 году, когда государя не стало, Россия выглядела несравненно прочнее и стабильнее, чем тринадцать лет назад.
Но именно что «выглядела». Следующий император, послушно продолживший курс Александра III, через несколько лет столкнется с тяжелейшими побочными эффектами «консервативной терапии»: с новым, еще более свирепым взрывом терроризма и с военным поражением – да не в борьбе со всей Европой, как при Николае I, а в столкновении со сравнительно небольшой азиатской страной.
Впрочем здесь мы забегаем вперед. Повторю, что в 1894 году правящей элите представлялось бесспорным, что для России охранительный курс Александра III подходит больше либерального.
Однако в это время происходили внутренние процессы, которые предвещали бурю масштаба, не сопоставимого с народовольческим движением.
Во-первых, возникает непримиримая конфронтация между государством и Обществом, а это значит, что борьбу за сердца и умы режим проигрывает.
Во-вторых, пока на страницах подцензурной печати скрещивают копья либеральные реформаторы и реакционные контрреформаторы, в недрах быстро растущего рабочего класса набирает силу «третья идеология» – коммунистическая. Не пройдет четверти века, и она победит. Последствия для страны будут драматическими.
В этой связи самый главный вопрос, который встает перед нами сто с лишним лет спустя: можно ли было эту трагедию предотвратить?
Революцию – вряд ли. Глобальный кризис 1914–1918 годов разрушил все так называемые «сильные» монархии, которые оказались не приспособленными к реалиям ХX века. И первой развалилась самодержавная российская.
Поэтому вопрос следует сформулировать иначе.
Революции бывают разной разрушительной силы. Неизбежна ли в России была именно коммунистическая революция, которая уничтожила старый мир «до основанья», а затем создала новую диктатуру, в сто раз хуже прежней?
И, если посмотреть с этого ракурса, политический курс Александра III предстает в совсем не радужном свете.
Консервативное правительство занималось консервацией прежде всего существующей социальной структуры, видя в нарушении сословных перегородок главную опасность для стабильности. По сути дела такая политика была направлена против формирования среднего класса, доступ в который ограничивался для низших слоев при помощи специально учрежденных препятствий. К ним относились сложность получения образования («циркуляр о кухаркиных детях») и – для крестьян – привязанность к общине. Это была осознанная установка на то, чтобы средний класс развивался помедленней, не набирал слишком большой силы.
С одной стороны, правительство абсолютно справедливо боялось укрепления среднего класса, который неминуемо потребовал бы участия в государственной жизни, как это ранее произошло в европейских странах. Любая представительная власть означала бы ущемление самодержавия и в конечном итоге его свержение, то есть революцию.
Но буржуазно-демократическая революция и революция пролетарская – потрясения совершенно разного калибра. Средний класс немыслим без частной собственности, поэтому если бы он к 1917 году составлял большинство, всё, вероятно, закончилось бы февралем. Россия продолжила бы существовать в виде демократической республики и обошлась бы без гражданской войны, без тоталитарного режима. Однако к моменту падения монархии процент населения, жизненно заинтересованного в демократической форме существования, был слишком мал, и власть перейдет к правителям иного толка.
В совсем «сухом остатке» историческая роль Александра III сводится к тому, что этот государственный деятель успешно справился с «либеральной угрозой», продлив жизнь самодержавия, но при этом вырыл монархии еще более глубокую яму, куда Россия меньше чем через четверть века и провалится.
Следующий царь будет метаться между курсом отца и курсом деда, повторяя ошибки того и другого. Но это уже тема следующего тома.
 
Конечно развивалась и экономика и страна. Но опять таки, самое важное, смотря с чем сравнивать. Совершенно не хочу спорить, но все же приведу строки из Акунина.

