рассказы о коллекционерах

[Андрей Пустоваров]

Рисунки Дюрера (как и картины Шпицвега) органично вписываются в любую книгу о коллекционировании.

Обратите на вторую страницу этой темы..

 

[Карацуповец]

И он нежно, словно живое существо, погладил опустошенные папки; мне было жутко глядеть на него, но вместе с тем и отрадно, потому что за все годы войны я ни разу не видел на лице немца выражения столь полного, столь чистого блаженства...
...Никогда не забыть мне этой картины: там, высоко в окне, радостное лицо седовласого старца, словно парящее над угрюмыми, вечно суетящимися и озабоченными пешеходами; лицо человека, вознесшегося на светлом облаке своей прекрасной иллюзии над нашей печальной действительностью. И мне припомнилось мудрое старое изречение — кажется, это сказал Гёте: «Собиратели — счастливейшие из людей».

И грустный финал... Прямо 1990-е годы...

 

[Андрей Пустоваров]

Рисунки Дюрера (как и картины Шпицвега) органично вписываются в любу. книгу о коллекционировании.

 

[Андрей Пустоваров]

Кое какие фразы, которые и определяют суть рассказа, я выделил жирным шрифтом. Добавил пару картин Шпицвега, упомянутого в тексте. С Менцелем не особо знаком, хотя с ним был знаком кайзер Вильгельм Второй.

И все таки о Цвейге. Как то придется походить на немецие лекции по литературе. Тут интересно, что рассказ то из жизни Германии, эпизод из времен инфляции в Германии. Сам Цвейг то австриец, родился в Вене в 1881 году в богатой еврейской семье. Окончив в 1900 году гимназию, Цвейг поступил в Венский университет, где изучал философию и в 1904 получил докторскую степень.Окончив Венский университет, Цвейг отправился в Лондон и Париж (1905), затем путешествовал по Италии и Испании (1906), посетил Индию, Индокитай, США, Кубу, Панаму (1912). Последние годы Первой мировой войны жил в Швейцарии (1917—1918), а после войны поселился близ Зальцбурга. В 1934, после прихода Гитлера к власти в Германии, Цвейг покидает Австрию и уезжает в Лондон. 28 сентября 1936 Цвейг писал Ромену Роллану: «… в Вашей России Зиновьев, Каменев, ветераны Революции, первые соратники Ленина расстреляны как бешеные собаки… Вечно та же техника, как у Гитлера, как у Робеспьера: идейные разногласия именуют „заговором“». Это привело к охлаждению между Цвейгом и Ролланом. В 1940 Цвейг с женой переезжают в Нью-Йорк, а 22 августа 1940 — в Петрополис, пригород Рио-де-Жанейро. Испытывая жестокое разочарование и депрессию, 22 февраля 1942 Цвейг и его жена приняли смертельную дозу веронала и были найдены в своём доме мёртвыми, держащимися за руки.
Эрих Мария Ремарк так написал об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей».

 

[Андрей Пустоваров]

Прочел "Дневник книготорговца", книгой остался очень доволен! Написана легко и непринужденно, с определенной долей иронии и юмора, который нам так необходим в повседневной жизни. Читать о повседневной жизни книжного магазина, его сотрудниках и посетителях было очень увлекательно. Понравились описания повседневной жизни Уигтауна, его жителей и различных событий этого городка, в частности ежегодного книжного фестиваля. Приступил к "Книжной лихорадке", а после нее надо будет заказать и "Записки книготорговца".

Из" книготорговца"

Три человека пришли с коробками книг на продажу. Один из них был очень высокий мужчина с приятным выговором, лет за семьдесят. Он принес семнадцать больших пластиковых ящиков с самыми разными книгами, среди которых была книга с иллюстрациями и автографом Обри Бердслея. Я заплатил ему 800 фунтов стерлингов.

 

[Otto_Kester]

Из" книготорговца"

Ага, тоже недавно перечитывал фрагменты.

 

[Андрей Пустоваров]

Ага, тоже недавно перечитывал фрагменты.

Дело в том, что бывают сюжеты там, которые пересекаются и с твоей жизнью.

После обеда поехал в Ронхаус, деревушку неподалеку от Касл-Дуглас, посмотреть коллекцию книг, которую продавала вдова бывшего священника Церкви Шотландии.

Вот мне тоже вчера предложили посмотреть домашнюю библиотеку. Отдавали даром. Выбрал себе сотню другую книг... Я еще из тех людей, которые считают книгу лучшим подарком...

 

[Otto_Kester]

Дело в том, что бывают сюжеты там, которые пересекаются и с твоей жизнью.



Вот мне тоже вчера предложили посмотреть домашнюю библиотеку. Отдавали даром. Выбрал себе сотню другую книг... Я еще из тех людей, которые считают книгу лучшим подарком...

