рассказы о коллекционерах
- Автор темы Андрей Пустоваров
- Дата начала
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Там был какой то очередной договорняк. Что то разрешили вывезти в обмен на дар государству части коллекции.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Родился и жил в Москве, оставаясь греческим подданным. Работал сотрудником посольств Греции и Канады. В 1930-х стал покупать фарфор, русское серебро и голландскую живопись; в 1940-х — иконы. В 1946-м увидел картину никому не известной Ольги Розановой и увлекся русским авангардом. Менял «испачканную» красками фанеру Любови Поповой на чистый лист стройматериала. Первым скупал у наследников работы Родченко, Татлина, Лисицкого, Малевича, Лентулова, Ларионова, Гончаровой, Экстер и Древина. Выискивал холсты Шагала и Кандинского. Попутно с первым русским авангардом начала ХХ века покупал авангард второй — «другое искусство» Краснопевцева, Плавинского, Вейсберга; ценил Анатолия Зверева, сотня работ которого сгорела во время таинственного пожара на подмосковной даче Костаки.
Любил петь под гитару и показывать коллекцию, развешанную на стенах двух спаренных квартир в доме-новостройке на проспекте Вернадского, причем не только приезжавшим из-за рубежа знаменитостям. В разгар брежневского застоя не по своей воле отбыл на историческую родину. Перед отъездом разделил собрание, подарив большую часть картин СССР, с условием, что на этикетках напишут «Дар Костаки». За это ему позволили увезти с собой пятую часть знаменитой коллекции.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Совсем не про коллекционеров, но как то очень вписывается название в тему собирательства..
да и книга интересная.
да и книга интересная.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
С праздниками всех!
Добавлю рождественский рассказ о коллекционере
Мистер Гарри Фокс, надежда коллекционеров и гроза похитителей предметов искусства, вскрыл узкий конверт с хорошо знакомым обратным адресом, извлек оттуда сложенный гармошкой лист дорогой мелованной бумаги, пробежал глазами текст и… уронил письмо на стол. Еще минуту назад он охотно держал бы пари на любую разумную сумму, что его, бывалого сыщика, изучившего за свои пятьдесят два года все выверты человеческой природы, никто уже не удивит. И проиграл бы, потому что автору письма это удалось. Вместо стандартного приглашения, чопорного и безличного, точно послание из канцелярии Ее Величества, мистера Фокса ждал сюрприз.
Дорогой дружище!
(Много бы я отдал, чтобы поглядеть на твою физиономию, когда ты будешь это читать!)
Боюсь, в этом году наши традиционные рождественские каникулы пройдут по слегка измененному сценарию. Я намерен устроить скромный прием в честь мисс Элис Клайв, которая осчастливила твоего покорного слугу, приняв его предложение руки и сердца. Венчание назначено на первое января. Ты, разумеется, будешь шафером. Не ворчи, пожалуйста, торжество действительно будет очень скромным. Ты, я, Элис, ее брат Герберт, ее школьная подруга Сара Смит со своим женихом Андреасом Калойеропулос (не представляю, как это произносится). Буду очень признателен, если ты сумеешь привезти с собой даму, иначе численное превосходство джентльменов будет бросаться в глаза. Элис и Герберт приедут в шато 22-го, прибытие остальных гостей ожидается 24-го. Отказы не принимаются ни в какой форме. Жду тебя с нетерпением.
Искренне твой,
Жак Мишель Ренуар
Вот уже двадцать четыре года Гарри Фокс получал в начале декабря кремовые конверты с приглашением на Рождество. Текст год от года оставался неизменным: "Месье Ренуар будет счастлив принять мистера Фокса на Рождество в своем шато "Кастель", Верхняя Савойя". Двадцать четыре года мистер Фокс был единственным гостем миллионера-отшельника, укрывшегося от мира в своем неприступном горном замке. Двадцать четыре Рождества они встретили вместе, обсуждая несовершенство человеческой природы, женское вероломство и преимущества холостяцкой жизни. Двадцать четыре года обращались друг к другу исключительно на "вы". И после всех этих лет – такое письмо! Видно, Жак совершенно потерял голову от мисс Клайв. Но кто она? Как сумела его покорить? Где они познакомились, черт побери?
Месье Ренуару следовало бы родиться во времена крестовых походов и прочей христианской романтики. С современным миром он ладил плохо. До своего затворничества был хмурым, погруженным в себя юношей с мистическим складом ума и тонкой душевной организацией. Воспитанник школы при мужском монастыре, он всю жизнь оставался ревностным католиком. Избегал общества, не умел говорить о пустяках, не интересовался спортом и политикой, откровенно робел перед дамами. Его единственной помимо религии страстью было коллекционирование фарфора, но фарфора не простого, а с рождественской тематикой. Блюда, сервизы, шкатулки с росписью на рождественские сюжеты и в первую очередь фарфоровые фигурки – младенца Христа, Девы Марии, Иосифа, волхвов, осликов, верблюдов. Собственно, фарфор и стал причиной его отшельничества.
Двадцать пять лет назад двадцатитрехлетний месье Ренуар рискнул отправиться в большое плавание в Гонконг, где собирался пополнить свою коллекцию. И на обратном пути пал жертвой чар пассажирки первого класса Роситы Фернандес, которую стюард усадил за столик юного миллионера. Пока опьяненный Ренуар переживал свое первое любовное приключение, у него из каюты украли набор из дюжины приобретенных в Гонконге статуэток. По счастью, плывший на том же лайнере Гарри Фокс провел блестящее короткое расследование и вывел на чистую воду Роситу с сообщником, которого она выдавала за своего отца. Коллекционер вернул свою собственность, но потерял веру в любовь, а заодно и в человечество. С тех пор он заперся в своем заоблачном замке, выбираясь оттуда только в церковь в ближайшей деревне и не пуская на порог никого, кроме своих агентов и Гарри Фокса. Как, спрашивается, при таком образе жизни Ренуар встретил свою будущую жену?
Ну ладно, ответ на этот вопрос Фокс скоро получит от месье Ренуара, а пока следует поломать голову над другим: где он, убежденный холостяк и женофоб, найдет спутницу, достойную сопровождать его в обитель миллионера? Добавим: миллионера, помешанного на безопасности своей коллекции. А дамы, с которыми Фокс был накоротке, по большей части специализировались на кражах художественных ценностей.
Изрядно помучившись, он наконец вспомнил про соседку. Сесиль Лавуазьон в прошлом была оперной певицей, и довольно известной. Но десять лет назад подхваченный ею грипп дал осложнение, которое плачевно сказалось на ее дивном сопрано. Получив миллионную страховку, Сесиль оставила Париж и поселилась в Сен-Тропе на соседней вилле. За десять лет между нею и сыщиком завязалось некое подобие дружбы. Фоксу нравились чувство юмора и мужество певицы, которая никогда не жаловалась на судьбу, вынудившую ее покинуть сцену в зените славы. "Вы не представляете, мой друг, какое это облегчение – жить, не думая постоянно о том, как сохранить голос и фигуру. Считается, что фигура для оперных див не главное, но, как хотите, Изольда или Тоска с габаритами борца сумо – это смешно". Если добавить к этому, что певица, побывавшая однажды замужем, больше не вынашивала матримониальных замыслов, была приятна в общении и легка на подъем, ее кандидатура подходила для целей Фокса почти идеально. Оставалось только поскорее ангажировать Сесиль, пока ее не сманили конкуренты.
Сыщику повезло: мадам Лавуазьон согласилась сопровождать его в шато "Кастель", хотя уже получила несколько приглашений на Рождество. "Разумеется, я поеду с вами, мой друг. Не настолько я глупа, чтобы променять визит в таинственный замок миллионера-затворника на банальную светскую вечеринку".
Таким образом все уладилось, и три недели спустя сияющий месье Ренуар представлял своего друга и его спутницу остальным гостям. С первого взгляда на мисс Клайв Фокс понял, чем она пленила Жака. Ее лицо было живой копией любимой статуэтки Ренуара – мейсенской Девы Марии работы неизвестного мастера XVIII века. Тот же нежный овал лица, те же высокие скулы и брови, тот же восхитительный рисунок губ. Только краски ярче. Аквамариновые глаза, собольи брови, блестящие волосы, отливающие всеми оттенками каштанового.
При виде этой сияющей красоты Фокс ощутил стеснение в груди, которое истолковал как нешуточное беспокойство за друга. Девушка была не только красива, но и вызывающе молода. Сыщик не дал бы ей и двадцати. А Жак приближался к полувековому юбилею. И если причины его желания вступить в этот брак сомнений не вызывали, то мотивы девушки представлялись подозрительными. Что может заставить прекрасную юную деву выйти за отшельника и мизантропа, который по возрасту годится ей в отцы? Разве что его миллионы…
Герберт Клайв, брат Элис, ни молодостью, ни красотой не блистал. Сорокалетний холостяк с залысинами и ухватками перезрелого шалуна внешностью мало походил на сестру, хотя и не настолько мало, чтобы заподозрить отсутствие кровных уз. Форма бровей и характерный разрез глаз, несомненно, свидетельствовали в пользу сиблингов. Но заметить сходство мог только внимательный наблюдатель. Невнимательный в первую очередь увидел бы тяжелую нижнюю челюсть, далеко не классический нос, толстые губы Герберта и сделал бы вывод, что брат с сестрой совершенно непохожи. Тем более что и поведением они разительно отличались. Весельчак Герберт вовсю болтал, отпускал дамам рискованные комплименты, джентльменов потчевал сомнительными анекдотами, хохотал, запрокидывая голову, и вообще чувствовал себя душой компании. Элис все больше помалкивала да улыбалась, изредка одаривая говоривших загадочным аквамариновым взглядом.
Мисс Сара Смит, миниатюрная блондинка, в отсутствие Элис наверняка показалась бы Фоксу чертовски хорошенькой, но на ее фоне выглядела блекло – хотя в отличие от подруги оживленно поддерживала общий разговор и много смеялась. Впрочем, ее жених – месье Андреас с непроизносимой фамилией – наверняка не разделил бы мнения Фокса. Подтверждая известную истину, гласящую, что жгучие брюнеты выраженно маскулинного типа питают неодолимую слабость к хрупким и нежным белокурым девам, молодой грек не смотрел ни на кого, кроме своей невесты.
