Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
И снова Шпильтер - Carl Johann Spielter
Картину называют где "торговец антиквариатом", где "коллекционер искусства", подписано "Carl Spielter 97". Размер всего 17,7 x 22,6 cm
Переходи на живопись - антиквары на картинах
- Автор темы Андрей Пустоваров
- Дата начала
Картину называют где "торговец антиквариатом", где "коллекционер искусства", подписано "Carl Spielter 97". Размер всего 17,7 x 22,6 cm
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
«Антикварий» картина барона М. П. Клодта
Эта картина удостоена премии в 500 руб., в годовом собрании П. А. X.,—как лучшее произведение по части бытовых сцен.
Мы не позволим себе отвергать художественных достоинств «Антиквария», но не разделаем убеждения тех, которые считают выражение лица этой единичной фигуры вполне соответствующим характеру мономана всего старинного.
«Антикварий» барона Клодта показался нам далеко не страстным и не восторженным обожателем годного и негодного, под единственным условием старины и редкости. Это, если угодно, человек себе на уме, тонко и мгновенно соображающий виды, которые можно извлечь из новой покупки, перепродав любое же, сейчас же, барышом, людям, менее его расчетливым и более его кидающимся на старинку, будь она и не чужда подделки даже. От того и потирает этот приличный господин свои мягкие руки, с предвкушением сладости хорошего куша за эту дрянь, — для него и ему подобных субъектов, наметавшихся достаточно, чтобы не обмануться в расчете.
Если такого торгаша-антиквария, ехрrоfеssо или по титулу, им самим себе данному, хотел изобразить нам барон Клодт, заглянув, по праву художника, в тайник его интимной беседы с самим собою, то композитор наш достиг цели вполне. Но, если думал он выразить в этой позе, с этой холодной усмешкой и потиранием рук, антиквария по страсти, делающей и очень умных и дельных людей мучениками приобретения за бесценок ли, или дорогой ценой, древностей, —это будет не то. Мы помним «умирающего антиквария» Рокплана, бывшего на выставке парижской 1842—1843 года. Вот тип, подходящий несколько ко второй категории, нами указанной, мучеников страсти к старине и древностям.
Изможденные руки седовласого страдальца не в силах уже перебирать дорогие безделушки его кабинета, где все есть, начиная от древней римской луцерны, до ломких брактеатов северных немецких городов и от рыцарского наручника, съеденного ржавчиной, до уродливого башмачка китайской красавицы и высохшей тыквы палестинских пилигримов.
Ноги также отказались носить это ветхое тело с помертвевшим лицом, похожим на те пыльные пергаментные фолианты, которыми подперта одна из полок его импровизированного шкафчика. Холод смерти уже заставляет тело, истощенное годами и лишениями (в видах сбережения для покупок древностей), согревать под истертым мехом полинявшей шубы в знойный день, летом, но, любовь к вещам, бесценным для старого любителя, во всей силе проявляется во взглядах, бросаемых им на все свои сокровища, с которыми так близка уже разлука.
Взгляд умирающего алчно пробегает по полкам, как бы стараясь удержать на всю вечность милые образы сосудов, утвари, оружия, рельефов, рукописей, мозаики, стекла, бронзы и всего прочего, чем с пола до потолка, завален его рабочий кабинет и вместе лаборатория, салон и спальня.
Понять силу этого, вперенного в древности, взгляда, может всякий коллекционер, с которым в жизни случались, наверно, обстоятельства, заставлявшие думать о разлуке со своим сокровищем, сбиравшемся крохами, целые десятки лет, на грошовые средства.
У барона Клодта обстановка,—на сколько можно заключить это из беспорядка расположения вещей, вещиц и всякой дребедени, как бы случайно здесь нагроможденной,—подходит к состоянию коллекций страстного любителя. Но, рядом с этим признаком искренности и страстности, является не подходящая поза, не вдруг оценяемая стереотипность улыбки, будто отпущенной на вес расчетливым расходователем чувства и, главное, потирание рук, возможное у игрока, после обчистки чужих карманов, доступное писателю, когда в ударе он и легко ложатся на бумагу его задушевные мысли, но, ни в каком случае не проявляющееся у любителя редкости.