Посмотреть вложение 327036

Со мной тоже такое случалось несколько раз. Обычно кто-то из знакомых продавал или покупал квартиру и приглашал порыться в вещах которые оставались от старых хозяев. Книги почти никогда не забирают, иногда среди всякого ширпотреба попадаются и редкие издания. По возможности нужно внимательно просмотреть все книги, среди страниц попадаются интересные вещи: старые купюры, фотографии, документы. Награды обычно забирают, а вот значки можно обнаружить в коробках с пуговицами и всякой мелочевкой. Всегда нужно спрашивать о наличии подвала. Книги в подвале сохраняются не лучшим образом, но почти всегда среди хлама есть что-то интересное. Крайнее посещение подвала мне принесло: несколько деревянных советских коробков спичек, груда упаковок от советских коллекционных моделей авто, кобуру от нагана, причем все это сразу же разошлось среди людей, которым данная тематика интересна.

 

[Андрей Пустоваров]

Со мной тоже такое случалось несколько раз. Обычно кто-то из знакомых продавал или покупал квартиру и приглашал порыться в вещах которые оставались от старых хозяев. Книги почти никогда не забирают, иногда среди всякого ширпотреба попадаются и редкие издания. По возможности нужно внимательно просмотреть все книги, среди страниц попадаются интересные вещи: старые купюры, фотографии, документы. Награды обычно забирают, а вот значки можно обнаружить в коробках с пуговицами и всякой мелочевкой. Всегда нужно спрашивать о наличии подвала. Книги в подвале сохраняются не лучшим образом, но почти всегда среди хлама есть что-то интересное. Крайнее посещение подвала мне принесло: несколько деревянных советских коробков спичек, груда упаковок от советских коллекционных моделей авто, кобуру от нагана, причем все это сразу же разошлось среди людей, которым данная тематика интересна.

Вполне все так и есть. Приведу еще пару строк из книготорговца.

Если рассуждать более реально, то книги – это товар, который я продаю, и мысль о том, что в мире бессчетное количество книг, волнует другую сторону моей личности. Когда я отправляюсь покупать книги из личной библиотеки, то чувство предвкушения ни с чем не сравнимо. Как будто забрасываешь сеть и не знаешь, что ты вытянешь. Наверное, продавцы книг и антиквариата все испытывают такое особое волнение, когда им предлагают посмотреть личные коллекции. Как писал Гоголь в «Мертвых душах»: «Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту…»

 

[Андрей Пустоваров]

Мне из раннего детства запомнились некоторые книги. Вот к примеру "Приключения Заморыша"



И имеено в таком издании. Желтая толстая книга с бегущим мальчонкой на обложке, за которым гонится поп.. Самое забавное, что книга эта, а точнее обложка, вспомнилась мне в моей поездке на Афон.. )

 

[Андрей Пустоваров]

Все это к тому, что у Василенко есть такая повесть
"Часы Мериме"

Я уже подходил к калитке, когда меня кто-то окликнул:
— Простите, вы, кажется, племянник Натальи Сергеевны?
Я обернулся. Ко мне подходил сухонький маленький старичок в сером пальто и серой шляпе. Лицо пергаментное, жесткие щеточки усов и мохнатые брови — тоже серые.
— А вы откуда знаете мою тетю? — насторожился я.
— Наталью Сергеевну? Господи, да кто ж в городе ее не знает! Такая почтенная женщина, наша, можно сказать, гордость. А кроме того, у нас одна страсть — антикварство, собирание редких вещей.

Детская, конечно, литература, но о тетушке-коллекционерше, о собирательском азарте и о фуфле и кидалах. В общем вечная тема.

 

[Карацуповец]

Сегодня случайно наткнулся на книгу Андрей Васильев "Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой".​

Аннотация к книге "Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой"​

Документальный роман Андрея Васильева посвящен "Портрету Елизаветы Яковлевой", который экспонировался в крупнейших галереях мира как подлинная работа Казимира Малевича и продавался за 22 млн евро. В ходе расследования автор находит неопровержимые доказательства того, что авторство картины принадлежит совсем другому художнику.
Но попутно, как в хорошем детективном романе, выясняется еще множество неожиданных фактов и обстоятельств, касающихся устройства рынка искусства - возможно, самого коррумпированного и самого непрозрачного из всех. Как высочайшего класса расследование эта книга подробно рассказывает о потайных механизмах функционирования арт-рынка; как роман - обращается к глубинам человеческой природы.

Заинтриговала. В продаже пока не нашёл.