Девятнадцатый век завершался для России если не триумфально, то по меньшей мере благополучно – такова была внешняя видимость.
За время второго и третьего Александров империя приросла обширными территориями на юге и на востоке. Очаги вооруженного сопротивления на Кавказе и в Польше были окончательно подавлены силой оружия.
Внутренние враги государства, революционеры, после упорной, кровавой борьбы были истреблены, а новая их генерация, казалось, притихла и находилась под бдительным присмотром мощной полиции.
Отмена крепостного права, государственное стимулирование, иностранные инвестиции позволили осуществить промышленную революцию, которая совершенно преобразовала российскую экономику.
Стремительно развивались национальная культура и наука, что создавало новый, более привлекательный образ России. Теперь в глазах Европы это была уже не полуазиатская империя, с которой приходится считаться только потому, что у нее большая армия, а один из центров мировой цивилизации.
Но все эти события не передают главного смысла и содержания эпохи, ибо главное в том или ином историческом периоде – то, что определяет дальнейшую судьбу страны, и то, из чего можно извлечь полезные уроки.
Тут картина получается иной.
Эта эпоха интересна для нас, живущих сегодня, прежде всего тем, что она демонстрирует плюсы и минусы двух концепций управления Россией: «мягкой» и «жесткой», трудности балансирования между Свободой и Порядком.
Либеральные реформы Александра II – первый в отечественной истории крупномасштабный эксперимент «революции сверху». Крымская война показала, что в индустриальном мире, двигателем которого является частный капитал, по-старому, как при Николае I, жить больше нельзя. «Ручное управление» больше не работает, нужно включать иные механизмы.
Но «революция сверху» – чрезвычайно рискованное мероприятие, которое почти всегда оборачивается против его инициаторов, особенно если они не осознают всех рисков. В условиях же российского государства, державшегося на четырех «ордынских» опорах – сверхцентрализации власти, условности законов, сакральности государства и обожествлении фигуры государя, – любое движение к свободе расшатывало эту архаичную, но прочную конструкцию. Введение даже слабых начал местного самоуправления породило сомнение в пользе административной «вертикали», гласность неминуемо вылилась в подрыв пиетета перед правительством, введение независимых судов подорвало монополию государства на власть.
События шестидесятых и семидесятых годов XIX века показывают, что либеральные реформы в «ордынском» государстве не работают. Это путь тупиковый и опасный, который ведет к политическому кризису и взрыву. Пробудившееся общество всё время требует больше полномочий, власть ослабевает, перестает удерживать огромную страну, и начинается распад государства.
Есть только два способа избежать этого трагического поворота: либо вовсе отказаться от «ордынского» принципа, построив государство на ином, децентрализованном фундаменте (об этом никто всерьез не помышлял), либо спешно восстанавливать пошатнувшиеся опоры.
Трудно винить Александра III в том, что после ужасной смерти отца он пошел по второму пути.
Итоги этого недлинного царствования показали, что политика «закручивания гаек» действительно способна спасти зашатавшееся государство от развала. В 1894 году, когда государя не стало, Россия выглядела несравненно прочнее и стабильнее, чем тринадцать лет назад.
Но именно что «выглядела». Следующий император, послушно продолживший курс Александра III, через несколько лет столкнется с тяжелейшими побочными эффектами «консервативной терапии»: с новым, еще более свирепым взрывом терроризма и с военным поражением – да не в борьбе со всей Европой, как при Николае I, а в столкновении со сравнительно небольшой азиатской страной.
Впрочем здесь мы забегаем вперед. Повторю, что в 1894 году правящей элите представлялось бесспорным, что для России охранительный курс Александра III подходит больше либерального.
Однако в это время происходили внутренние процессы, которые предвещали бурю масштаба, не сопоставимого с народовольческим движением.
Во-первых, возникает непримиримая конфронтация между государством и Обществом, а это значит, что борьбу за сердца и умы режим проигрывает.
Во-вторых, пока на страницах подцензурной печати скрещивают копья либеральные реформаторы и реакционные контрреформаторы, в недрах быстро растущего рабочего класса набирает силу «третья идеология» – коммунистическая. Не пройдет четверти века, и она победит. Последствия для страны будут драматическими.
В этой связи самый главный вопрос, который встает перед нами сто с лишним лет спустя: можно ли было эту трагедию предотвратить?
Революцию – вряд ли. Глобальный кризис 1914–1918 годов разрушил все так называемые «сильные» монархии, которые оказались не приспособленными к реалиям ХX века. И первой развалилась самодержавная российская.
Поэтому вопрос следует сформулировать иначе.
Революции бывают разной разрушительной силы. Неизбежна ли в России была именно коммунистическая революция, которая уничтожила старый мир «до основанья», а затем создала новую диктатуру, в сто раз хуже прежней?
И, если посмотреть с этого ракурса, политический курс Александра III предстает в совсем не радужном свете.
Консервативное правительство занималось консервацией прежде всего существующей социальной структуры, видя в нарушении сословных перегородок главную опасность для стабильности. По сути дела такая политика была направлена против формирования среднего класса, доступ в который ограничивался для низших слоев при помощи специально учрежденных препятствий. К ним относились сложность получения образования («циркуляр о кухаркиных детях») и – для крестьян – привязанность к общине. Это была осознанная установка на то, чтобы средний класс развивался помедленней, не набирал слишком большой силы.
С одной стороны, правительство абсолютно справедливо боялось укрепления среднего класса, который неминуемо потребовал бы участия в государственной жизни, как это ранее произошло в европейских странах. Любая представительная власть означала бы ущемление самодержавия и в конечном итоге его свержение, то есть революцию.
Но буржуазно-демократическая революция и революция пролетарская – потрясения совершенно разного калибра. Средний класс немыслим без частной собственности, поэтому если бы он к 1917 году составлял большинство, всё, вероятно, закончилось бы февралем. Россия продолжила бы существовать в виде демократической республики и обошлась бы без гражданской войны, без тоталитарного режима. Однако к моменту падения монархии процент населения, жизненно заинтересованного в демократической форме существования, был слишком мал, и власть перейдет к правителям иного толка.
В совсем «сухом остатке» историческая роль Александра III сводится к тому, что этот государственный деятель успешно справился с «либеральной угрозой», продлив жизнь самодержавия, но при этом вырыл монархии еще более глубокую яму, куда Россия меньше чем через четверть века и провалится.
Следующий царь будет метаться между курсом отца и курсом деда, повторяя ошибки того и другого. Но это уже тема следующего тома.
Я конечно люблю Фандориану, но опираться на Акунина как на историка не стоит.
В своих трудах главные мысли он черпает опираясь на взгляд из Запада. Изучать историю Ивана Грозного лишь по письмам Курбского, это тоже самое как современную по постам Ходорковского.
Замечу лишь, что в 1913году Россия была сильна как никогда, и Владимир Ильич даже не мыслил о революции, но череда ошибочных решений , под гнётом французских займов привела к катастрофе.