Наслаждение его—держать и не выпускать из рук целые недели каждую новую вещицу, пока не придет на смену ее другое приобретение, ровной цены и достоинства. Ненасытные взгляды способен любитель бросать на чужие богатства того же сорта, случайно забравшись к своему собрату-сопернику. Но и тогда, несмотря на косые взгляды хозяина, его кашляние и явные знаки неудовольствия, гость редко удерживается, чтобы не взять в руки и не подержать у себя, хоть одно мгновение, той либо другой замечательности.
А то, иметь в своей власти новые сокровища, которых, покупая, разумеется, нет возможности рассмотреть точно и обстоятельно, придти к ним и только потирать руки, созерцая их—дело положительно невозможное, особенно на первых порах, у истого любители. Иначе он самозванец, прикидывающийся любителем. Но в глазах знатока, одним этим необдуманным, или случайным явлением, он потеряет всякое значение и покажется не нашего поля ягодой.
Да, помилуйте, удержишься ли тут?—Сядешь, непременно сядешь, прежде всего—хотя требуй весь свет и столпись разом все нужные дела; гори дом,—а все сядешь, если любитель! —И со вздохами, нежными, или порывистыми, смотря по темпераменту, возьмешь в руки вещицу и не оторгнешься от несравненного занятия созерцанием и вместе осязанием ее, не один час времени. Его ведь не считаешь тут, забыв все и всех. А потирать холодно руки, поверьте, и в голову не придет любителю истинному; да еще—стоя!
Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 2 (106) - 9 января - 1871.
Эта картина удостоена премии в 500 руб., в годовом собрании П. А. X.,—как лучшее произведение по части бытовых сцен.
Мы не позволим себе отвергать художественных достоинств «Антиквария», но не разделаем убеждения тех, которые считают выражение лица этой единичной фигуры вполне соответствующим характеру мономана всего старинного.
«Антикварий» барона Клодта показался нам далеко не страстным и не восторженным обожателем годного и негодного, под единственным условием старины и редкости. Это, если угодно, человек себе на уме, тонко и мгновенно соображающий виды, которые можно извлечь из новой покупки, перепродав любое же, сейчас же, барышом, людям, менее его расчетливым и более его кидающимся на старинку, будь она и не чужда подделки даже. От того и потирает этот приличный господин свои мягкие руки, с предвкушением сладости хорошего куша за эту дрянь, — для него и ему подобных субъектов, наметавшихся достаточно, чтобы не обмануться в расчете.
Если такого торгаша-антиквария, ехрrоfеssо или по титулу, им самим себе данному, хотел изобразить нам барон Клодт, заглянув, по праву художника, в тайник его интимной беседы с самим собою, то композитор наш достиг цели вполне. Но, если думал он выразить в этой позе, с этой холодной усмешкой и потиранием рук, антиквария по страсти, делающей и очень умных и дельных людей мучениками приобретения за бесценок ли, или дорогой ценой, древностей, —это будет не то. Мы помним «умирающего антиквария» Рокплана, бывшего на выставке парижской 1842—1843 года. Вот тип, подходящий несколько ко второй категории, нами указанной, мучеников страсти к старине и древностям.
Изможденные руки седовласого страдальца не в силах уже перебирать дорогие безделушки его кабинета, где все есть, начиная от древней римской луцерны, до ломких брактеатов северных немецких городов и от рыцарского наручника, съеденного ржавчиной, до уродливого башмачка китайской красавицы и высохшей тыквы палестинских пилигримов.
Ноги также отказались носить это ветхое тело с помертвевшим лицом, похожим на те пыльные пергаментные фолианты, которыми подперта одна из полок его импровизированного шкафчика. Холод смерти уже заставляет тело, истощенное годами и лишениями (в видах сбережения для покупок древностей), согревать под истертым мехом полинявшей шубы в знойный день, летом, но, любовь к вещам, бесценным для старого любителя, во всей силе проявляется во взглядах, бросаемых им на все свои сокровища, с которыми так близка уже разлука.
Взгляд умирающего алчно пробегает по полкам, как бы стараясь удержать на всю вечность милые образы сосудов, утвари, оружия, рельефов, рукописей, мозаики, стекла, бронзы и всего прочего, чем с пола до потолка, завален его рабочий кабинет и вместе лаборатория, салон и спальня.
Понять силу этого, вперенного в древности, взгляда, может всякий коллекционер, с которым в жизни случались, наверно, обстоятельства, заставлявшие думать о разлуке со своим сокровищем, сбиравшемся крохами, целые десятки лет, на грошовые средства.