Забегая вперёд, хочу ещё раз, поблагодарить Алексея (Otto Kester) за книгу Васильева. Но о ней детально позже. Дочитываю, хотя в некоторых местах со скрипом...
У нас как и в европах, развалы, "блошки" и клубы коллекционеров функционировать не перестали. Посетил на днях, в период отпуска одну скупочно-торгующую лавочку. Среди разного хлама выудил несколько на мой взгляд интересных книг. 4 из них по нашей теме. Не читал пока, аннотации только с оглавлениями и предисловиями. Прочту- поделюсь. Правда, косвенно с экспонатом из главы "Приключения "Мадонны" в книге "Уральские находки" имел "дело". Даже "Признательность" (это типа Благодарности на листке) от одной солидной частной галереи, которая её, экспонировала, получил лет 14 назад.
Итак, приступим:
Общий вид. Четыре последних- это о коллекционерах и предметах их воздыхания.
1. Боханов А.Н. "Коллекционеры и меценаты в России" Наука.1989 г.

 

[Карацуповец]

2. Справа в верхнем ряду. Дж. Винтерих " Приключения знаменитых книг". Изд-во Книга, Москва 1975 г.
На ней даже экслибрис есть.

 

[Карацуповец]

3. Следующая, пока самая интригующая для меня (немного начало почитал, опять борьба коллекционера с властями).
Рязанов Юрий "В хорошем концлагере" Трилогия III-й том "Путеводительница (Одигитрия)" (книга первая). Екатеринбург, 2007 г.
Судя по поиску в сети, первый том издавался аж в 1980-х и там не о коллекционерах. Второй о чём не знаю, как равно пока и о том, есть ли ещё какие-то книги этого тома, кроме первой.

 

[Карацуповец]

4. Курочкин Ю. "Уральские находки". Свердловск, 1982 г. Это о наших, об уральских шэдЕврах. Названия глав аж на поиски сокровищ толкают.
Удосужился вчера сгонять за 200 с лишним км на ярмарку в г. Ирбит, посетил замечательный Музей Гравюры и Рисунка
с огромным запасником. Там есть работы Рубенса и Рембрандта, Ван Дейка и Дюрера, Луки Лейденского и Гольбейна, Гойи и Пиранези, Репина и Серова и многих и многих выдающихся и известных европейских и отечественных мастеров...

Музей Гравюры и Рисунка

Единственный в стране и редчайший в мире специализированный музей графики.

irbitgmii.ru

 

[Otto_Kester]

Забегая вперёд, хочу ещё раз, поблагодарить Алексея (Otto Kester) за книгу Васильева. Но о ней детально позже. Дочитываю, хотя в некоторых местах со скрипом...
У нас как и в европах, развалы, "блошки" и клубы коллекционеров функционировать не перестали. Посетил на днях, в период отпуска одну скупочно-торгующую лавочку. Среди разного хлама выудил несколько на мой взгляд интересных книг. 4 из них по нашей теме. Не читал пока, аннотации только с оглавлениями и предисловиями. Прочту- поделюсь. Правда, косвенно с экспонатом из главы "Приключения "Мадонны" в книге "Уральские находки" имел "дело". Даже "Признательность" (это типа Благодарности на листке) от одной солидной частной галереи, которая её, экспонировала, получил лет 14 назад.
Итак, приступим:
Общий вид. Четыре последних- это о коллекционерах и предметах их воздыхания.
1. Боханов А.Н. "Коллекционеры и меценаты в России" Наука.1989 г.

Удача удачная!)) Я начинаю охоту за этими книгами!

 

[Otto_Kester]

4. Курочкин Ю. "Уральские находки". Свердловск, 1982 г. Это о наших, об уральских шэдЕврах. Названия глав аж на поиски сокровищ толкают.
Удосужился вчера сгонять за 200 с лишним км на ярмарку в г. Верхотурье, посетил замечательный Музей Гравюры и Рисунка
с огромным запасником. Там есть работы Рубенса и Рембрандта, Ван Дейка и Дюрера, Луки Лейденского и Гольбейна, Гойи и Пиранези, Репина и Серова и многих и многих выдающихся и известных европейских и отечественных мастеров...

Музей Гравюры и Рисунка

Единственный в стране и редчайший в мире специализированный музей графики.

irbitgmii.ru

Эх, тоже планировал в Ваши края в отпуске попасть, но не срослось. В музей Ройзмана хотел сходить, Невьянск, Тагил ну и тд.

 

[Андрей Пустоваров]

Ага, тоже недавно перечитывал фрагменты.

Кстати, если вы имеете желание сравнить тернии книготорговцев иноземных и нашенских, то есть вот такой вот текст...