Добавлю рождественский рассказ о коллекционере
Варвара Клюева
Рождество мизантропа
Мистер Гарри Фокс, надежда коллекционеров и гроза похитителей предметов искусства, вскрыл узкий конверт с хорошо знакомым обратным адресом, извлек оттуда сложенный гармошкой лист дорогой мелованной бумаги, пробежал глазами текст и… уронил письмо на стол. Еще минуту назад он охотно держал бы пари на любую разумную сумму, что его, бывалого сыщика, изучившего за свои пятьдесят два года все выверты человеческой природы, никто уже не удивит. И проиграл бы, потому что автору письма это удалось. Вместо стандартного приглашения, чопорного и безличного, точно послание из канцелярии Ее Величества, мистера Фокса ждал сюрприз.
Дорогой дружище!
(Много бы я отдал, чтобы поглядеть на твою физиономию, когда ты будешь это читать!)
Боюсь, в этом году наши традиционные рождественские каникулы пройдут по слегка измененному сценарию. Я намерен устроить скромный прием в честь мисс Элис Клайв, которая осчастливила твоего покорного слугу, приняв его предложение руки и сердца. Венчание назначено на первое января. Ты, разумеется, будешь шафером. Не ворчи, пожалуйста, торжество действительно будет очень скромным. Ты, я, Элис, ее брат Герберт, ее школьная подруга Сара Смит со своим женихом Андреасом Калойеропулос (не представляю, как это произносится). Буду очень признателен, если ты сумеешь привезти с собой даму, иначе численное превосходство джентльменов будет бросаться в глаза. Элис и Герберт приедут в шато 22-го, прибытие остальных гостей ожидается 24-го. Отказы не принимаются ни в какой форме. Жду тебя с нетерпением.
Искренне твой,
Жак Мишель Ренуар
Вот уже двадцать четыре года Гарри Фокс получал в начале декабря кремовые конверты с приглашением на Рождество. Текст год от года оставался неизменным: "Месье Ренуар будет счастлив принять мистера Фокса на Рождество в своем шато "Кастель", Верхняя Савойя". Двадцать четыре года мистер Фокс был единственным гостем миллионера-отшельника, укрывшегося от мира в своем неприступном горном замке. Двадцать четыре Рождества они встретили вместе, обсуждая несовершенство человеческой природы, женское вероломство и преимущества холостяцкой жизни. Двадцать четыре года обращались друг к другу исключительно на "вы". И после всех этих лет – такое письмо! Видно, Жак совершенно потерял голову от мисс Клайв. Но кто она? Как сумела его покорить? Где они познакомились, черт побери?
Месье Ренуару следовало бы родиться во времена крестовых походов и прочей христианской романтики. С современным миром он ладил плохо. До своего затворничества был хмурым, погруженным в себя юношей с мистическим складом ума и тонкой душевной организацией. Воспитанник школы при мужском монастыре, он всю жизнь оставался ревностным католиком. Избегал общества, не умел говорить о пустяках, не интересовался спортом и политикой, откровенно робел перед дамами. Его единственной помимо религии страстью было коллекционирование фарфора, но фарфора не простого, а с рождественской тематикой. Блюда, сервизы, шкатулки с росписью на рождественские сюжеты и в первую очередь фарфоровые фигурки – младенца Христа, Девы Марии, Иосифа, волхвов, осликов, верблюдов. Собственно, фарфор и стал причиной его отшельничества.
Двадцать пять лет назад двадцатитрехлетний месье Ренуар рискнул отправиться в большое плавание в Гонконг, где собирался пополнить свою коллекцию. И на обратном пути пал жертвой чар пассажирки первого класса Роситы Фернандес, которую стюард усадил за столик юного миллионера. Пока опьяненный Ренуар переживал свое первое любовное приключение, у него из каюты украли набор из дюжины приобретенных в Гонконге статуэток. По счастью, плывший на том же лайнере Гарри Фокс провел блестящее короткое расследование и вывел на чистую воду Роситу с сообщником, которого она выдавала за своего отца. Коллекционер вернул свою собственность, но потерял веру в любовь, а заодно и в человечество. С тех пор он заперся в своем заоблачном замке, выбираясь оттуда только в церковь в ближайшей деревне и не пуская на порог никого, кроме своих агентов и Гарри Фокса. Как, спрашивается, при таком образе жизни Ренуар встретил свою будущую жену?
Ну ладно, ответ на этот вопрос Фокс скоро получит от месье Ренуара, а пока следует поломать голову над другим: где он, убежденный холостяк и женофоб, найдет спутницу, достойную сопровождать его в обитель миллионера? Добавим: миллионера, помешанного на безопасности своей коллекции. А дамы, с которыми Фокс был накоротке, по большей части специализировались на кражах художественных ценностей.
Изрядно помучившись, он наконец вспомнил про соседку. Сесиль Лавуазьон в прошлом была оперной певицей, и довольно известной. Но десять лет назад подхваченный ею грипп дал осложнение, которое плачевно сказалось на ее дивном сопрано. Получив миллионную страховку, Сесиль оставила Париж и поселилась в Сен-Тропе на соседней вилле. За десять лет между нею и сыщиком завязалось некое подобие дружбы. Фоксу нравились чувство юмора и мужество певицы, которая никогда не жаловалась на судьбу, вынудившую ее покинуть сцену в зените славы. "Вы не представляете, мой друг, какое это облегчение – жить, не думая постоянно о том, как сохранить голос и фигуру. Считается, что фигура для оперных див не главное, но, как хотите, Изольда или Тоска с габаритами борца сумо – это смешно". Если добавить к этому, что певица, побывавшая однажды замужем, больше не вынашивала матримониальных замыслов, была приятна в общении и легка на подъем, ее кандидатура подходила для целей Фокса почти идеально. Оставалось только поскорее ангажировать Сесиль, пока ее не сманили конкуренты.
Сыщику повезло: мадам Лавуазьон согласилась сопровождать его в шато "Кастель", хотя уже получила несколько приглашений на Рождество. "Разумеется, я поеду с вами, мой друг. Не настолько я глупа, чтобы променять визит в таинственный замок миллионера-затворника на банальную светскую вечеринку".
Таким образом все уладилось, и три недели спустя сияющий месье Ренуар представлял своего друга и его спутницу остальным гостям. С первого взгляда на мисс Клайв Фокс понял, чем она пленила Жака. Ее лицо было живой копией любимой статуэтки Ренуара – мейсенской Девы Марии работы неизвестного мастера XVIII века. Тот же нежный овал лица, те же высокие скулы и брови, тот же восхитительный рисунок губ. Только краски ярче. Аквамариновые глаза, собольи брови, блестящие волосы, отливающие всеми оттенками каштанового.
При виде этой сияющей красоты Фокс ощутил стеснение в груди, которое истолковал как нешуточное беспокойство за друга. Девушка была не только красива, но и вызывающе молода. Сыщик не дал бы ей и двадцати. А Жак приближался к полувековому юбилею. И если причины его желания вступить в этот брак сомнений не вызывали, то мотивы девушки представлялись подозрительными. Что может заставить прекрасную юную деву выйти за отшельника и мизантропа, который по возрасту годится ей в отцы? Разве что его миллионы…
Герберт Клайв, брат Элис, ни молодостью, ни красотой не блистал. Сорокалетний холостяк с залысинами и ухватками перезрелого шалуна внешностью мало походил на сестру, хотя и не настолько мало, чтобы заподозрить отсутствие кровных уз. Форма бровей и характерный разрез глаз, несомненно, свидетельствовали в пользу сиблингов. Но заметить сходство мог только внимательный наблюдатель. Невнимательный в первую очередь увидел бы тяжелую нижнюю челюсть, далеко не классический нос, толстые губы Герберта и сделал бы вывод, что брат с сестрой совершенно непохожи. Тем более что и поведением они разительно отличались. Весельчак Герберт вовсю болтал, отпускал дамам рискованные комплименты, джентльменов потчевал сомнительными анекдотами, хохотал, запрокидывая голову, и вообще чувствовал себя душой компании. Элис все больше помалкивала да улыбалась, изредка одаривая говоривших загадочным аквамариновым взглядом.
Мисс Сара Смит, миниатюрная блондинка, в отсутствие Элис наверняка показалась бы Фоксу чертовски хорошенькой, но на ее фоне выглядела блекло – хотя в отличие от подруги оживленно поддерживала общий разговор и много смеялась. Впрочем, ее жених – месье Андреас с непроизносимой фамилией – наверняка не разделил бы мнения Фокса. Подтверждая известную истину, гласящую, что жгучие брюнеты выраженно маскулинного типа питают неодолимую слабость к хрупким и нежным белокурым девам, молодой грек не смотрел ни на кого, кроме своей невесты.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
После раннего обеда Ренуар предложил гостям подняться к себе и отдохнуть перед рождественской службой. Фокс с усмешкой подумал, что этому благочестивому католику даже в голову не пришло поинтересоваться у вполне светского общества, собравшегося в замке, желают ли они тащиться ночью в мороз до ближайшей деревни, чтобы простоять часа два в битком набитой церкви. Впрочем, если у гостей и были какие-то возражения, то они предпочли оставить их при себе.
К немалому удивлению сыщика, хозяин, всегда свято чтивший отдых перед рождественской службой, этим вечером нанес ему визит.
– Прошу прощения, мой друг, я не помешал? Надеюсь, тебя не шокировало мое хулиганское письмо?
– Только не говори мне, что нарушил мой покой в этот священный час ради того, чтобы извиниться за отступление от протокола в своем рождественском приглашении, – усмехнулся Фокс. – Я, знаешь ли, чертовски… О, пардон муа! Чрезвычайно рад, что после двадцати пяти лет знакомства мы наконец-то отказались от этих придворных церемоний. Разве я не упоминал, что поселился во Франции не только из-за климата, но и ради непринужденности в общении, свойственной твоим соотечественникам? Так что смело отбрось чувство вины и признавайся, зачем явился.
Жак тоже ухмыльнулся – несколько неумело, но обаятельно.
– Ну, раз уж ты меня разоблачил, так и быть. Я пришел, чтобы дать тебе возможность выговориться по поводу моего раннего старческого слабоумия. Признайся и ты в свою очередь: сколько раз за этот вечер ты мысленно назвал меня старым дураком?
– Ты не поверишь, но ни разу. Я никогда не видел тебя таким оживленным и счастливым. На мой взгляд, утрата ума – не слишком высокая плата за счастье. Но где и как ты познакомился со своей мадонной?