У барона Клодта обстановка,—на сколько можно заключить это из беспорядка расположения вещей, вещиц и всякой дребедени, как бы случайно здесь нагроможденной,—подходит к состоянию коллекций страстного любителя. Но, рядом с этим признаком искренности и страстности, является не подходящая поза, не вдруг оценяемая стереотипность улыбки, будто отпущенной на вес расчетливым расходователем чувства и, главное, потирание рук, возможное у игрока, после обчистки чужих карманов, доступное писателю, когда в ударе он и легко ложатся на бумагу его задушевные мысли, но, ни в каком случае не проявляющееся у любителя редкости.
Наслаждение его—держать и не выпускать из рук целые недели каждую новую вещицу, пока не придет на смену ее другое приобретение, ровной цены и достоинства. Ненасытные взгляды способен любитель бросать на чужие богатства того же сорта, случайно забравшись к своему собрату-сопернику. Но и тогда, несмотря на косые взгляды хозяина, его кашляние и явные знаки неудовольствия, гость редко удерживается, чтобы не взять в руки и не подержать у себя, хоть одно мгновение, той либо другой замечательности.
А то, иметь в своей власти новые сокровища, которых, покупая, разумеется, нет возможности рассмотреть точно и обстоятельно, придти к ним и только потирать руки, созерцая их—дело положительно невозможное, особенно на первых порах, у истого любители. Иначе он самозванец, прикидывающийся любителем. Но в глазах знатока, одним этим необдуманным, или случайным явлением, он потеряет всякое значение и покажется не нашего поля ягодой.
Да, помилуйте, удержишься ли тут?—Сядешь, непременно сядешь, прежде всего—хотя требуй весь свет и столпись разом все нужные дела; гори дом,—а все сядешь, если любитель! —И со вздохами, нежными, или порывистыми, смотря по темпераменту, возьмешь в руки вещицу и не оторгнешься от несравненного занятия созерцанием и вместе осязанием ее, не один час времени. Его ведь не считаешь тут, забыв все и всех. А потирать холодно руки, поверьте, и в голову не придет любителю истинному; да еще—стоя!
Всемирная иллюстрация : Еженед. илл. журнал, № 2 (106) - 9 января - 1871.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Продолжим нашу неспешную беседу о антикварах на картинах.
Добавлю сегодня картину, изображающую коллекционераю Заодно познакомимся и с несколькими интересными итальянцами из средневековья. Хотя скорее уж скорее из Возрождения, маньеризма и малость барокко затронем. Формирование исторического стиля барокко отчасти является следствием кризиса идеалов Итальянского Возрождения в середине XVI в. и стремительно меняющейся картины мира на рубеже XVI—XVII вв. Поразительно, но самая великая эпоха в истории искусства - Возрождение - была коротка — всего каких-нибудь десять-пятнадцать лет. В 1514 году умер Браманте. В 1519 году уже не было в живых Леонардо да Винчи, в 1520 году скончался Рафаэль. И только Микеланжело продолжал работать до 1564 года. Тем не менее это была уже другая эпоха. Предыдущее столетие в Италии было в художественном отношении настолько сильным, что его идеи, несмотря на все трагические коллизии, не могли исчезнуть внезапно, они продолжали оказывать значительное влияние на умы людей. А шедевры искусства Высокого Возрождения — произведения Леонардо, Микеланжело, Рафаэля — казались недосягаемыми. В этом суть трагических противоречий эпохи барокко. Это было время болезненных изменений мировоззрения, неожиданных поворотов человеческой мысли, отчасти вызванное великими географическими и естественно-научными открытиями.