Федор Ошевнев
Записки букиниста
​

Отдав погонной службе ровно четверть века, я в 2002-ом, в возрасте сорока семи, уволился «на заслуженный отдых». Впрочем, пока позволяет здоровье, всяк отставник стремится подработать к пенсиону. Только мало кому счастливится найти приличное место. Вакансии для пожилых скудны по всем параметрам — смешное вознаграждение за «топить» или «сторожить», либо «требуется опытный менеджер по рекламе», на деле же чаще это — торговый агент на кабальных условиях. Пообивав десятка два порогов разных учреждений, я было оставил бесплодные попытки трудоустройства, но именно тогда супруга угодила под сокращение. И вот, оплатив в следующем месяце коммуналку и проев за две недели остаток моей пенсии вчистую, наша среднестатистическая семья из четырех человек (дети тогда учились) встала перед проблемой выживания. Что было делать кормильцу?


Увы: пришлось срочно учинять ревизию большой личной библиотеки, любовно собираемой еще со студенческих времен, а ряд подписок достался мне от деда. Отобрал тома-двойники, случайные приобретения, еще какую-то литературу, к которой душа не лежала. Упаковал книг пятьдесят в сумку «мечта оккупанта», водрузил ее на одноосную тележку и вывез на присмотренный пятачок перед входом в небольшой сквер. Отлично помню, что за неполный рабочий день тогда реализовал двенадцать книжных единиц и сразу пустил выручку в дело: купил хлеба, молока, вареной колбаски и колбасного сыра, пряников… А пока стоял с бумажным товаром, аж четверо из мимо проходящих изъявили желание сбыть мне свои библиотеки. И еще молодой мужчина зазвал придарить наследственную, доставшуюся вместе с жильем от бабушки: иначе, мол, он книги просто выкинет.


Назавтра тремя рейсами забрал привалившую «халяву», плюс сделал закуп: по чисто символическим ценам. Так и началась моя временная карьера букиниста.

«С КАКОГО ХРЕНА?»
​

С утра разложил на клеенках литературу, сам присел на складную табуретку, что-то почитываю. Мимо народ спешит. Кто-то приостановится, кинет беглый взгляд на книги — и дальше, по своим делам… Смотритель… Другой подымет какой-то роман, полистает — и, молчком, назад, на клеенку. Листатель… А кто-то, да лениво и поинтересуется: почем, значит? Но тоже приобретать не спешит. Спроситель… А нередко еще и Предлагатель появляется, который свою литературу мне впарить желает. Да, как правило, почему-то по астрономическим ценам… Но вот, наконец, состоявшийся клиент отсчитывает денежку. Покупатель! Ур-ра! «Может, еще что присмотрите? В другой раз? Ну, заходите еще. Цены-то куда ниже магазинных…» А помимо названных категорий встречаются — и нередко — Ругатели. «Какие полста рублей? Да эта книга и двадцатки не стоит! Вот и давай… за червонец!» «То есть как: «Нет!»? Ну и торчи тогда здесь впустую, чтоб тебе… Жмот! Спекулянт! Сволочь! Милицию б на тебя наслать!»


Та-ак. А этому фрукту что здесь надо? Нездоровая бледность физии, бомжеватый прикид. Вяло свисающие руки, часто облизываемые губы… Не-ет, этому дядьке неопределенного возраста сейчас явно не до чтения. И…?


— Слышь… Ну ты можешь понять меня, как мужик мужика? — уныло бубнит он, заходя издалека.


— И в чем, собственно, проблема?


— Да вот, вчера переупотребил без меры, а с утра трубы горят… Ну дай сто рублей на пиво!


— Вот если убедишь меня, что именно я, именно тебе и именно стольник, а не, допустим, рубль или «штуку» «зеленью» вручить обязан… Дерзай! Слушаю…


— Ну ты что: сам не мужик? Не нажирался никогда, что ли? Не понимаешь: плохо мне! Подыхаю! Ну дай на поправку!


— А вчера-то много наличмана ухлопал?


— Офигительно!


— Так чего ж хотя бы стольник для опохмела и не заначил?


— А у меня натура русская, широкая! Гулять, так уж на все, до копья!


— Да-а-а… Небось вчера-то, когда гудел, про меня и не вспоминал. Мол, стоит там мужик на улице с книжками, мерзнет, надо бы стопарик ему для сугрева поднести…


— Да с какого это еще хрена? — прямо вызверивается Клянчитель. — Ишь, размечтался! Стопарик ему! Еще и поднести! Да я тебя вообще в первый раз вижу!


— Что и требовалось доказать! — усмехаюсь я. — Как ты мне, так и я тебе…


— Брателла! Да ты ж меня совсем не так понял! — спохватывается упоровший большой косяк. — Ты что, реально не дашь? Не мужик, что ли? Говорю: подыхаю!


— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет!


— Гад ты тогда! Гад и сволочь! — теряется надежда сшибить с меня деньгу.