– О, ты заметил! Правда, удивительное сходство? Я просто утратил дар речи, когда ее увидел. Мы познакомились перед Пасхой. Директриса частной школы для девочек – это в Швейцарии, но неподалеку отсюда – прислала мне любезное письмо. У нее в выпускном классе много девочек, интересующихся искусством. Не могу ли я приехать и прочитать им небольшую лекцию об истории фарфора? Сначала я хотел отказаться. Потом подумал, что в пост полагается совершать дела милосердия. Конечно, почетнее ухаживать за больными, но, боюсь, в этом деле от меня было бы мало проку. А с историей фарфора я знаком. Ну, и потом, меня соблазнила мысль показать им снимки моих статуэток. Ты ведь знаешь, что все коллекционеры – отчаянные хвастуны. А я вот уже больше четверти века не показывал свой фарфор никому, кроме тебя. Одним словом, я принял приглашение и был вознагражден знакомством с Элис. Сражен наповал с первой же минуты нашей встречи. Она удивительная девушка…
– Извини за прямоту, старина, но почему сражен ты, я прекрасно понимаю. Меня гораздо больше интересует, почему она ответила тебе взаимностью?
– Но я как раз это и собирался тебе объяснить. Элис – необычная девушка. Ты назвал бы ее несовременной. Скромна, застенчива, любит уединение. У нас обнаружилось много общего. Она католичка, к вере относится очень серьезно, интересуется историей и искусством, сама занимается живописью и скульптурной миниатюрой. Предпочитает технику capodimonte, это неаполитанская школа…
– Еще раз извини, дорогой, но мне не хотелось бы тратить остаток вечера на обсуждение фарфора. Как я понял, ты пытаешься сказать мне, что у вас общие вкусы. Но поверь старому цинику, общность вкусов крайне редко приводит к тому, что люди вступают в брак. Сознательно или нет, но все ищут партнера, способного удовлетворить какую-то их нужду. Если юная девушка выходит за миллионера солидных лет, то первое, что приходит в голову, это меркантильный интерес. Я знаю, что ты не мог об этом не подумать, посему не боюсь показаться грубым: хорошо ли мисс Клайв обеспечена?
Ренуар расхохотался.
– На этот раз ты угодил пальцем в небо, великий знаток человеческой натуры. Состояние Элис оценивается приблизительно в сотню миллионов.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Я, может быть, и старый дурак, но случай с Роситой кое-чему меня научил. Я бы никогда не пригласил в свой дом, к своей коллекции, людей, которые могут оказаться проходимцами. Детективное агентство с самой надежной репутацией собрало для меня полное досье на всех гостей – кроме тебя и мадам Лавуазьон, разумеется. Я знал, что на твой выбор могу положиться. Элис и Герберт Клайв – богатые наследники, их фото встречается на страницах светской хроники. Особенно репортеры любят Герберта, которого прозвали "стопроцентным американским плейбоем". Сара Смит – дочь известного лондонского ресторатора. Андреас Сломишь-язык – сын греческого оливкового короля. Никто ни в чем предосудительном не замечен. И никто не коллекционирует фарфор. Как видишь, осторожность мне не изменила. А что касается бессознательных стремлений Элис… Думаю, она нашла во мне "отцовскую фигуру", как говорят психологи. Девочка осталась круглой сиротой, когда ей было два года. Трагическая история. Родители оставили ее с няней и поехали в штат Монтана, где у них был дом в горах. Хотели встретить Рождество вдвоем. Въехали в гараж, опустили дверь и, видимо, вызвали сход небольшой снежной лавины. Во всяком случае, гараж завалило снегом, и дверь блокировало. Попасть в дом бедняги не смогли – что-то случилось с замком. Чтобы не замерзнуть насмерть, они вынуждены были включить в машине печку и угорели.
– Как интересно… – пробормотал Фокс.
– Элис осталась на попечении брата. Конечно, они привязаны друг к другу, но заменить ей отца Герберт не мог. Он всегда вел бурную жизнь – женщины, яхты, гонки… На сестренку оставалось не слишком много времени. И потом, они очень разные по характеру. Герберт – сын Франка Клайва от первого брака.
– Отец назначил опекуном дочери сына от первого брака? Двадцатилетнего оболтуса? – Фокс изогнул левую бровь.
– Нет, все немного сложнее. По завещанию отца, опекуном Элис в случае его смерти должны были стать мать девочки и его старый друг. Но друг внезапно скончался от удара буквально за неделю до гибели родителей. Клайв не успел составить новое завещание. Жена погибла вместе с ним, и Герберт остался единственным близким родственником Элис.
– Как интересно! – повторил Фокс. – И ты говоришь, он тоже наследник?
– М-да, профессия детектива сильно портит характер, – засмеялся Ренуар. – Наследник, наследник: треть состояния отец оставил ему. Но со своими подозрениями ты снова промахнулся, мой друг. Я ведь уже упоминал, что мне прислали полное досье на всех участников вечеринки? Так вот, шестнадцать лет назад полиция расследовала несчастный случай в горах. Герберт в то Рождество путешествовал на яхте по Карибскому морю. Это подтвердила дюжина его гостей, не считая членов экипажа.
– Ладно, извини, – смущенно сказал Фокс. – Ты прав, профессия накладывает отпечаток. Ты успокоил меня, дружище. Поскольку мисс Клайв не нужны твои деньги, я от души рад за тебя, счастливчик Жак! А теперь, учитывая предстоящее ночное бдение, может, ты все-таки дашь мне отдохнуть? Я не влюблен и, честно говоря, уже не молод.
Праздник удался на славу. Они съездили на службу, спели Рождественские гимны, слегка перекусили, немного поспали, а с утра предались всем положенным рождественским радостям от извлечения подарков из-под елки, веселых игр – в шарады, слова, чепуху – и до роскошного пира. Подарки Фокса удивили. Он ожидал найти в пакете вполне бесполезные сувениры, которые обыкновенно дарят друг другу случайные знакомые, а нашел сокровища, явно выбранные для него. Книги, пара гравюр, бронзовый чернильный прибор XIX века, настольные часы – все это он и сам с удовольствием приобрел бы для украшения своего кабинета. Похоже, Жак самым подробным образом просветил гостей относительно вкусов своего друга. Но еще удивительнее, что столь же индивидуальные подарки получила Сесиль. А ведь Фокс в ответном письме сообщил Ренуару всего лишь, что приедет со своим другом мадам Лавуазьон. Тем не менее подаренная диве дамасская шаль была ей удивительно к лицу, а бутафорский кинжал, который держала в руках Биргит Нильсон, исполняя партию леди Макбет, свидетельствовал о том, что дарителю известно по меньшей мере о причастности Сесиль к оперному искусству.
Герберт Клайв радовался своим подаркам, как мальчишка. Да и подарки были под стать мальчишке – три радиоуправляемые модели автомобилей, спортивный лук и швейцарский нож ("паркер", подаренный Фоксом, не в счет). Жак тихо млел над севрскими статуэтками святого семейства и роскошным изданием, посвященным самым известным частным коллекциям фарфора. Сара Смит на целых десять минут онемела, увидев подаренный ей малайзийский батик, а молчаливый грек долго не выпускал из рук шахматы с зелеными и белыми нефритовыми фигурками. Словом, от подарков все пришли в восторг.
К немалому удивлению сыщика, хозяин, всегда свято чтивший отдых перед рождественской службой, этим вечером нанес ему визит.
– Прошу прощения, мой друг, я не помешал? Надеюсь, тебя не шокировало мое хулиганское письмо?
– Только не говори мне, что нарушил мой покой в этот священный час ради того, чтобы извиниться за отступление от протокола в своем рождественском приглашении, – усмехнулся Фокс. – Я, знаешь ли, чертовски… О, пардон муа! Чрезвычайно рад, что после двадцати пяти лет знакомства мы наконец-то отказались от этих придворных церемоний. Разве я не упоминал, что поселился во Франции не только из-за климата, но и ради непринужденности в общении, свойственной твоим соотечественникам? Так что смело отбрось чувство вины и признавайся, зачем явился.
Жак тоже ухмыльнулся – несколько неумело, но обаятельно.
– Ну, раз уж ты меня разоблачил, так и быть. Я пришел, чтобы дать тебе возможность выговориться по поводу моего раннего старческого слабоумия. Признайся и ты в свою очередь: сколько раз за этот вечер ты мысленно назвал меня старым дураком?
– Ты не поверишь, но ни разу. Я никогда не видел тебя таким оживленным и счастливым. На мой взгляд, утрата ума – не слишком высокая плата за счастье. Но где и как ты познакомился со своей мадонной?
– О, ты заметил! Правда, удивительное сходство? Я просто утратил дар речи, когда ее увидел. Мы познакомились перед Пасхой. Директриса частной школы для девочек – это в Швейцарии, но неподалеку отсюда – прислала мне любезное письмо. У нее в выпускном классе много девочек, интересующихся искусством. Не могу ли я приехать и прочитать им небольшую лекцию об истории фарфора? Сначала я хотел отказаться. Потом подумал, что в пост полагается совершать дела милосердия. Конечно, почетнее ухаживать за больными, но, боюсь, в этом деле от меня было бы мало проку. А с историей фарфора я знаком. Ну, и потом, меня соблазнила мысль показать им снимки моих статуэток. Ты ведь знаешь, что все коллекционеры – отчаянные хвастуны. А я вот уже больше четверти века не показывал свой фарфор никому, кроме тебя. Одним словом, я принял приглашение и был вознагражден знакомством с Элис. Сражен наповал с первой же минуты нашей встречи. Она удивительная девушка…
– Извини за прямоту, старина, но почему сражен ты, я прекрасно понимаю. Меня гораздо больше интересует, почему она ответила тебе взаимностью?
– Но я как раз это и собирался тебе объяснить. Элис – необычная девушка. Ты назвал бы ее несовременной. Скромна, застенчива, любит уединение. У нас обнаружилось много общего. Она католичка, к вере относится очень серьезно, интересуется историей и искусством, сама занимается живописью и скульптурной миниатюрой. Предпочитает технику capodimonte, это неаполитанская школа…
– Еще раз извини, дорогой, но мне не хотелось бы тратить остаток вечера на обсуждение фарфора. Как я понял, ты пытаешься сказать мне, что у вас общие вкусы. Но поверь старому цинику, общность вкусов крайне редко приводит к тому, что люди вступают в брак. Сознательно или нет, но все ищут партнера, способного удовлетворить какую-то их нужду. Если юная девушка выходит за миллионера солидных лет, то первое, что приходит в голову, это меркантильный интерес. Я знаю, что ты не мог об этом не подумать, посему не боюсь показаться грубым: хорошо ли мисс Клайв обеспечена?