А сегодня хочу вам представить Лоренцо Лотто
Вероятный автопортрет. 1540-е. Дерево, масло. Музей Тиссена-Борнемисы, Мадрид
Лоренцо Лотто (итал. Lorenzo Lotto; 1480, Венеция — 1556, Лорето, Марке) — один из крупнейших живописцев венецианской школы периода маньеризма. Неспособный к компромиссам и в творчестве, и в духовной области, Лоренцо Лотто прожил беспокойную жизнь и часто испытывал материальные затруднения. Не подстраиваясь под господствовавшие вкусы, Лотто путешествовал в поисках заказчиков, которые могли бы понять и оценить его работы. После краткого периода успеха, он был забыт, а в Венеции осмеян. В конце XIX века (1895) Лотто был открыт вновь для широкой общественности мастером искусствоведческих атрибуций Бернардом Беренсоном. По мнению Беренсона: «Чтобы понять шестнадцатый век, узнать Лотто так же важно, как узнать Тициана»
Портрет Андреа Одони. 1527. Холст, масло. Королевская коллекция, Великобритания
Это один из самых инновационных и динамичных портретов эпохи Возрождения. Венецианский коллекционер Андреа Одони (1488-1545) держит в одной руке статую Артемиды Эфесской, символ природы, а другой рукой он прикрывает крест на груди, намекая, что христианство имеет приоритет над природой и языческими богами древности. Лотто недавно вернулся в Венецию после тринадцати лет в Бергамо и хотел произвести впечатление на возможных покровителей в Венеции. Портрет был описан как один из лучших и самых амбициозных из всех работ Лотто.
Портрет по праву называют одним из лучших и самых амбициозных среди всех портретов Лотто и намеренным вызовом превосходству Тициана в этой области. Портрет находился в спальне владельца в его доме на Фондаменте дель Гафферо и был описан Маркантонио Микьелем (Marcantonio Michiel), когда он посетил коллекцию в 1532 году. Джорджо Вазари упоминает портрет «che è molto bello», который он, должно быть, видел во время своего визита в Венецию десять лет спустя. Картина также была включена в опись 1555 года, составленную его братом и наследником Альвизе Одони.
Сын богатого миланского иммигранта, Андреа Одони был важным членом венецианского общества. Он пополнил коллекцию, унаследованную от своего дяди, Франческо Сио, и стал известным коллекционером живописи, скульптуры, античных ваз, монет, драгоценных камней и образцов естественной истории. Этот портрет висел в спальне Одони вместе с «Богородицей с младенцем Иоанном и женщиной-святой или донатом», которая сейчас находится в Национальной галерее в Лондоне. В доме также было необычное сочетание древней и современной скульптуры, с «изуродованными и разорванными античными мраморными головами и другими фигурами». Пьетро Аретино (поэт и сатирик) писал Одони (в письме от 1538 года), что тот воссоздал Рим в Венеции, хотя в других местах он описывает великолепие дома в тоне, который предполагает, что оно переходит границы венецианского приличия. Джорджо Вазари назвал дом Одони «дружеским пристанищем для талантливых людей».
Лотто уже использовал широкий (в данном случае почти квадратный), а не вертикальный формат, но здесь он используется для заполнения пространства вокруг портрета. Взгляд Одони становится еще более притягательным благодаря его мощному жесту, утяжеленному пальто, и массе скульптур вокруг него. Большая часть скульптур была идентифицирована как версии, вероятно, гипсовые слепки, с известных оригиналов. Есть три изображения Геракла: Геркулес и Антей (фрагментарная группа во дворе Бельведера в Ватикане); стоящая фигура со львиной шкурой, идентифицированная в то время как император Коммод в образе Геркулеса (Музей Ватикана, Рим); и Геркулес Мингенса (созданный на основе утраченного прототипа) крайний справа. Есть два изображения Венеры: торс на переднем плане изображает Афродиту, находившуюся в Венето в середине XVI века, ныне Музей дель Ливиано, Падуя, и Купающуюся Венеру. На переднем плане также находится слепок бюста Адриана (вероятно, сделанный с бюста, который сейчас находится в Музее Капитолини в Риме, а не с бюста, хранящегося в Национальном музее в Неаполе). В правой руке Одони держит статуэтку Артемиды Эфесской.
Известно, что только бюст Адриана находился в коллекции Одони, поскольку он фигурирует в описи его брата Альвизе Одони. Торс Венеры может быть «женской фигурой без головы» из описи 1555 года. Было высказано предположение, что остальные фигуры не были в коллекции Одони, а принадлежали Лотто: из завещаний и бухгалтерской книги Лотто известно, что он владел гипсовыми и восковыми рельефами и скульптурами из песочной массы. Фрагменты, должно быть, были включены в картину, потому что они были важны для Одони или как символический комментарий к нему. Хотя оригиналы, с которых они были скопированы, скорее всего, были фрагментами, их потрепанное состояние, по-видимому, подчеркивалось Лотто, а их расположение было вызывающим и ироничным: Геракл Мингенса помещен напротив Купающейся Венеры, торс Венеры на переднем плане против бюста Адриана.