— Да с какого это еще хрена?


— С такого! С огромадного! Во весь земной шар! У-у, чтоб тебе! — бессильно сжав костлявые кулаки, грозится «широкая натура» и уходит клянчить на опохмел у других. Через час вновь бредет мимо, уже выписывая непослушными ногами кренделя. На морщинистом лице довольство, губы причмокивают, руки движутся по сложным траекториям. Возле меня счастливец приостанавливается.


— А вот с какого хрена мне опять хорошо?


Раз за день я троих Клянчителей отваживал. Медом у меня намазано, что ли?

«ГДЕ МИЛИЦИЯ?»
​

Весь рабочий день на табуретке не высидишь, время от времени разминаюсь, прогуливаясь вокруг своего «магазина на газоне».


Поглазеть на него останавливается плотная бабуля лет шестидесяти. Рядышком приплясывает шустрый мальчуган годков эдак пяти. Внук, надо думать. Вот про таких-то и говорят: шило в заднице.


Пока смотрительница изучает ассортимент, внук занимает позицию у дальнего от меня конца клеенки и неожиданно — р-р-раз! — бегом проносится по всей длине разложенных томов. Бабуля довольно улыбается и, адресуясь ко мне, с гордостью произносит:


— Мужчина! Вы только посмотрите, какой у нас активный мальчик растет!


Активный мальчик, услыхав похвальбу, на полном серьезе собирается пробежаться по книгам вторично. Я спешу удержать его за плечи. Бабуля, с хищным оскалом лица, бросается ко мне и обеими кулаками тычет в грудь. Между прочим, довольно ощутительно! Так, что от неожиданности я едва не упал.


— Милиция! Где милиция? — истошно орет Нападательница. — Ребенку все руки поломали!


— Я ему ничего не сломал, — возражаю. — А вот он по моим книгам бегает. Вы-то куда смотрите? Да еще и руки распускаете… не по возрасту.


— Не тебе о моем возрасте судить! — не снижает тона бабуля. — Бегает, понимаешь… И что с того? Разве он что-то порвал?


— Так испачкал же…


— Небось вытрешь, не облезешь! Ты один черт здесь баклуши бьешь — никому твоя макулатура не нужна! Вот и попыхти! И вообще: чего ты сюда со своими книгами выперся? Здесь торговать не положено! Милиция! Где милиция?


— Скажите, а у вас дома телефон есть? — интересуюсь я.


— И что с того? — пока не понимает Нападательница.


— Продиктуйте-ка мне номерок…


Я вытаскиваю из кармана листочек и авторучку.


— А это еще зачем?


— Так звонить по утрам буду. Вы сегодня на прогулку идете? Все, понял, сижу дома, чтобы активному мальчику не мешать на газоне резвиться. Хотя, к слову, это ведь тоже запрещается. Ну, а уж коли подопрет, что последний хрен без соли доем — извиняйте. Тогда уж вы дома покукуйте, а я поторгую. На хлебушек…


— А-а-а-а! Гад! Сволочь! Я твой лоток завтра же прикрою! Милиция! Где милиция?

 

[Андрей Пустоваров]

ТЫ ВЫГОДЫ СВОЕЙ НЕ ПОНИМАЕШЬ!»
​

Жарким июльским днем к моему торговому месту подбредает ветхий дед. В руке — алюминиевая трость, на голове — мягкая соломенная шляпа-панама с высокой дырчатой тульей. Такой модный с полвека назад головной убор, помнится, носил и мой отец. Разговор визитер начинать не спешит: отдуваясь, цепляет трость набалдашником за локтевой сгиб, снимает шляпу, обмахивается… Потом вытирает блестящую лысину огромным носовым платком и, наконец, вкрадчиво предлагает:


— Купи у меня дефицитную подписку.


— Это какую же?


— Пятьдесят пять томов Ленина.


Становится даже интересно: совсем дед меня за лоха держит. Дефицитной подпиской-то объявляется чистой воды неликвид. Ладно, старый гриб, пошуткуем.


— И сколько же просишь?


— Да почти что задарма отдаю. По двадцать рублёв за том.


— Итого, значит, тысяча сто «деревянных»?


— Так и быть, пущай будет ровно «круглая». Цельных сто рублёв тебе от щедрот скидываю, — сопровождает дед собственное великодушие широким взмахом руки. — Ты их здесь за пять тыщщ продашь! А ежели полежат, так лет через двадцать пять вообще этим станут… Как его… Ларитетом!


— Вот и обожди четверть века, потом озолотишься.


— Я столько не проживу, — сокрушается старый гриб.


— Это не ко мне. Это вон туда, — тычу пальцем в небо. — А не хочешь ждать, вставай рядом и сам продавай. Поглядим, когда и сколько тебе «тыщщ» отслюнят.