Ренуар расхохотался.
– На этот раз ты угодил пальцем в небо, великий знаток человеческой натуры. Состояние Элис оценивается приблизительно в сотню миллионов.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Я, может быть, и старый дурак, но случай с Роситой кое-чему меня научил. Я бы никогда не пригласил в свой дом, к своей коллекции, людей, которые могут оказаться проходимцами. Детективное агентство с самой надежной репутацией собрало для меня полное досье на всех гостей – кроме тебя и мадам Лавуазьон, разумеется. Я знал, что на твой выбор могу положиться. Элис и Герберт Клайв – богатые наследники, их фото встречается на страницах светской хроники. Особенно репортеры любят Герберта, которого прозвали "стопроцентным американским плейбоем". Сара Смит – дочь известного лондонского ресторатора. Андреас Сломишь-язык – сын греческого оливкового короля. Никто ни в чем предосудительном не замечен. И никто не коллекционирует фарфор. Как видишь, осторожность мне не изменила. А что касается бессознательных стремлений Элис… Думаю, она нашла во мне "отцовскую фигуру", как говорят психологи. Девочка осталась круглой сиротой, когда ей было два года. Трагическая история. Родители оставили ее с няней и поехали в штат Монтана, где у них был дом в горах. Хотели встретить Рождество вдвоем. Въехали в гараж, опустили дверь и, видимо, вызвали сход небольшой снежной лавины. Во всяком случае, гараж завалило снегом, и дверь блокировало. Попасть в дом бедняги не смогли – что-то случилось с замком. Чтобы не замерзнуть насмерть, они вынуждены были включить в машине печку и угорели.
– Как интересно… – пробормотал Фокс.
– Элис осталась на попечении брата. Конечно, они привязаны друг к другу, но заменить ей отца Герберт не мог. Он всегда вел бурную жизнь – женщины, яхты, гонки… На сестренку оставалось не слишком много времени. И потом, они очень разные по характеру. Герберт – сын Франка Клайва от первого брака.
– Отец назначил опекуном дочери сына от первого брака? Двадцатилетнего оболтуса? – Фокс изогнул левую бровь.
– Нет, все немного сложнее. По завещанию отца, опекуном Элис в случае его смерти должны были стать мать девочки и его старый друг. Но друг внезапно скончался от удара буквально за неделю до гибели родителей. Клайв не успел составить новое завещание. Жена погибла вместе с ним, и Герберт остался единственным близким родственником Элис.
– Как интересно! – повторил Фокс. – И ты говоришь, он тоже наследник?
– М-да, профессия детектива сильно портит характер, – засмеялся Ренуар. – Наследник, наследник: треть состояния отец оставил ему. Но со своими подозрениями ты снова промахнулся, мой друг. Я ведь уже упоминал, что мне прислали полное досье на всех участников вечеринки? Так вот, шестнадцать лет назад полиция расследовала несчастный случай в горах. Герберт в то Рождество путешествовал на яхте по Карибскому морю. Это подтвердила дюжина его гостей, не считая членов экипажа.
– Ладно, извини, – смущенно сказал Фокс. – Ты прав, профессия накладывает отпечаток. Ты успокоил меня, дружище. Поскольку мисс Клайв не нужны твои деньги, я от души рад за тебя, счастливчик Жак! А теперь, учитывая предстоящее ночное бдение, может, ты все-таки дашь мне отдохнуть? Я не влюблен и, честно говоря, уже не молод.
Праздник удался на славу. Они съездили на службу, спели Рождественские гимны, слегка перекусили, немного поспали, а с утра предались всем положенным рождественским радостям от извлечения подарков из-под елки, веселых игр – в шарады, слова, чепуху – и до роскошного пира. Подарки Фокса удивили. Он ожидал найти в пакете вполне бесполезные сувениры, которые обыкновенно дарят друг другу случайные знакомые, а нашел сокровища, явно выбранные для него. Книги, пара гравюр, бронзовый чернильный прибор XIX века, настольные часы – все это он и сам с удовольствием приобрел бы для украшения своего кабинета. Похоже, Жак самым подробным образом просветил гостей относительно вкусов своего друга. Но еще удивительнее, что столь же индивидуальные подарки получила Сесиль. А ведь Фокс в ответном письме сообщил Ренуару всего лишь, что приедет со своим другом мадам Лавуазьон. Тем не менее подаренная диве дамасская шаль была ей удивительно к лицу, а бутафорский кинжал, который держала в руках Биргит Нильсон, исполняя партию леди Макбет, свидетельствовал о том, что дарителю известно по меньшей мере о причастности Сесиль к оперному искусству.
Герберт Клайв радовался своим подаркам, как мальчишка. Да и подарки были под стать мальчишке – три радиоуправляемые модели автомобилей, спортивный лук и швейцарский нож ("паркер", подаренный Фоксом, не в счет). Жак тихо млел над севрскими статуэтками святого семейства и роскошным изданием, посвященным самым известным частным коллекциям фарфора. Сара Смит на целых десять минут онемела, увидев подаренный ей малайзийский батик, а молчаливый грек долго не выпускал из рук шахматы с зелеными и белыми нефритовыми фигурками. Словом, от подарков все пришли в восторг.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Но и помимо подарков все было очень мило. Компания, несмотря на разношерстность, подобралась удачная. Ни одного смертельного зануды, ни одного пустомели. Каждый участник по-своему украшал празднество. Хозяин – внимательным отношением к гостям и историческими анекдотами, Герберт Клайв – забавными историями о своих приключениях, его прекрасная сестра – своим присутствием и очаровательным смехом, Фокс – сыщицкими байками, Сара Смит – уместными и остроумными замечаниями, ее жених – молчаливой мужественностью, а Сесиль – восхитительным исполнением старинных французских песенок и уморительными рассказами о причудах оперных звезд, с которыми ей довелось выступать на одной сцене. Гарри Фокс давно не получал такого удовольствия от общества.
После обеда они разошлись по комнатам отдохнуть, но вечером собрались снова. Тут хозяин решил, что пришло время главного развлечения, и предложил гостям осмотреть его коллекцию. Фокс тихонько вздохнул. Он ждал этого, но в глубине души надеялся, что непривычное обилие гостей побудит Жака отказаться от демонстрации. Сыщик никогда не признался бы другу, но за двадцать пять лет он подустал от этой части рождественской программы. Герберт Клайв еле заметно поморщился. Похоже, плейбой устал от коллекции уже за один визит. На лице мужественного грека никаких чувств не отразилось. Гарри опасался, что хозяина обидит столь явное отсутствие энтузиазма со стороны джентльменов, но положение, как водится, спасли леди. Мадам Лавуазьон и мисс Смит выразили восторг так энергично, а Эллис наградила жениха столь сияющей улыбкой, что Ренуар не заметил выразительного молчания мужской части компании.
Небольшая процессия поднялась по длинной винтовой лестнице в башню, где Ренуар хранил свою коллекцию. Вход в верхнее помещение башни закрывала толстая бронированная дверь. Жак отключил сигнализацию и открыл электронный замок, приложив подушечку большого пальца к специальному окошку. Через минуту раздался щелчок, и доступ в святая святых замка "Кастель" был открыт.
В прошлом башня играла роль дозорной, и ее круглые стены почти сплошь состояли из окон. Жак приказал заложить окна кирпичом, оставив только два, да и те практически не открывались, рамы лишь поворачивались немного вокруг горизонтальной оси, образуя две узкие щели внизу и вверху – для проветривания. Остальную площадь стен использовали для развешивания фарфоровых блюд – круглых, овальных, ромбовидных, многоугольных, фигурных. Сами блюда и роспись на них были самых разных цветов и оттенков, но сюжеты многообразием не отличались. Хлев с коровами, ягнятами и Святым Семейством, волхвы с караванами, бредущие за Вифлеемской звездой, волхвы, подносящие Младенцу дары, Иосиф и Ангел Господень, бегство Святого Семейства в Египет. На некотором расстоянии от стен стояли полукругом стеллажи, заставленные фарфоровыми вазами, кувшинами, сервизами, шкатулками с росписью на ту же тему, И еще стеллажи – с часами, канделябрами, чернильными приборами, украшенными фарфоровыми фигурками все тех же евангельских персонажей. Центр комнаты занимали тумбы-витрины с любимыми статуэтками хозяина. У самой двери стоял письменный стол и два кресла. В этих креслах месье Ренуар и мистер Фокс провели много часов. Хозяин полировал замшей свое фарфоровое богатство, сыщик потягивал превосходный портвейн и курил сигару, и оба они наслаждались неспешной приятной беседой.
Фокс и теперь с удовольствием устроился бы у стола, пока остальные гости осматривают экспонаты, но долг дружбы требовал, чтобы он тоже постоял перед стеллажами и витринами, цокая языком и заводя глаза к потолку. По счастью, присутствие других экскурсантов позволило ему не слишком усердствовать. Когда приличия были соблюдены, сыщик прокрался к креслу, устроился поудобнее и незаметно для себя задремал.
Ему показалось, что прошло не больше двух-трех минут, когда тяжелая рука легла ему на плечо.
– Просыпайся, прогульщик, мы уже уходим, – с улыбкой сказал Ренуар и шагнул к двери. – Гм… Ничего не понимаю. Похоже, отказала электроника. Оно должно светиться…
Фокс выглянул из-за спины стоящей перед ним Элис и увидел, что Жак растерянно разглядывает окошко, к которому полагалось приложить палец, чтобы открыть замок.
– Может быть, постучать по двери чем-нибудь тяжелым, чтобы привлечь внимание слуг? – нервно предложила Элис.
– Стучать нет нужды, можно выйти в Интернет и позвонить. У меня в столе ноутбук, а на крыше башни – спутниковая тарелка. Только пользы от слуг не будет. Эту дверь взломать невозможно, легче разобрать стены.