Всегда признавалось, что смысл картины сложнее, чем просто портрет коллекционера, но это по-прежнему вызывает много споров. Прямой взгляд Одони на зрителя и контраст между рукой, прижатой к сердцу, и предложенной статуэткой Артемиды наводят исследователей на мысль, что зрителю предлагается выбор. Контраст между этим цельным объектом, символом природы или земли, и античными фрагментами рассматривается как олицетворение непреходящей силы природы по сравнению с преходящим характером искусства и человеческих усилий - одна из многих интерпретаций темы природы и искусства, которые были предложены. Крест, прижатый Одони к груди, говорит о том, что для Одони истинная религия христианства, представленная крестом, всегда будет превалировать над природой и богами языческой древности, символизируемыми статуэткой Дианы и другими классическими фрагментами.
Также было высказано предположение, что Лотто хотел установить связь между бюстом императора Адриана, великого покровителя искусств в Древнем Риме, и Одони как нового покровителя искусств. Микьель изменил свое описание с «с древними мраморными осколками» на «кто созерцает древние мраморные осколки», и было высказано предположение, что вместо того, чтобы говорить об одном выборе, картина представляет собой размышление на многие темы коллекционирования. Многочисленные смыслы могли обсуждаться в кругу эрудированных друзей Одони, включая Пьетро Аретино. Похвала Аретино о том, что Одони воссоздал Рим в Венеции, может объяснить акцент в портрете на тех древностях, которые принадлежали Одони (или, по крайней мере, находились в Венето), которые выделяются на переднем плане, в отличие от тех, которые в Риме отодвинуты на задний план. Возможно, Лотто также сравнивает свое искусство венецианского живописца с искусством древних мастеров скульптуры и считает, что он оживил античные скульптуры своим искусством. Контрасты между Римом и Венецией, язычеством и христианством, природой и искусством, древностью и современностью, живописью и скульптурой - все это можно рассмотреть в этом новаторском портрете.
Добавлю сегодня картину, изображающую коллекционераю Заодно познакомимся и с несколькими интересными итальянцами из средневековья. Хотя скорее уж скорее из Возрождения, маньеризма и малость барокко затронем. Формирование исторического стиля барокко отчасти является следствием кризиса идеалов Итальянского Возрождения в середине XVI в. и стремительно меняющейся картины мира на рубеже XVI—XVII вв. Поразительно, но самая великая эпоха в истории искусства - Возрождение - была коротка — всего каких-нибудь десять-пятнадцать лет. В 1514 году умер Браманте. В 1519 году уже не было в живых Леонардо да Винчи, в 1520 году скончался Рафаэль. И только Микеланжело продолжал работать до 1564 года. Тем не менее это была уже другая эпоха. Предыдущее столетие в Италии было в художественном отношении настолько сильным, что его идеи, несмотря на все трагические коллизии, не могли исчезнуть внезапно, они продолжали оказывать значительное влияние на умы людей. А шедевры искусства Высокого Возрождения — произведения Леонардо, Микеланжело, Рафаэля — казались недосягаемыми. В этом суть трагических противоречий эпохи барокко. Это было время болезненных изменений мировоззрения, неожиданных поворотов человеческой мысли, отчасти вызванное великими географическими и естественно-научными открытиями.
А сегодня хочу вам представить Лоренцо Лотто
Вероятный автопортрет. 1540-е. Дерево, масло. Музей Тиссена-Борнемисы, Мадрид
Лоренцо Лотто (итал. Lorenzo Lotto; 1480, Венеция — 1556, Лорето, Марке) — один из крупнейших живописцев венецианской школы периода маньеризма. Неспособный к компромиссам и в творчестве, и в духовной области, Лоренцо Лотто прожил беспокойную жизнь и часто испытывал материальные затруднения. Не подстраиваясь под господствовавшие вкусы, Лотто путешествовал в поисках заказчиков, которые могли бы понять и оценить его работы. После краткого периода успеха, он был забыт, а в Венеции осмеян. В конце XIX века (1895) Лотто был открыт вновь для широкой общественности мастером искусствоведческих атрибуций Бернардом Беренсоном. По мнению Беренсона: «Чтобы понять шестнадцатый век, узнать Лотто так же важно, как узнать Тициана»
Портрет Андреа Одони. 1527. Холст, масло. Королевская коллекция, Великобритания
Это один из самых инновационных и динамичных портретов эпохи Возрождения. Венецианский коллекционер Андреа Одони (1488-1545) держит в одной руке статую Артемиды Эфесской, символ природы, а другой рукой он прикрывает крест на груди, намекая, что христианство имеет приоритет над природой и языческими богами древности. Лотто недавно вернулся в Венецию после тринадцати лет в Бергамо и хотел произвести впечатление на возможных покровителей в Венеции. Портрет был описан как один из лучших и самых амбициозных из всех работ Лотто.