— Я за корыстью не гонюсь. Зато тебе шанс козырный даю. Ты выгоды своей не понимаешь!


Так. Пустопорожняя беседа надоела. Переходим к решительным действиям.


— Это ж ведь темно-синие тома, с профилем вождя на обложке?


— Ну…


— Переплет твердый, тяжелый, а бумага офсетная, плотная, высшего сорта?


— Наверное… Да что я в ейных сортах разбираюсь, что ли? Хорошая! Белая!


— Значит, все пятьдесят пять томов купно «кэге» на тридцать точно потянут?


Дед недоуменно-негодующе вперяется в меня. Заплесневело соображает…


— Ты Ленина — и на килограммы мерять?


— Я? Да ни в коем разе! А вот в пункте приема макулатуры — ага. Принимают ее в центре по пятьдесят копеек за кило. Адресок подскажу. Загрузишь книги в две сумки — в одну все явно не поместятся, и на троллейбус. Проезд у нас в нем (дело происходило в 2005-м) нынче шесть рубчиков, но у тебя, пенсионера, половинный. А вот за груз, извиняй, сдерут по полной. Значит, шестью два и плюс три — пятнадцать. Сдашь все «мысли вождя» — ровно столько же назад возвернешь. Ну а уж обратно, пардон, поедешь в минус, за свой кровный трояк. Как перспективка?


Дед разом неосознанно расставляет ноги — так самцы человекообразных обезьян пытаются утвердить господство, когда опасаются вступить в драку, — сводит брови, учащает дыхание и, наконец, негодующе орет:


— Дур-рак! Ты выгоды своей не понимаешь! И трижды три раза дур-рак! Я… Ему… А он! Затупок! Глуп, как гусь! И выгоды своей… Дур-рак!


— Слышь, дед, шел бы ты отсюда подобру-поздорову, — советую я.


— Не понимаешь! Не понимаешь! Не понимаешь! — заклинило старого гриба.


— Зато понимаю, что ты сам плоскостью ума подобен таракану.


— Че-его? — И обладатель «дефицитной подписки» стучит тростью по асфальту. — Ты! Старого человека! Оскорблять? Да я на тебя в милицию! Гад!


— И еще сволочь, — подсказываю.


— Да! И выгоды, выгоды своей ни хрена не понимаешь!


Восвояси дед удалялся долго. То и дело оглядывался, грозя тростью и бисируя:


— Дур-рак! Выгоды ни в зуб не понимаешь!

«ЧТО, ЖАЛКО, ДА?»
​

На самой первой клеенке, внизу, обычно раскладываю так называемые «одноразовые» детективы: мягкие, в половину от стандартного формата книжицы. Покупают из их числа преимущественно авторов-женщин. И в основном дамы же. Кому Устинова особенно нравится, кому Полякова или Шилова… Но больше всего любительниц Дарьи Донцовой. Книги этих же писательниц, изданные в классическом формате и твердой обложке, расходятся неважно.


— «Одноразовую» я прочту и выкинуть не жалко. Или кому-то подарю, — объясняла однажды мне постоянная клиентка. — Да и цена у «мягких» подешевле.


— Хотите, в твердой обложке за столько же отдам? — предложил тогда.


— Не хочу. Мягкий вариант и легче, и в сумочке места меньше занимает, и от начальства на работе прятать удобнее. Не-е, не хочу.


И вот однажды к «одноразовому» товару подошла девушка — по виду студентка-старшекурсница. Перелопатила его весь, а потом осведомилась:


— Мужчина, а вы поменяться не хотите?


— Что на что?


— А вот, вы мне Донцову и Шилову, а я вам Маринину и Устинову. У меня их книг по двадцать.


— Не хочу.


— Ну почему?


— Неравноценно. На Донцову с Шиловой спрос больше, да и продаю я их пусть ненамного, но подороже.


— Какой вы, однако, меркантильный…


— На том и стоим. Моей семье тоже кушать надо.


— Ну хорошо, хорошо, а если Донцову на Донцову?


— Приносите. Но — более старые издания поменяю на изданные примерно в те же годы, а свежие на свежие. И, разумеется, два к одному.


— Не поняла…


— Чего ж тут неясного? Вы мне — две книги, я вам — одну.


— А почему это не одну на одну? — яростно возмутилась «студентка».


— Да потому… Ну, ваша выгода понятна — за бесплатно новое чтиво получить. А моя в чем? Впустую день простоять? Вообще-то, я книги продаю. Точнее: пытаюсь продать. Вы же тратиться не желаете, а рыбку чтоб съесть. Идите тогда в библиотеку. Кстати, там этот жанр уже давно платным сделали.