– Вы хотите сказать, что мы не сможем отсюда выйти? – недоверчиво спросила сзади мадам Лавуазьон.
– Ну, не настолько все мрачно, – заверил Ренуар, обернувшись. – Я позвоню в фирму, которая устанавливала электронику, они наверняка справятся с дверью. Беда только, что это займет время. Фирма в Гренобле, значит, их работник будет здесь не раньше, чем через два часа.
– О! – сказала Элис, пошатнулась и начала падать. Фокс едва успел подставить руки.
– Что с тобой, дорогая? – вскрикнул Ренуар, подхватив невесту с другой стороны.
– Обморок, – ответил ему сыщик, нащупав пульс на запястье девушки.
– Элис, детка! – запричитал протолкавшийся к ним Герберт. – Ну что же это такое? Надо бы ее к окошку. У нее клаустрофобия.
Они отнесли девушку к одному из окон, Жак торопливо повернул и дернул ручку. Голову Элис поднесли к образовавшейся щели. Прошло несколько минут, но сознание к ней не возвращалось.
– Что же делать? – снова запричитал Клайв. – Ни у кого нет при себе нашатырного спирта? Черт! Это у нее с детства. Какой-то олух рассказал ей, как погибли родители, с тех пор ей становится дурно всякий раз, когда ее запирают. Попробую устроить сквозняк. Если на нее подует ветерком, она очнется. Подержите ее, Жак?
Переложив свою часть ноши на хозяина, Герберт обошел стоявших в растерянности Сару, Андреаса и Сесиль и скрылся за стеллажами. Через несколько мгновений послышался скрежет и ощутимо потянуло сквозняком. Все выжидательно уставились на лицо Элис. Прошла минута, другая, и веки девушки дрогнули.
– М-м… Кажется, я всех напугала. Как неловко…
– Пустяки, дорогая, главное, что тебе уже легче. Давай мы поможем тебе добраться до кресла. Или лучше перенести кресло к окну?
– Нет-нет, мне уже лучше, я дойду.
Ренуар бережно обнял невесту за талию, довел до стола, усадил, потом достал из ящика ноутбук и связался с фирмой в Гренобле. Его заверили, что мастер выедет через несколько минут и домчится до шато в рекордные сроки. Сообщая присутствующим эту новость, Жак обвел гостей взглядом и вдруг замер. Глаза его выпучились, рот открылся. Фокс проследил за его взглядом и увидел, что на одной из витрин – центральной, с самыми любимыми статуэтками хозяина – зияет черным бархатом пустое пространство. Фокс без труда вспомнил, что на этом месте стояли статуэтки, которые его друг называл саксонским шедевром – крохотные, в полмизинца, фигурки Иосифа и Мадонны с Младенцем на руках. Несмотря на миниатюрность, статуэтки были вылеплены с удивительным мастерством и достоверностью – вплоть до микроскопических ямочек на пухлых кулачках Спасителя.
Ренуар хватал ртом воздух, лицо его побагровело. Фокс подскочил к другу и встряхнул его за плечи.
– Прекрати, Жак, если не хочешь довести себя до удара! Обещаю тебе, что найду твой шедевр еще до приезда электронщика. Пока дверь закрыта, твои фигурки никуда из этой комнаты не денутся, верно? – Сыщик повернулся к гостям. – Дамы и господа, если это шутка, то чрезвычайно злая. Она обойдется нашему хозяину в несколько лет жизни. Предлагаю следующее: мы все сейчас на минуту отвернемся, а шутник положит взятое на место. Раз, два, три – отворачиваемся.
Фокс обхватил Жака за плечи и развернул лицом к стене, краем глаза заметив поворачивающуюся спинку кресла, где сидела Элис. Оставалось надеяться, что прочие тоже подчинились его распоряжению. Минуты две прошло в томительном молчании, потом Фокс повернулся к витрине. Среди фигурок по-прежнему зияла пустота. Кто-то прерывисто вздохнул. Оклемавшийся Ренуар в два больших шага преодолел расстояние до витрины, нагнулся, постоял так с минуту, потом выпрямился и оглядел гостей. Тяжелый взгляд коллекционера медленно переместился с бледного лица невесты на кислую физиономию ее брата, потом на испуганную мордашку Сары Смит, потом на монументальный лик ее жениха и уперся в пухлое личико мадам Лавуазьон. Под этим взглядом Сесиль мучительно покраснела, шагнула к столу и вытряхнула на него содержимое своей сумки. Пудреница, помада, маникюрный набор, щетка, кружевной платочек, клубок ниток, набор крючков для вязанья, начатое кружево…
– Могу я попросить кого-нибудь из девушек заглянуть за корсаж моего платья? – спросила она с достоинством, стягивая с плеч дамасскую шаль.
– Сесиль, прошу вас, прекратите!
После обеда они разошлись по комнатам отдохнуть, но вечером собрались снова. Тут хозяин решил, что пришло время главного развлечения, и предложил гостям осмотреть его коллекцию. Фокс тихонько вздохнул. Он ждал этого, но в глубине души надеялся, что непривычное обилие гостей побудит Жака отказаться от демонстрации. Сыщик никогда не признался бы другу, но за двадцать пять лет он подустал от этой части рождественской программы. Герберт Клайв еле заметно поморщился. Похоже, плейбой устал от коллекции уже за один визит. На лице мужественного грека никаких чувств не отразилось. Гарри опасался, что хозяина обидит столь явное отсутствие энтузиазма со стороны джентльменов, но положение, как водится, спасли леди. Мадам Лавуазьон и мисс Смит выразили восторг так энергично, а Эллис наградила жениха столь сияющей улыбкой, что Ренуар не заметил выразительного молчания мужской части компании.
Небольшая процессия поднялась по длинной винтовой лестнице в башню, где Ренуар хранил свою коллекцию. Вход в верхнее помещение башни закрывала толстая бронированная дверь. Жак отключил сигнализацию и открыл электронный замок, приложив подушечку большого пальца к специальному окошку. Через минуту раздался щелчок, и доступ в святая святых замка "Кастель" был открыт.
В прошлом башня играла роль дозорной, и ее круглые стены почти сплошь состояли из окон. Жак приказал заложить окна кирпичом, оставив только два, да и те практически не открывались, рамы лишь поворачивались немного вокруг горизонтальной оси, образуя две узкие щели внизу и вверху – для проветривания. Остальную площадь стен использовали для развешивания фарфоровых блюд – круглых, овальных, ромбовидных, многоугольных, фигурных. Сами блюда и роспись на них были самых разных цветов и оттенков, но сюжеты многообразием не отличались. Хлев с коровами, ягнятами и Святым Семейством, волхвы с караванами, бредущие за Вифлеемской звездой, волхвы, подносящие Младенцу дары, Иосиф и Ангел Господень, бегство Святого Семейства в Египет. На некотором расстоянии от стен стояли полукругом стеллажи, заставленные фарфоровыми вазами, кувшинами, сервизами, шкатулками с росписью на ту же тему, И еще стеллажи – с часами, канделябрами, чернильными приборами, украшенными фарфоровыми фигурками все тех же евангельских персонажей. Центр комнаты занимали тумбы-витрины с любимыми статуэтками хозяина. У самой двери стоял письменный стол и два кресла. В этих креслах месье Ренуар и мистер Фокс провели много часов. Хозяин полировал замшей свое фарфоровое богатство, сыщик потягивал превосходный портвейн и курил сигару, и оба они наслаждались неспешной приятной беседой.
Фокс и теперь с удовольствием устроился бы у стола, пока остальные гости осматривают экспонаты, но долг дружбы требовал, чтобы он тоже постоял перед стеллажами и витринами, цокая языком и заводя глаза к потолку. По счастью, присутствие других экскурсантов позволило ему не слишком усердствовать. Когда приличия были соблюдены, сыщик прокрался к креслу, устроился поудобнее и незаметно для себя задремал.
Ему показалось, что прошло не больше двух-трех минут, когда тяжелая рука легла ему на плечо.
– Просыпайся, прогульщик, мы уже уходим, – с улыбкой сказал Ренуар и шагнул к двери. – Гм… Ничего не понимаю. Похоже, отказала электроника. Оно должно светиться…
Фокс выглянул из-за спины стоящей перед ним Элис и увидел, что Жак растерянно разглядывает окошко, к которому полагалось приложить палец, чтобы открыть замок.
– Может быть, постучать по двери чем-нибудь тяжелым, чтобы привлечь внимание слуг? – нервно предложила Элис.
– Стучать нет нужды, можно выйти в Интернет и позвонить. У меня в столе ноутбук, а на крыше башни – спутниковая тарелка. Только пользы от слуг не будет. Эту дверь взломать невозможно, легче разобрать стены.
– Вы хотите сказать, что мы не сможем отсюда выйти? – недоверчиво спросила сзади мадам Лавуазьон.
– Ну, не настолько все мрачно, – заверил Ренуар, обернувшись. – Я позвоню в фирму, которая устанавливала электронику, они наверняка справятся с дверью. Беда только, что это займет время. Фирма в Гренобле, значит, их работник будет здесь не раньше, чем через два часа.
– О! – сказала Элис, пошатнулась и начала падать. Фокс едва успел подставить руки.
– Что с тобой, дорогая? – вскрикнул Ренуар, подхватив невесту с другой стороны.
– Обморок, – ответил ему сыщик, нащупав пульс на запястье девушки.
– Элис, детка! – запричитал протолкавшийся к ним Герберт. – Ну что же это такое? Надо бы ее к окошку. У нее клаустрофобия.
Они отнесли девушку к одному из окон, Жак торопливо повернул и дернул ручку. Голову Элис поднесли к образовавшейся щели. Прошло несколько минут, но сознание к ней не возвращалось.
– Что же делать? – снова запричитал Клайв. – Ни у кого нет при себе нашатырного спирта? Черт! Это у нее с детства. Какой-то олух рассказал ей, как погибли родители, с тех пор ей становится дурно всякий раз, когда ее запирают. Попробую устроить сквозняк. Если на нее подует ветерком, она очнется. Подержите ее, Жак?
Переложив свою часть ноши на хозяина, Герберт обошел стоявших в растерянности Сару, Андреаса и Сесиль и скрылся за стеллажами. Через несколько мгновений послышался скрежет и ощутимо потянуло сквозняком. Все выжидательно уставились на лицо Элис. Прошла минута, другая, и веки девушки дрогнули.