Портрет по праву называют одним из лучших и самых амбициозных среди всех портретов Лотто и намеренным вызовом превосходству Тициана в этой области. Портрет находился в спальне владельца в его доме на Фондаменте дель Гафферо и был описан Маркантонио Микьелем (Marcantonio Michiel), когда он посетил коллекцию в 1532 году. Джорджо Вазари упоминает портрет «che è molto bello», который он, должно быть, видел во время своего визита в Венецию десять лет спустя. Картина также была включена в опись 1555 года, составленную его братом и наследником Альвизе Одони.
Сын богатого миланского иммигранта, Андреа Одони был важным членом венецианского общества. Он пополнил коллекцию, унаследованную от своего дяди, Франческо Сио, и стал известным коллекционером живописи, скульптуры, античных ваз, монет, драгоценных камней и образцов естественной истории. Этот портрет висел в спальне Одони вместе с «Богородицей с младенцем Иоанном и женщиной-святой или донатом», которая сейчас находится в Национальной галерее в Лондоне. В доме также было необычное сочетание древней и современной скульптуры, с «изуродованными и разорванными античными мраморными головами и другими фигурами». Пьетро Аретино (поэт и сатирик) писал Одони (в письме от 1538 года), что тот воссоздал Рим в Венеции, хотя в других местах он описывает великолепие дома в тоне, который предполагает, что оно переходит границы венецианского приличия. Джорджо Вазари назвал дом Одони «дружеским пристанищем для талантливых людей».
Лотто уже использовал широкий (в данном случае почти квадратный), а не вертикальный формат, но здесь он используется для заполнения пространства вокруг портрета. Взгляд Одони становится еще более притягательным благодаря его мощному жесту, утяжеленному пальто, и массе скульптур вокруг него. Большая часть скульптур была идентифицирована как версии, вероятно, гипсовые слепки, с известных оригиналов. Есть три изображения Геракла: Геркулес и Антей (фрагментарная группа во дворе Бельведера в Ватикане); стоящая фигура со львиной шкурой, идентифицированная в то время как император Коммод в образе Геркулеса (Музей Ватикана, Рим); и Геркулес Мингенса (созданный на основе утраченного прототипа) крайний справа. Есть два изображения Венеры: торс на переднем плане изображает Афродиту, находившуюся в Венето в середине XVI века, ныне Музей дель Ливиано, Падуя, и Купающуюся Венеру. На переднем плане также находится слепок бюста Адриана (вероятно, сделанный с бюста, который сейчас находится в Музее Капитолини в Риме, а не с бюста, хранящегося в Национальном музее в Неаполе). В правой руке Одони держит статуэтку Артемиды Эфесской.
Известно, что только бюст Адриана находился в коллекции Одони, поскольку он фигурирует в описи его брата Альвизе Одони. Торс Венеры может быть «женской фигурой без головы» из описи 1555 года. Было высказано предположение, что остальные фигуры не были в коллекции Одони, а принадлежали Лотто: из завещаний и бухгалтерской книги Лотто известно, что он владел гипсовыми и восковыми рельефами и скульптурами из песочной массы. Фрагменты, должно быть, были включены в картину, потому что они были важны для Одони или как символический комментарий к нему. Хотя оригиналы, с которых они были скопированы, скорее всего, были фрагментами, их потрепанное состояние, по-видимому, подчеркивалось Лотто, а их расположение было вызывающим и ироничным: Геракл Мингенса помещен напротив Купающейся Венеры, торс Венеры на переднем плане против бюста Адриана.