— Но у вас же их вон сколько много! — не отлипала «студентка». — Хотя бы разочек можно? Десяточек… Я быстренько сбегаю, недалеко отсюда живу.


— Девушка, извините, вы лучше идите туда, где свою литературу покупали, там штука на штуку и меняйте. А потом ко мне придете, расскажете, выгорело или как.


— Что, жалко, да? Жалко? Ну, так и скажи! — моментально перешла «студентка» на «ты» — Жмот! Крохобор! Сквалыга!


— Ага. И еще гад и сволочь.


— Он вдобавок и издевается! Завтра же пойду и в милицию на тебя заявлю!


— А можно узнать, за что именно?


— Там найдут! Не отвертишься!

 

[Андрей Пустоваров]

«БЕЙ ЕГО!»
​

Однажды к книгам подрулила молодая супружеская пара с сидячей коляской, в которой спал пристегнутый мальчуган полутора-двух лет. Папа остался при транспортном средстве, а мама — жгучая брюнетка со стрижкой под мальчика и солидным бюстом — заинтересовалась четырехтомником Маршака: издательство «Правда», 1990-й год выпуска, бумага-офсет, цветные иллюстрации.


Самым читабельным в нем был первый том, именовавшийся «Произведения для детей». Туда входили и «Детки в клетке», и «Друзья-товарищи», и «Сказочный домик», и другие классические вещи, на которых воспитывалось не одно поколение малышей. Именно его-то брюнетка и высмотрела.


— Сколько? — задала она мне вопрос, выпрямившись с облюбованной книгой.


— Женщина, она отдельно не продается. А подписка стоит двести рублей.


— Мне вся не нужна. Мне только этот том. Так сколько?


— Женщина, я повторяю: Маршак реализуется только в комплекте.


— А я повторяю, что меня весь комплект не интересует. И вообще: какая вам разница? Остальное кому-нибудь другому продадите. Сколько?


— Женщина, или покупайте все четыре книги, или положите эту на место, — уже с раздражением произнес я.


Не тут-то было. Брюнетка добыла из сумочки пятидесятирублевку и заявила:


— Ну, так. Считать и я умею. Двести разделить на четыре, получается пятьдесят. Возьмите. А книгу я забираю.


— Да что вы, в самом деле, не слышите, или как? Я три раза уже вам сказал, что она отдельно не продается! Положите немедленно к остальным томам!


— Может, пойдем? — нерешительно подал голос папа. — Ведь он же прав…


— А тебя не спрашивают! — рявкнула в его сторону брюнетка и швырнула купюру поверх разложенной литературы. — Все! Мы в расчете!


Я метнулся к наглой мадам прямо через ряды романов и повестей. Не с первой попытки, но выдернул-таки из ее рук чуть было не осиротевшего Маршака. Быстренько схватил и остальные тома подписки, унес их к своему табурету, сложил книги попарно на его крышке и уселся сверху.


— Я передумал, решил себе это собрание оставить, — заявил я.


— Ты! Отдай! Я купила! Я заплатила! — бесновалась брюнетка.


Супруг ее уныло смотрел на асфальт.


— К вашему сведению, процесс купли-продажи считается завершенным лишь тогда, когда не только покупатель получил товар, но также и продавец оплату за него и, если потребуется, вручил сдачу. Я же до ваших денег не дотрагивался. Не согласны? Скатертью дорожка — в суд!


— Ах ты, гад такой! — еще громче взвыла брюнетка. — Ты мне руку вывихнул! Чего смотришь? — Это уже мужу. — Твою жену на твоих же глазах чуть ли не жизни лишают, а он хоть бы хны! Бей его! Бей!


Сынишка от маминого крика проснулся и заплакал.


— Послушай, ведь он же прав, — не поддался на провокацию супруги папа. — Вот, еще и ребенка разбудила. Пошли отсюда.


— Ну, погоди! — не хуже волка из культового мультика и по-звериному оскалясь, пообещала мне брюнетка, поднимая неотоваренные деньги. — Ты у меня скоро за все ответишь! Сейчас вот в милицию заявление напишу! А с тобой — опять переключилась она на мужа, — мы дома по полной программе разберемся! Ты у меня теперь долго на голодном ночном пайке сидеть будешь! Да я тебе!.. Тряпка! Мокрая курица! Душа коротка! Жену защитить не в состоянии! А я на него свою молодость угроблять должна!


Пока семейство удалялось от меня, мама так и продолжала орать, сын кричать, а отец молчать. Ох, и не завидую я этому папе…

«ОПУЩЕННЫЙ»
​

Как-то раз в конце марта к моему развалу подошла женщина: лет семидесяти на вид и в явно дорогом пальто нежной салатовой расцветки. С минуту обозревала литературу на клеенках, затем решительно начала разговор:


— Мужчина, вот мне подарили большую книгу. Прямо энциклопедия… Салаты, закуски всякие. Словом, холодные блюда. Там и цветных иллюстраций много, и бумага такая… очень хорошая. А мне эта книга не нужна. Продайте ее.


