Со мною был один очень смешной случай во Флоренции. Я покупал картины, и большие покупки мои наделали очень много шума в городе. Однажды пришел ко мне знакомый купец с тем, что один знатный господин имеет столь много в галерее своей картин, что некоторые охотно продать согласится. Он повел меня в огромный дом, убранный великолепно, где нашел я действительно несколько зал, убранных картинами. Хозяин, маркиз Гвадани, водил меня сам по комнатам. Остановись перед одною картиною, подвел меня к ней ближе и в восторге спросил: узнаю ли я мастера? Я отвечал: нет. «Как нет? — спросил он меня, продолжая свое глупое восхищение. — Неужели картина сама о себе не сказывает, чьей она работы? Неужели вы Гвидо Рени не узнали?» Я извинился перед ним незнанием итальянской школы, а он начал мне рассказывать историю этой картины, как она, переходя от пращура его в нисходящую линию его рода, дошла наконец к нему. Я спросил: чего эта картина стоить может? «Вы можете себе представить, — говорил он мне, — чего Гвидо Рени стоить может. Тысяча червонных была б для него цена очень малая». Я отвечал ему, что хотя тысяча червонных для меня сумма и очень большая, однако за картину великого мастера, может быть, я заплатить ее и соглашусь, но с тем только, чтоб он позволил мне взять картину домой и показать моей жене, с которою сделано у меня дружеское условие: без взаимного согласия ничего не покупать. Он, видя мою податливость в цене, отпустил со мною картину. Я тотчас созвал всех лучших живописцев. Никто не сказал, чтоб она была Гвидова. Кого ни спрошу о цене, всякий говорит, что можно дать за нее червончиков пять-шесть. Рассуди же, какая разница между этою безделицею и тысячью червонными. Я отослал картину назад с ответом, что живописцы оценивают ее так низко, что я о цене и сказать ему стыжусь, и что картину, идущую из рода маркизом Гваданиев, считают они дрянью, стоящею не более пяти червонных. Он вспылил, сказывают, жестоко на живописцев и называл их скотами и невеждами. Несколько дней прошли в гневе; наконец господин маркиз смягчился и перед отъездом моим из Флоренции прислал ко мне сказать, что он, любя меня, соглашается уступить мне картину за десять червонных. Вот какой бездельник находится здесь между знатными! Не устыдился запросить тысячу, а уступить за десять. Я приказал сказать ему, что я его картины не беру для того, что дряни покупать не намерен. Надобно исписать целую книгу, если рассказывать все мошенничества и подлости, которые видел я с приезда моего в Италию. Поистине сказать, немцы и французы ведут себя гораздо честнее. Много и между ними бездельников, да не столько и не так бесстыдны.