Всегда признавалось, что смысл картины сложнее, чем просто портрет коллекционера, но это по-прежнему вызывает много споров. Прямой взгляд Одони на зрителя и контраст между рукой, прижатой к сердцу, и предложенной статуэткой Артемиды наводят исследователей на мысль, что зрителю предлагается выбор. Контраст между этим цельным объектом, символом природы или земли, и античными фрагментами рассматривается как олицетворение непреходящей силы природы по сравнению с преходящим характером искусства и человеческих усилий - одна из многих интерпретаций темы природы и искусства, которые были предложены. Крест, прижатый Одони к груди, говорит о том, что для Одони истинная религия христианства, представленная крестом, всегда будет превалировать над природой и богами языческой древности, символизируемыми статуэткой Дианы и другими классическими фрагментами.
Также было высказано предположение, что Лотто хотел установить связь между бюстом императора Адриана, великого покровителя искусств в Древнем Риме, и Одони как нового покровителя искусств. Микьель изменил свое описание с «с древними мраморными осколками» на «кто созерцает древние мраморные осколки», и было высказано предположение, что вместо того, чтобы говорить об одном выборе, картина представляет собой размышление на многие темы коллекционирования. Многочисленные смыслы могли обсуждаться в кругу эрудированных друзей Одони, включая Пьетро Аретино. Похвала Аретино о том, что Одони воссоздал Рим в Венеции, может объяснить акцент в портрете на тех древностях, которые принадлежали Одони (или, по крайней мере, находились в Венето), которые выделяются на переднем плане, в отличие от тех, которые в Риме отодвинуты на задний план. Возможно, Лотто также сравнивает свое искусство венецианского живописца с искусством древних мастеров скульптуры и считает, что он оживил античные скульптуры своим искусством. Контрасты между Римом и Венецией, язычеством и христианством, природой и искусством, древностью и современностью, живописью и скульптурой - все это можно рассмотреть в этом новаторском портрете.
Последнее редактирование:
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Закралась пара ошибок в текст. Исправил. Идем дальше.
С Вазари я знаком уже очень давно. У меня есть даже пятитомник гаписанной им книги "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих".
Итальянский живописец и архитектор Джорджо Вазари (1511-1574) вошел в мировую культуру, прежде всего как автор 'Жизнеописаний' `Жизнеописания` Вазари — первая по времени создания европейская история искусств, настольная книга всякого любителя и исследователя итальянского искусства эпохи Возрождения. Напечатана в 1550 году.
А вот с Маркантонио Микьелем ну вообще не пересекался я... Поэому знакомимся ближе
Маркантонио Микьель (итал. Marcantonio Michiel; 1484, Венеция — 1552, Венеция) — венецианский патриций, писатель и коллекционер произведений искусства. Его «Записки», обнаруженные в конце XIX века, содержат ценные сведения о произведениях не только венецианских, но и художников других областей Италии.
Marcantonio Michiel, Museo Correr
Происходил из благородной венецианской семьи. Всю жизнь собирал произведения искусства, в основном ренессансных венецианских мастеров.
Рукопись Микьеля Notizia d’opere di disegno, опубликованная в XIX веке, содержит подробное описание скульптур, картин и рисунков, находившихся в современных ему государственных и частных коллекциях Северной Италии (Падуи, Милана, Павии, Бергамо, Кремы и Венеции).
В молодости Микьель побывал в таких центрах гуманистической культуры, как Бергамо (где служил его отец), Флоренция, Рим (провёл два года при дворе папы Льва X). После женитьбы проживал в Венеции. В его собственную коллекцию (её инвентарная опись составлена после смерти Микьеля) входили работы знаменитых художников: Джорджоне, Якопо де Барбари, Джованни Беллини и скульпторов: Риччио, Беллано и Северо да Равенна. В последующие годы собрание Микьеля было рассеяно по другим коллекциям.
Однако главной заслугой Микьеля считаются его Notizia d’opere di disegno (1521—1543), в которых он дал биографические сведения о современных мастерах искусства, описания их произведений и своих впечатлений. Они имеют основополагающее значение для атрибуций произведений многих художников и изучения творчества Антонелло да Мессины, Риччио и особенно Джорджоне, работавшего большей частью на частных заказчиков и практически не упоминавшегося в официальных документах[4]. В частности, именно из записок Микьеля стали известны картины, созданные Джорджоне. Так, Микьель описал в 1525 году картину «Спящая Венера», принадлежавшую в то время гуманисту Иеронимо Марчелло: «Картина на холсте, изображающая обнаженную Венеру, которая спит в пейзаже, и Купидона, написанная Джордже из Кастельфранко». Это позволило атрибутировать картину (ранее её авторство приписывалось Тициану, который завершил её после внезапной смерти Джорджоне).