– М-м… Кажется, я всех напугала. Как неловко…
– Пустяки, дорогая, главное, что тебе уже легче. Давай мы поможем тебе добраться до кресла. Или лучше перенести кресло к окну?
– Нет-нет, мне уже лучше, я дойду.
Ренуар бережно обнял невесту за талию, довел до стола, усадил, потом достал из ящика ноутбук и связался с фирмой в Гренобле. Его заверили, что мастер выедет через несколько минут и домчится до шато в рекордные сроки. Сообщая присутствующим эту новость, Жак обвел гостей взглядом и вдруг замер. Глаза его выпучились, рот открылся. Фокс проследил за его взглядом и увидел, что на одной из витрин – центральной, с самыми любимыми статуэтками хозяина – зияет черным бархатом пустое пространство. Фокс без труда вспомнил, что на этом месте стояли статуэтки, которые его друг называл саксонским шедевром – крохотные, в полмизинца, фигурки Иосифа и Мадонны с Младенцем на руках. Несмотря на миниатюрность, статуэтки были вылеплены с удивительным мастерством и достоверностью – вплоть до микроскопических ямочек на пухлых кулачках Спасителя.
Ренуар хватал ртом воздух, лицо его побагровело. Фокс подскочил к другу и встряхнул его за плечи.
– Прекрати, Жак, если не хочешь довести себя до удара! Обещаю тебе, что найду твой шедевр еще до приезда электронщика. Пока дверь закрыта, твои фигурки никуда из этой комнаты не денутся, верно? – Сыщик повернулся к гостям. – Дамы и господа, если это шутка, то чрезвычайно злая. Она обойдется нашему хозяину в несколько лет жизни. Предлагаю следующее: мы все сейчас на минуту отвернемся, а шутник положит взятое на место. Раз, два, три – отворачиваемся.
Фокс обхватил Жака за плечи и развернул лицом к стене, краем глаза заметив поворачивающуюся спинку кресла, где сидела Элис. Оставалось надеяться, что прочие тоже подчинились его распоряжению. Минуты две прошло в томительном молчании, потом Фокс повернулся к витрине. Среди фигурок по-прежнему зияла пустота. Кто-то прерывисто вздохнул. Оклемавшийся Ренуар в два больших шага преодолел расстояние до витрины, нагнулся, постоял так с минуту, потом выпрямился и оглядел гостей. Тяжелый взгляд коллекционера медленно переместился с бледного лица невесты на кислую физиономию ее брата, потом на испуганную мордашку Сары Смит, потом на монументальный лик ее жениха и уперся в пухлое личико мадам Лавуазьон. Под этим взглядом Сесиль мучительно покраснела, шагнула к столу и вытряхнула на него содержимое своей сумки. Пудреница, помада, маникюрный набор, щетка, кружевной платочек, клубок ниток, набор крючков для вязанья, начатое кружево…
– Могу я попросить кого-нибудь из девушек заглянуть за корсаж моего платья? – спросила она с достоинством, стягивая с плеч дамасскую шаль.
– Сесиль, прошу вас, прекратите!
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Фокс даже скривился от неловкости. И с благодарностью посмотрел на Андреаса, который тоже шагнул к столу и молча опустошил карманы. Расческа, портсигар, зажигалка, записная книжка с серебряным карандашом, носовой платок, мешочек с двумя нефритовыми шариками. Хихикнув, как шкодливый подросток, Герберт Клайв вывалил на стол игральные карты, пульт от одной из подаренных машинок, пачку кондомов, пачку тонких сигар, зажигалку, мятую пачку бумажных носовых платков, швейцарский нож и неуместный в этой кучке "паркер". Элис со шлепком бросила рядом плоскую сумочку. Сара Смит выразительно развела руками. Сумочки при ней не было, а под ее минималистским вечерним платьем невозможно было бы спрятать даже спичку.
Сыщик поблагодарил присутствующих за готовность помочь, проглядел выложенные на стол вещи, потом медленно обошел комнату, обшаривая взглядом стеллажи и витрины. Профессиональная память и близкое знакомство с коллекцией позволили ему довольно быстро убедиться, что остальные экспонаты стоят на своих местах. Никто не перемещал их и не прятал среди них исчезнувшие фигурки. Фокс подошел к окну и попробовал просунуть руку в щель. У костяшек ладони рука застряла. Пальцы погрузились в небольшой сугроб, наметенный на карниз. Фокс безо всякой надежды поводил рукой вправо-влево. Ничего. Этого и следовало ожидать – сугробик за окном до упражнений сыщика выглядел нетронутым. Он перешел ко второму окну. Оно было подветренным, поэтому снег здесь лежал несколько дальше от стекла, оставляя открытой полоску стального карниза. Вот и все отличие. Щель здесь была такой же узкой, а сугробик – таким же нетронутым.
В душе Фокса зашевелилась тревога. А сумеет ли он исполнить данное другу обещание? Произошедшее казалось полной нелепостью. Жак так трясется над своей коллекцией, что без раздумий пойдет на скандал: вызовет полицию и не выпустит никого из комнаты, пока пропажа не отыщется. Иными словами, кража не имела смысла. Где бы вор ни спрятал фигурки: на себе ли, в комнате ли – их все равно найдут. И чего ради он старался? Это для Жака его сокровища бесценны, а на рынке цена статуэток не так уж велика, максимум пара сотен тысяч. Для миллионеров или наследников это не деньги. А единственным не-миллионером в компании был Фокс.
Злобная выходка? Недоброжелатель выкинул статуэтки в окно? Но откуда у затворника Жака недоброжелатели? Да и выкинуть фигурки, не нарушив целостность сугробов на карнизах, могла бы одна только Сара с ее тоненькими ручонками. Трудно представить, что за сутки пребывания в замке мисс Смит успела проникнуться к хозяину столь острой неприязнью. Разве что она хотела досадить Элис. Или сорвать свадьбу. Между подругами часто возникает соперничество… Да, но в глазах светского общества миллионер-отшельник в возрасте, безусловно, менее привлекательная партия, чем молодой и полный сил наследник оливковой империи. Другими словами, расстраивать эту свадьбу у Сары как будто нет причин.
Расстроить свадьбу… А ведь это, пожалуй, ответ! Мотив, возможность, тип личности – все сходится. Только вот ширина щели и нетронутый снег на карнизе…
Сыщик подошел к столу и еще раз внимательно осмотрел разложенные на нем предметы. Да, пожалуй, он знает ответ. И если он прав, то Ренуару повезло – его любимые статуэтки целы. Пока. Он повернулся к Жаку.
– Помнишь, ты заходил вчера ко мне поболтать? Вспоминал Роситу и сказал, что кое-что предпринял для предотвращения рецидива?
Ренуар неуверенно кивнул.
– Ты пользовался обычной почтой или электронной? Меня интересует присланное тебе письмо.
– Электронной. Ты хочешь прочесть? Сейчас. – Жак обошел стол, достал из ящика ноутбук, включил, пощелкал мышью и жестом пригласил сыщика к компьютеру.
Фокс уселся в единственное свободное кресло и открыл папку "Гости". Там было четыре крупных файла, но его интересовал только один, причем он приблизительно знал, где искать нужные ему сведения. Минут через пять сыщик удовлетворенно кивнул и закрыл компьютер. Потом встал, взял со стола пульт от детского автомобильчика, и сунул игрушку к себе в карман.
– От греха подальше, – доверительно сообщил он, глядя владельцу пульта в глаза.
Герберт Клайв ухмыльнулся.
– Полагаете, я развинтил эту штуковину и сунул пупсиков внутрь?
– Что такое, Гарри? – встрепенулся Ренуар. – Ты знаешь, где статуэтки?
– Думаю, да. Кроме того, я знаю кто, почему и как. Последнее могу продемонстрировать.
Фокс достал из кармана портсигар, взял со стола клубок и самый длинный из вязальных крючков Сесиль и направился к подветренному окну. Компания гуськом потянулась за ним. У окна сыщик обвязал портсигар крест-накрест, просунул его в нижнюю щель, не обрывая нити, и аккуратно пристроил на свободной от снега полоске карниза. Потом, выпуская потихоньку нить, протянул ее к сужающейся вертикальной щели, продел в крючок, выставил его как можно дальше и, придерживая нитку пальцем, начал осторожно поднимать крючок, пока портсигар не воспарил над сугробиком и не повис за краем карниза. Тогда Фокс снова начал выпускать нить. Портсигар поплыл вниз и скрылся под карнизом.
– А теперь представьте себе, что в другой руке у меня пульт, кнопка которого включает встроенный в портсигар электромагнит. Карниз, как вы заметили, стальной. Что произойдет с портсигаром? Правильно! Он притянется к нижней плоскости карниза. После этого мне останется только отрезать нитку швейцарским ножом и подбросить вязальный крючок хозяйке. Боюсь, помимо электронщика тебе, Жак, придется вызвать мастера, который управится с этим окном, иначе твои статуэтки не достать.
Фокс победно оглядел присутствующих, но все они неотрывно смотрели на мистера Клайва. Первой пришла в себя его сестра.
– Зачем это Герберту? – гневно спросила она сыщика. – Он никогда в жизни не интересовался фарфором!
– Зачем? – переспросил Фокс. – Чтобы расстроить вашу свадьбу. Если бы статуэтки не нашлись, каждому из нас пришлось бы пережить унизительную процедуру допроса и личного обыска. После этого вы, скорее всего, взяли бы обратно данное Жаку слово. А если бы не взяли, помолвку разорвал бы сам Жак. У него в жизни уже был похожий случай, и он не сумел бы избавиться от подозрений в ваш адрес.
– Но к чему эти сложности с магнитом и пультом? – удивилась Сесиль. – Если ему не нужны статуэтки, почему он просто не выбросил их в окно?
– Чтобы их не нашли, разумеется. Если бы нашли, то легко просчитали бы мотив, и вся затея оказалась бы напрасной.
– Ну, и какой, по-вашему, у меня мотив? – издевательски поинтересовался Клайв. – Зачем мне нужно расстраивать свадьбу сестры? Из ревности, надо полагать?