Еще портретик с выставки.

20230705_123849.jpg
 

Вложения

  • 20230705_123852.jpg
    20230705_123852.jpg
    2 MB · Просмотры: 51
В Государственном Эрмитаже открылась выставка "ЦАРИ И РЫЦАРИ, РОМАН СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ".
Дай думаю зайду, ведь балуют таким нечасто.
Помимо доспехов и оружия, представлено немало живописи, гобеленов и всяких приятных безделушек.

Вчера смотрел на канале Культура документальный фильм "Эрмитаж. Средневековье. Перезагрузка". Пиотровский рассказывает об этой выставке. В принципе интересно посмотреть.
 
Я конечно люблю Фандориану, но опираться на Акунина как на историка не стоит.
А я не люблю Фандориану. Да и вообще считаю, что опираться надо на мозги и, особенно, на критическое мышление. :drinks2:
В своих трудах главные мысли он черпает опираясь на взгляд из Запада. Изучать историю Ивана Грозного лишь по письмам Курбского, это тоже самое как современную по постам Ходорковского.
Замечу лишь, что в 1913году Россия была сильна как никогда, и Владимир Ильич даже не мыслил о революции, но череда ошибочных решений , под гнётом французских займов привела к катастрофе.
Тут самое главное понять, что проблемы России накапливались, а не просто вдруг от французских займов. Освободить крестьян планировал еще Александр Первый. На полвека отложили. Все таки совершил это великое деяние Александр Второй, а сын его, испугавшись реформ, свернул их. В итоге все рухнуло. За три дня все рухнуло...

Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже "Новое Время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая "Великого переселения народов". Там была — эпоха, "два или три века". Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтo же осталось-то? Странным образом — буквально ничего. Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60 "и такой серьезный", Новгородской губернии, выразился: "Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть". Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой. И чтo ему царь сделал, этому "серьезному мужичку". Вот и Достоевский… Вот тебе и Толстой, и Алпатыч, и "Война и мир".

Апокалипсис нашего времени. Василий Розанов

Василий Васильевич Розанов (20 апреля [2 мая] 1856, Ветлуга, Костромская губерния — 5 февраля 1919, Сергиев Посад) — русский религиозный философ, литературный критик, переводчик, публицист и писатель.
 
В Государственном Эрмитаже открылась выставка "ЦАРИ И РЫЦАРИ, РОМАН СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ".
Дай думаю зайду, ведь балуют таким нечасто.
Помимо доспехов и оружия, представлено немало живописи, гобеленов и всяких приятных безделушек.


Случайно встретилась информация, что в выставочных залах Патриаршего дворца и Успенской звонницы Музеев Московского Кремля 13 октября 2023 года откроется выставка, посвящённая Оружейной палате периода осмысления национальной истории в XIX веке. Проект продемонстрирует, как переплетаются вымысел и действительность в истории уникальных памятников из кремлевского собрания.
Выставка под названием «Легенды Кремля: русский романтизм и Оружейная палата» пройдёт в Музеях Московского Кремля! Так что приглашаю 13 октября на легкую дружескую. кремлевскую попойку! Довольно плотно пересекается тематикой с выставкой петербургской.

leghendy_kremlya-russkiy_romantizm-05.jpg

Рыцарские доспехи «Древнее вооружение» для наследника царского престола Александра Николаевича. Златоустовская оружейная фабрика, 1828–1833. Златоустовский городской краеведческий музей




leghendy_kremlya-russkiy_romantizm-08.jpg

Портрет цесаревича великого князя Александра Николаевича в рыцарских доспехах. Алоизий Петрович Рокштуль. 1850. Государственный исторический музей, Москва



leghendy_kremlya-russkiy_romantizm-07.jpg
Рыцарские доспехи «Древнее вооружение» для наследника царского престола Александра Николаевича. Златоустовская оружейная фабрика, 1828–1833. Златоустовский городской краеведческий музей
 
Сверху