С Вазари я знаком уже очень давно. У меня есть даже пятитомник гаписанной им книги "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих".
Итальянский живописец и архитектор Джорджо Вазари (1511-1574) вошел в мировую культуру, прежде всего как автор 'Жизнеописаний' `Жизнеописания` Вазари — первая по времени создания европейская история искусств, настольная книга всякого любителя и исследователя итальянского искусства эпохи Возрождения. Напечатана в 1550 году.
А вот с Маркантонио Микьелем ну вообще не пересекался я... Поэому знакомимся ближе
Маркантонио Микьель (итал. Marcantonio Michiel; 1484, Венеция — 1552, Венеция) — венецианский патриций, писатель и коллекционер произведений искусства. Его «Записки», обнаруженные в конце XIX века, содержат ценные сведения о произведениях не только венецианских, но и художников других областей Италии.
Marcantonio Michiel, Museo Correr
Происходил из благородной венецианской семьи. Всю жизнь собирал произведения искусства, в основном ренессансных венецианских мастеров.
Рукопись Микьеля Notizia d’opere di disegno, опубликованная в XIX веке, содержит подробное описание скульптур, картин и рисунков, находившихся в современных ему государственных и частных коллекциях Северной Италии (Падуи, Милана, Павии, Бергамо, Кремы и Венеции).
В молодости Микьель побывал в таких центрах гуманистической культуры, как Бергамо (где служил его отец), Флоренция, Рим (провёл два года при дворе папы Льва X). После женитьбы проживал в Венеции. В его собственную коллекцию (её инвентарная опись составлена после смерти Микьеля) входили работы знаменитых художников: Джорджоне, Якопо де Барбари, Джованни Беллини и скульпторов: Риччио, Беллано и Северо да Равенна. В последующие годы собрание Микьеля было рассеяно по другим коллекциям.
Однако главной заслугой Микьеля считаются его Notizia d’opere di disegno (1521—1543), в которых он дал биографические сведения о современных мастерах искусства, описания их произведений и своих впечатлений. Они имеют основополагающее значение для атрибуций произведений многих художников и изучения творчества Антонелло да Мессины, Риччио и особенно Джорджоне, работавшего большей частью на частных заказчиков и практически не упоминавшегося в официальных документах[4]. В частности, именно из записок Микьеля стали известны картины, созданные Джорджоне. Так, Микьель описал в 1525 году картину «Спящая Венера», принадлежавшую в то время гуманисту Иеронимо Марчелло: «Картина на холсте, изображающая обнаженную Венеру, которая спит в пейзаже, и Купидона, написанная Джордже из Кастельфранко». Это позволило атрибутировать картину (ранее её авторство приписывалось Тициану, который завершил её после внезапной смерти Джорджоне).
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Разберем эту фразу
Речь идет о картине Тициана «Мадонна Альдобрандини»
«Мадонна Альдобрандини» (также известная как «Богородица с младенцем святым Иоанном и святой Екатериной» - The Virgin and Child with the Infant Saint John and a Female Saint or Donor or The Virgin and Child with the Infant Saint John and Saint Catherine) — картина итальянского живописца Тициана периода Высокого Возрождения, созданная около 1530 года и хранящаяся в Лондонской национальной галерее. Несколько копий, созданных в мастерской Тициана, находятся в Палаццо Питти во Флоренции и в Музее истории искусств в Вене.
Речь идет о картине Тициана «Мадонна Альдобрандини»
«Мадонна Альдобрандини» (также известная как «Богородица с младенцем святым Иоанном и святой Екатериной» - The Virgin and Child with the Infant Saint John and a Female Saint or Donor or The Virgin and Child with the Infant Saint John and Saint Catherine) — картина итальянского живописца Тициана периода Высокого Возрождения, созданная около 1530 года и хранящаяся в Лондонской национальной галерее. Несколько копий, созданных в мастерской Тициана, находятся в Палаццо Питти во Флоренции и в Музее истории искусств в Вене.