– Нет, что вы! Мысль о ревности мне даже в голову не пришла. Не того типа вы человек. Из-за денег, разумеется. Вы – единственный опекун сестры и много лет единолично распоряжались ее состоянием. При ваших расточительных привычках было бы странно, если бы вы не залезли основательно к ней в карман. А после свадьбы это непременно обнаружилось бы. Вы приехали в замок три дня назад, и Жак, естественно, не удержался от демонстрации своих сокровищ. Наверняка похвастался и мерами безопасности, которые принял, чтобы оградить коллекцию от воров. Вы сразу разглядели в нем фанатика и поняли, что пропажа парочки любимых экспонатов в те минуты, когда в комнате будет находиться ваша сестра, поставит на свадьбе крест. Вы знаете о клаустрофобии сестры и разбираетесь в электронике. Вы вывели из строя электронный замок и устроили переполох, спровоцировав у Элис приступ, что дало вам законную возможность открыть окно и время, необходимое для показанного мной фокуса. Так что, по сути, вы единственный, у кого были и мотив, и возможность.
– Нет! – воскликнула Элис. – Вы не знаете Герберта. Деньги для него ничего не значат. Он никогда не устроил бы из-за них такую подлость!
– Девочка моя, то, что он устроил сейчас, – детская забава по сравнению с тем, что он уже однажды предпринял ради тех самых денег, которые, по-вашему, для него ничего не значат. Когда-то из-за них он оставил вас сиротой.
– Очень хорошо, что вы выступили с этой чушью публично! – заявил Клайв. – У меня не будет недостатка в свидетелях, когда я подам на вас в суд за клевету.
– Я буду рад. К счастью, у меня французское гражданство. Чтобы обвинить меня в клевете в этой благословенной стране, вам придется доказать, что вы не убивали вашего отца и мать Элис. А сделать этого вы не сможете.
– Вы сумасшедший! – убежденно сказала Элис. – Мои родители погибли в горах Монтаны, а Герберт в это время был на Карибах.
– Зато он гостил у вас дома за неделю до этого – приезжал на похороны джентльмена, которого отец в завещании назначил вашим опекуном. И узнал о рождественских планах ваших родителей. После этого светская пресса, подробно освещавшая жизнь вашего брата, неделю молчала о его местопребывании и занятиях. Я так думаю, что он отправился в горы. Повредил замок на внутренней двери гаража, установил небольшое взрывное устройство на склоне над домом, чтобы вызвать снежную лавину, поколдовал над пультом от гаража, чтобы ваши родители, нажав на кнопку, которая закрывала внешнюю дверь, привели в действие взрыватель. А потом хитроумный Герберт снова приехал в ваш дом – подложить на место пульт, вручить рождественские подарки и попрощаться перед поездкой на Карибы. Возвращаться в Монтану ему было ни к чему, он свою часть работы выполнил. Остальное доделали сообщники. Снег завалил выход из гаража и надежно похоронил под собой остатки взрывного устройства, а мороз заставил ваших родителей завести машину, чтобы включить печку.
– Ты мерзкая, вонючая ищейка!.. – Герберт Клайв прыгнул на Фокса, но был остановлен в полете ударом могучего кулака и рухнул у ног Андреаса.
– Нокаут! – лаконично объявил грек, потирая костяшки пальцев.
2009
Сыщик поблагодарил присутствующих за готовность помочь, проглядел выложенные на стол вещи, потом медленно обошел комнату, обшаривая взглядом стеллажи и витрины. Профессиональная память и близкое знакомство с коллекцией позволили ему довольно быстро убедиться, что остальные экспонаты стоят на своих местах. Никто не перемещал их и не прятал среди них исчезнувшие фигурки. Фокс подошел к окну и попробовал просунуть руку в щель. У костяшек ладони рука застряла. Пальцы погрузились в небольшой сугроб, наметенный на карниз. Фокс безо всякой надежды поводил рукой вправо-влево. Ничего. Этого и следовало ожидать – сугробик за окном до упражнений сыщика выглядел нетронутым. Он перешел ко второму окну. Оно было подветренным, поэтому снег здесь лежал несколько дальше от стекла, оставляя открытой полоску стального карниза. Вот и все отличие. Щель здесь была такой же узкой, а сугробик – таким же нетронутым.
В душе Фокса зашевелилась тревога. А сумеет ли он исполнить данное другу обещание? Произошедшее казалось полной нелепостью. Жак так трясется над своей коллекцией, что без раздумий пойдет на скандал: вызовет полицию и не выпустит никого из комнаты, пока пропажа не отыщется. Иными словами, кража не имела смысла. Где бы вор ни спрятал фигурки: на себе ли, в комнате ли – их все равно найдут. И чего ради он старался? Это для Жака его сокровища бесценны, а на рынке цена статуэток не так уж велика, максимум пара сотен тысяч. Для миллионеров или наследников это не деньги. А единственным не-миллионером в компании был Фокс.
Злобная выходка? Недоброжелатель выкинул статуэтки в окно? Но откуда у затворника Жака недоброжелатели? Да и выкинуть фигурки, не нарушив целостность сугробов на карнизах, могла бы одна только Сара с ее тоненькими ручонками. Трудно представить, что за сутки пребывания в замке мисс Смит успела проникнуться к хозяину столь острой неприязнью. Разве что она хотела досадить Элис. Или сорвать свадьбу. Между подругами часто возникает соперничество… Да, но в глазах светского общества миллионер-отшельник в возрасте, безусловно, менее привлекательная партия, чем молодой и полный сил наследник оливковой империи. Другими словами, расстраивать эту свадьбу у Сары как будто нет причин.
Расстроить свадьбу… А ведь это, пожалуй, ответ! Мотив, возможность, тип личности – все сходится. Только вот ширина щели и нетронутый снег на карнизе…
Сыщик подошел к столу и еще раз внимательно осмотрел разложенные на нем предметы. Да, пожалуй, он знает ответ. И если он прав, то Ренуару повезло – его любимые статуэтки целы. Пока. Он повернулся к Жаку.
– Помнишь, ты заходил вчера ко мне поболтать? Вспоминал Роситу и сказал, что кое-что предпринял для предотвращения рецидива?
Ренуар неуверенно кивнул.
– Ты пользовался обычной почтой или электронной? Меня интересует присланное тебе письмо.
– Электронной. Ты хочешь прочесть? Сейчас. – Жак обошел стол, достал из ящика ноутбук, включил, пощелкал мышью и жестом пригласил сыщика к компьютеру.
Фокс уселся в единственное свободное кресло и открыл папку "Гости". Там было четыре крупных файла, но его интересовал только один, причем он приблизительно знал, где искать нужные ему сведения. Минут через пять сыщик удовлетворенно кивнул и закрыл компьютер. Потом встал, взял со стола пульт от детского автомобильчика, и сунул игрушку к себе в карман.
– От греха подальше, – доверительно сообщил он, глядя владельцу пульта в глаза.
Герберт Клайв ухмыльнулся.
– Полагаете, я развинтил эту штуковину и сунул пупсиков внутрь?
– Что такое, Гарри? – встрепенулся Ренуар. – Ты знаешь, где статуэтки?
– Думаю, да. Кроме того, я знаю кто, почему и как. Последнее могу продемонстрировать.
Фокс достал из кармана портсигар, взял со стола клубок и самый длинный из вязальных крючков Сесиль и направился к подветренному окну. Компания гуськом потянулась за ним. У окна сыщик обвязал портсигар крест-накрест, просунул его в нижнюю щель, не обрывая нити, и аккуратно пристроил на свободной от снега полоске карниза. Потом, выпуская потихоньку нить, протянул ее к сужающейся вертикальной щели, продел в крючок, выставил его как можно дальше и, придерживая нитку пальцем, начал осторожно поднимать крючок, пока портсигар не воспарил над сугробиком и не повис за краем карниза. Тогда Фокс снова начал выпускать нить. Портсигар поплыл вниз и скрылся под карнизом.
– А теперь представьте себе, что в другой руке у меня пульт, кнопка которого включает встроенный в портсигар электромагнит. Карниз, как вы заметили, стальной. Что произойдет с портсигаром? Правильно! Он притянется к нижней плоскости карниза. После этого мне останется только отрезать нитку швейцарским ножом и подбросить вязальный крючок хозяйке. Боюсь, помимо электронщика тебе, Жак, придется вызвать мастера, который управится с этим окном, иначе твои статуэтки не достать.
Фокс победно оглядел присутствующих, но все они неотрывно смотрели на мистера Клайва. Первой пришла в себя его сестра.
– Зачем это Герберту? – гневно спросила она сыщика. – Он никогда в жизни не интересовался фарфором!
– Зачем? – переспросил Фокс. – Чтобы расстроить вашу свадьбу. Если бы статуэтки не нашлись, каждому из нас пришлось бы пережить унизительную процедуру допроса и личного обыска. После этого вы, скорее всего, взяли бы обратно данное Жаку слово. А если бы не взяли, помолвку разорвал бы сам Жак. У него в жизни уже был похожий случай, и он не сумел бы избавиться от подозрений в ваш адрес.
– Но к чему эти сложности с магнитом и пультом? – удивилась Сесиль. – Если ему не нужны статуэтки, почему он просто не выбросил их в окно?
– Чтобы их не нашли, разумеется. Если бы нашли, то легко просчитали бы мотив, и вся затея оказалась бы напрасной.
– Ну, и какой, по-вашему, у меня мотив? – издевательски поинтересовался Клайв. – Зачем мне нужно расстраивать свадьбу сестры? Из ревности, надо полагать?
– Нет, что вы! Мысль о ревности мне даже в голову не пришла. Не того типа вы человек. Из-за денег, разумеется. Вы – единственный опекун сестры и много лет единолично распоряжались ее состоянием. При ваших расточительных привычках было бы странно, если бы вы не залезли основательно к ней в карман. А после свадьбы это непременно обнаружилось бы. Вы приехали в замок три дня назад, и Жак, естественно, не удержался от демонстрации своих сокровищ. Наверняка похвастался и мерами безопасности, которые принял, чтобы оградить коллекцию от воров. Вы сразу разглядели в нем фанатика и поняли, что пропажа парочки любимых экспонатов в те минуты, когда в комнате будет находиться ваша сестра, поставит на свадьбе крест. Вы знаете о клаустрофобии сестры и разбираетесь в электронике. Вы вывели из строя электронный замок и устроили переполох, спровоцировав у Элис приступ, что дало вам законную возможность открыть окно и время, необходимое для показанного мной фокуса. Так что, по сути, вы единственный, у кого были и мотив, и возможность.