Ага, все понятно. Очередная Предлагательница явилась. Возьмите, стало быть, товар под реализацию.


— Хм. Попробовать, конечно, можно. Только для начала издание-то само где? Надо же поглядеть, когда оно выпущено и каким издательством, содержание, состояние… С ценой, опять же, определиться следует…


— А чего с ней определяться-то? — недоуменно пожимает плечами Салатовая — как я ее уже окрестил — дама. — Она на ней сзади указана. Пятьсот пятьдесят рублей. А книга новая, этого года, я ее только раз и полистала.


— Женщина, — в свою очередь удивляюсь я. — Так вы на полном серьезе желаете, чтобы я ее здесь по магазинной, да еще и столь дорогущей цене сбыл?


— Я же не виновата, что на ней именно столько указано, — с обидой в голосе парировала Предлагательница. — И потом: у вас что, со слухом проблемы? Сказала же: новая она!


— Вы бы еще разваливающуюся принесли, — не без сарказма усмехаюсь я. — А со слухом у меня все в порядке. Только по магазинным расценкам, да еще и больше чем за полтысячи «деревянных», у меня здесь никто ничего покупать не будет. Развал, он на то и развал, что цены здесь, можно сказать, бесценочные.


— Но она же совершенно нечитанная! — гнет свою линию Салатовая. — И бумага гладкая-гладкая. И иллюстрации яркие, колоритные.


— Ладно… Мой-то процент с продажи какой будет, если удастся-таки ваш товар пристроить? — любопытствую, уже практически предугадывая ответ.


— Какой такой процент? — враз возвышает голос собеседница. — Вы меня что, ограбить хотите? Ни стыда, ни совести! Здоровенный мужик, днями на табуретке баклуши бьет; нет, чтоб где-то за станком материальные ценности производить! А он на пенсионерах наживается! Да у тебя их здесь сотни томов, так что, еще один много места пролежит?! — возмущенно переходит она на «ты».


— Женщина, не надо так кричать, — морщусь я. — Итожим: ваше предложение меня не заинтересовало. Вношу встречное: подходите хоть завтра со своей едовой энциклопедией и реализуйте ее на здоровье хоть за тысячу евро. Вон, сколько еще на газоне места свободного! Только газетку захватите, не на землю ж книгу класть.


— Нет! — уже почти кричит Салатовая, а для убедительности еще и отвергающее простирает руку.


— Что «нет»?


— Да чтоб я до такого опустилась! Самой, на улице, книжками торговать?! Да не бывать этому никогда!


Гневный жест демонстрируется вторично.


— А я что, по-вашему, выходит, уже опущенный?


— А ты уже здесь стоишь! И давно! — злобствует Предлагательница.


— Понял… Одну секундочку тоже постойте, я сейчас…


Обхожу развал, сближаюсь с нахалюгой и слегка, быстрым движением, пожимаю кончики ее наманикюренных пальцев правой руки.


— Ты что? Себе позволяешь? Извращенец! К старой женщине приставать?! — испуганно отшатывается она. — Где милиция? Люди добрые! Помогите!


— Да уймитесь вы. Чтоб я до такого опустился — к вам и приставать… Размечтались… — усмехаюсь я. — Тут дело в ином. В местах лишения свободы есть неписанный закон: кто поручкается с опущенным — это низшая, всеми презираемая категория заключенных — сразу же сам становится таким. Опарафиненным, офоршмаченным, короче: позорной масти. Теперь дошло?


Я неспешно возвращаюсь на свой табурет. Салатовая торопливо вытаскивает из сумочки носовой платок и брезгливо начинает вытирать им пальцы, соприкоснувшиеся с моей ладонью.


— Не поможет! — едко комментирую я. — Это теперь на всю оставшуюся жизнь. Теперь вы тоже опущенная, а если точнее — зашкваренная.


— Ты-и-и! — визгливо орет отвергнутая Предлагательница. — Ты мерзавец, ублюдок, подлец!


— Ага. Присовокупите еще гад и сволочь, — любезно подсказываю я.


— Да! Именно так! И я завтра же… сейчас! Милицию! На тебя! Натравлю! Они т-те покажут! Люди! На нем же клейма ставить негде! Ему в тюрьме место!


— Да травите на полное здоровье, мадам Опущенная. А по поводу клейма и тюрьмы… Не забывайте, отныне ведь и вы в той же бочке квашены…


— Милиция! Ну почему тут рядом нет милиции?

​