– Нет! – воскликнула Элис. – Вы не знаете Герберта. Деньги для него ничего не значат. Он никогда не устроил бы из-за них такую подлость!
– Девочка моя, то, что он устроил сейчас, – детская забава по сравнению с тем, что он уже однажды предпринял ради тех самых денег, которые, по-вашему, для него ничего не значат. Когда-то из-за них он оставил вас сиротой.
– Очень хорошо, что вы выступили с этой чушью публично! – заявил Клайв. – У меня не будет недостатка в свидетелях, когда я подам на вас в суд за клевету.
– Я буду рад. К счастью, у меня французское гражданство. Чтобы обвинить меня в клевете в этой благословенной стране, вам придется доказать, что вы не убивали вашего отца и мать Элис. А сделать этого вы не сможете.
– Вы сумасшедший! – убежденно сказала Элис. – Мои родители погибли в горах Монтаны, а Герберт в это время был на Карибах.
– Зато он гостил у вас дома за неделю до этого – приезжал на похороны джентльмена, которого отец в завещании назначил вашим опекуном. И узнал о рождественских планах ваших родителей. После этого светская пресса, подробно освещавшая жизнь вашего брата, неделю молчала о его местопребывании и занятиях. Я так думаю, что он отправился в горы. Повредил замок на внутренней двери гаража, установил небольшое взрывное устройство на склоне над домом, чтобы вызвать снежную лавину, поколдовал над пультом от гаража, чтобы ваши родители, нажав на кнопку, которая закрывала внешнюю дверь, привели в действие взрыватель. А потом хитроумный Герберт снова приехал в ваш дом – подложить на место пульт, вручить рождественские подарки и попрощаться перед поездкой на Карибы. Возвращаться в Монтану ему было ни к чему, он свою часть работы выполнил. Остальное доделали сообщники. Снег завалил выход из гаража и надежно похоронил под собой остатки взрывного устройства, а мороз заставил ваших родителей завести машину, чтобы включить печку.
– Ты мерзкая, вонючая ищейка!.. – Герберт Клайв прыгнул на Фокса, но был остановлен в полете ударом могучего кулака и рухнул у ног Андреаса.
– Нокаут! – лаконично объявил грек, потирая костяшки пальцев.
2009
Карацуповец
Модератор
На неделе перебирая свою библиотеку неожиданно обнаружил вот такую книженцию о Савве Мамонтове. Здесь поглубже... Вспомнить не могу когда купил?! Приятная неожиданность.Была у меня с собой и книжка. Вот такая...
Издательство Москва "Наука" 1989 г. Большой список ссылок на проработанные источники.
Вот ряд книг, конкретно с названиями о коллекционерах:
" Из записной книжки А.П. Бахрушина. Кто что собирает?" Москва, 1916 г. (Не совсем понятно- это издание или ссылка на архивный документ?)
Лазаревский И.И. "Среди коллекционеров" Пг., 1917 г.
Боткина А.П. "Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве" М., 1951 г.
Безрукова Д. "Третьяков и история создания его галереи". М., 1970 г.
Суть исследования официально- в содержании.
Персонажи - Бахрушин, Третьяковы, Морозовы, Мамонтов... Одним словом, меценаты с крупными капиталами XIX- начала XX вв. Масса литературы была издана о них и вместе и отдельно после этой книги. Читал как-то давно в каких-то изданиях. Попытался проанализировать то, что мы обсуждали выше о коллекционерах советского периода и после, с периодом до 1917 г. Менталитет и само отношение людей к этому вопросу. То ли автор идеализирует тот период, то ли мы категорически скатываемся к какой-то скурвленности, замкнутой на только внутреннем алчном накопительстве, сопровождаемом склоками, "прессом" властей и т.п. перипетиями? Хотя, XIX-XX вв. тоже были капиталистическим со всеми вытекающими.
Имели люди и деньги, и определённую власть, но вместе с тем и создавали что-то для государства. У нас я особо не слышал, чтобы после смерти какого-нибудь "большого туза" осталась его частная галерея или музей. Не просто сельский, а уровня аналогичного тому, что создавали предки. Хотя, неплохие частные музеи в России есть и мы тоже это обсуждали выше. Даже, при переходе частной коллекции во владение государства (Музей частных коллекций в Москве), информации особой о хозяевах коллекций или их популяризация, хотя бы полные каталоги, я не припомню. У нас в области штуки четыре подобных галерей знаю точно.
Вот ребятам с Sammlung и ещё одна тема для дискуссий: "Коллекционеры до 1917 г., коллекционеры советского пространства, пост-советские коллекционеры. Дух, стремления, результаты деятельности."
Будет над чем ещё раз задуматься: что станет с моей коллекцией после смерти
Может, будет кому информационно полезна?
Вложения
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Картины Репина...
Мне здесь вспомнилась вот эта история, а может байка..
«Приезжал Корней. Настоятельно советовал не возвращаться в Россию».
Довольно актуально звучит.
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
А мне вот такую книженцию захотелось прочитать..
Angels & Ducats: Shakespeare's Money & Medals
Динары и дукаты, гроши и гульдены, кроны и крусадо: эта веселая, увлекательная и прекрасно иллюстрированная книжка исследует роль денег и медалей в мире и творчестве Уильяма Шекспира. Увлекательный рассказ о многонациональном мире Шекспира, иллюстрированный захватывающими изображениями, оживляющими богатую материальную культуру, которая сформировала произведения Шекспира и его эпоху. Это превосходный том, который займет почетное место на моей книжной полке". -Профессор Джеймс Шапиро, автор книг "1599" и "Оспариваемые завещания", "Ангелы и дукаты: Деньги и медали Шекспира" Барри Кук знает о монетах и медалях в мире и произведениях Шекспира больше, чем кто-либо из живущих; "Ангелы и дукаты" - это бесценный справочник для всех, кто интересуется тем, какое значение имели деньги в елизаветинской и якобинской Англии. -Профессор Джеймс Шапиро, автор книг "1599 год" и "Оспариваемое завещание".
Angels & Ducats: Shakespeare's Money & Medals
Динары и дукаты, гроши и гульдены, кроны и крусадо: эта веселая, увлекательная и прекрасно иллюстрированная книжка исследует роль денег и медалей в мире и творчестве Уильяма Шекспира. Увлекательный рассказ о многонациональном мире Шекспира, иллюстрированный захватывающими изображениями, оживляющими богатую материальную культуру, которая сформировала произведения Шекспира и его эпоху. Это превосходный том, который займет почетное место на моей книжной полке". -Профессор Джеймс Шапиро, автор книг "1599" и "Оспариваемые завещания", "Ангелы и дукаты: Деньги и медали Шекспира" Барри Кук знает о монетах и медалях в мире и произведениях Шекспира больше, чем кто-либо из живущих; "Ангелы и дукаты" - это бесценный справочник для всех, кто интересуется тем, какое значение имели деньги в елизаветинской и якобинской Англии. -Профессор Джеймс Шапиро, автор книг "1599 год" и "Оспариваемое завещание".
Карацуповец
Модератор
Всё так, да не так.. Как и в настоящее время. Каждый сам себе среду обитания выбирает. Только потом у некоторых начинаются слюнабрызгания и визги всякие из-за бугра про "плохих" бывших соотечественников, оставшихся в России и разделивших вместе с ней происходившие и происходящие проблемы. Хоть и : "Репин подарил в Россию картины, а ехать в СССР не хочет, ссылаясь на свою старость и любимый дом», — говорится в одном из рапортов, поступивших в финскую полицию", - его помнят и чтут на Родине, которой он гордился. И даже сделав свой выбор остаться в Финляндии, передачей картин он повысил достояние её культуры и эстетического богатства. Не даром мы ещё с Родной речи помним его картины.
А вот, что касается писем. "О моей переписке с Репиным необходимо судить на основании всех моих писем к нему (их было более сорока), не выдергивая двух или трех, относящихся к ранней поре"- пишет Чуковский Фадееву в 1940-м. И исследование на эту тему Елены Чуковской https://www.chukfamily.ru/elena/stati/pochemu-repin-ne-priexal-v-sssr
Карацуповец
Модератор
Что мне импонирует последнее время, так это то, что всё таки акцентируя на форуме на фалеристику, мы расширяем её значение в разных сферах коллекционирования, хотя бы какими-то общими элементами. Вот например, привязка к личности Шекспира, как через фалеристику, так и через нумизматику...
Карацуповец
Модератор
Я намедни тоже обзавёлся книжкой, на которую почти год смотрел через компьютер. И даже репортаж с автором где-то скачал. Автор, по моим сведениям, коллекционер и специалист по холодному оружию Индии.
Книга, на первый взгляд, объёмная как по внешнему виду, так и по материалу внутри. Пока не читал.
Вот она и предмет из моей коллекции, в ней не упомянутый скорей всего из-за того, что имеет отношение к Афганистану только клеймом периода Амануллы хана и ношением нижними чинами его гвардейцев.
Будем разбираться!
Книга, на первый взгляд, объёмная как по внешнему виду, так и по материалу внутри. Пока не читал.
Вот она и предмет из моей коллекции, в ней не упомянутый скорей всего из-за того, что имеет отношение к Афганистану только клеймом периода Амануллы хана и ношением нижними чинами его гвардейцев.
Будем разбираться!
Вложения
Igor Ostapenko
Участник АК
встречал такой артефакт
Вложения
Андрей Пустоваров
Супер-Модератор
Ну это будет предисловием к моей будущей книженции "ордена, города, путешествия" . Дело в том, что фалеристика своего прода вспомогательная историческая дисциплина и помогает каждлму из нас что то понять от Шекспира до самой жизни.Что мне импонирует последнее время, так это то, что всё таки акцентируя на форуме на фалеристику, мы расширяем её значение в разных сферах коллекционирования, хотя бы какими-то общими элементами. Вот например, привязка к личности Шекспира, как через фалеристику, так и через нумизматику...
Ветеран
Местный
А некоторые остались в Третьем рейхе и разделили его проблемы.
Интересно, после смерти бесноватого и по окончании войны они осуждали уехавших и гордились своей сопричастностью к происходившему?
Ветеран
Местный
В 1940-м Фадеев возглавлял Союз советских писателей и Чуковский писал, фактически, объяснение для НКВД.
Карацуповец
Модератор
Я ни разу не встречал мемуары бывших русских SS-манов по этому вопросу. А Вы?