рассказы о коллекционерах

И цитируя того же Перченко: "...Коллекция ...
.. Настоящие коллекционеры избегают громких аукционов. Они предпочитают тайну. Коллекционирование, — говорит Перченко, — всегда связано с некой тайной...

Коллекционеры в зависимости от настроения, дня недели, погоды и писем из налоговой всякого наговорить могут..
 
Коллекционер — человек общественный. Он должен исследовать историю вещей и нести миру знания, сохранённые в «свидетеле» времени"- вполне соответствовал этим принципам.
Вот одна из статей о его интересах.

"Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" (Мк. 8:36)
Коллекция обязана делать лучше тебя самого, в этом вижу ее основной смысл.
Если коллекционирование делает человека хуже (хитрым, жадным, подлым, завистливым), то к чему оно?
 
Честно говоря, за такие вещи бьют в морду, как говорил Остап Бендер.
Ну поусудите, что пишет свидетель - он выхватывал прямо из моих рук голландцев и итальянцев и вопил, призывая директора. "У меня музей, я не допущу, чтобы всякие проходимцы воровали национальные ценности Савецкого Саюзаааа!" Директор знал Феликса, как облупленного, боялся скандала, и... снимал работу с продажи. Потом - как водится она всё же оказывалась у Феликса. Лев Кропивницкий через жену друживший с ним, соглашался, что Ф. - "жох"! Переиграет любого. Что касается Кранаха, я его прекрасно помню, держал в руках. Вот именно его и пытался выхватить из моих рук - был Феликс. И, конечно, ему это удалось!

И в итоге повесил Кранаха над дверью в квартире.. Обычная собирательская алчность. Помнится, на заре моей юности, в период перестройки и начала индивидуальной трудовой деятельности, я стал захаживать на Благовещенский рынок (я сам из Харькова)не только как покупатель, но и как продавец, заодно занимался и покупкой наград, монет. В основном для себя, но если получается купить дешевле, а потом продать дороже, то почему бы и нет? В общем все как обычно. Познакомился с кучей коллекционеров, которые пытались заниматься тем же, что и я, только по другую сторону прилавка. Ждали, пока кто то подойдет ко мне, предложит и, если его не устроит сумма сделки, отходит, чтобы попытаться самому купить. Но парочка любителей была хитрожопее и на ходу, встревая в разговор, предлагала побольше. Минимум, оказались в дальнейшем нерукопожатыми, ну и конечно, торговые отношения с такими персонажами прекращались.

Так что, возможно, что Вишневский был интересный, знающий человек и коллекционер, но не факт, что вы бы смогли с ним дружески общаться. :drinks2:


В этой истории с музеем тоже не все так просто. Высказываются предположения о том, что Вишневского вынудили передать государству коллекции и недвижимость взамен на его свободу. Так, известный российский юрист Александр Боннер на основе материалов уголовного дела раскрывает свою версию истории создания музея В. А. Тропинина. В 1969 году советскому резиденту в Лондоне попалась заметка в английской газете о московской выставке, основу которой составили экспонаты из собрания Вишневского. Там говорилось, что коллекция оценивается в два миллиона фунтов. Заметка была направлена в Политбюро ЦК КПСС, и КГБ начал работать по Вишневскому.


Ты и в музее поработал? :shok:

Не удивлюсь, что ты и управдомом работал. :biggrin:

Управдом - друг человека! :drinks2:
С Александром Тимофеевичем Боннером , ныне покойным, мне довелось быть знакомым лично. Как практикующий юрист он был знаком со множеством дел, связанных с рынком антиквариата. В итоге его многолетний опыт нашел отражение на страницах двухтомника "СУДЬБЫ ХУДОЖНИКОВ,ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОЛЛЕКЦИЙ И ЗАКОН" . Вишневскому он посвятил целую главу, со вполне говорящим названием :
Как «родное государство» до нитки обобрало коллекционеров Ф.Е. Вишневского и В.В. Трескина, а также подлинная история создания Музея А. В. Тропинина и московских художников его времени.
Так что споры о совковости, благотворительности и т.д. являются сотрясанием воздуха без знания фактической стороны дела.
 
Последнее редактирование:
Привожу часть :

Пожалуй, одной из самых «блестящих побед» КГБ в его извечной борьбе с «подпольными советскими миллионерами», только «притворявшимися» коллекционерами, была «операция» по изъятию коллекций известных собирателей Ф.Е. Вишневского и В.В. Трескина.

В феврале 1971 г. в газете «Известия» была опубликована заметка под заголовком «Подарок старого коллекционера». В ней шла речь о благородном поступке известного художника-реставратора и коллекционера Феликса Евгеньевича Вишневского. Говорилось о том, что в тихом замоскворецком Щетининском переулке открылся музей. Редкостное его собрание картин и произведений графики состоит из коллекции патриота - москвича, подаренной им родному городу.

После краткой характеристики подаренных Москве шедевров журналист взволнованно восклицает: «Мечта старого русского реставратора-коллекционера осуществилась. Редчайшие полотна художника Василия Тропинина и московских художников его времени из коллекции Ф. Е. Вишневского принадлежат отныне москвичам. Музей Тропинина открыт! Его хранителем Моссовет назначил Ф. Е Вишневского [1]».

Да, такой музей был действительно открыт и в 2001 г. он торжественно отметил свое 30-летие. А в 2002 - 2003 гг. в литературном музее А.С. Пушкина, в котором в течение ряда лет проработал собиратель, прошла выставка из фондов Музея В. А. Тропинина и московских художников его времени, посвященная столетию со дня рождения Ф. Е. Вишневского (1902-1978). В 2003 г. был издан и посвященный этому событию великолепный альбом «Дар бесценный» [2].

В предисловии к альбому В.П. Евтушенков - Председатель Совета директоров АФК «Система», проспонсировавшего издание, - пафосно восклицает, что «своим щедрым даром Москве Феликс Вишневский продолжил традицию «золотого века русского меценатства» — активного благотворительного участия представителей всех сословий в жизни общества».

Еще более мажорна вступительная статья директора Музея В.А. Тропинина И.А. Егоровой. По ее мнению, юбилейная выставка, посвященная 100-летию основателя музея, «в 2003 году …, пожалуй, самое знаменательное событие в культурной жизни столицы.

Ф.Е. Вишневский был единственным коллекционером второй половины XX века, кто сделал великий дар своему родному городу Москве. Он подарил столице дом в Замоскворечье вместе с расположенной в нем огромной коллекцией бесценных для русского изобразительного искусства произведений трех веков - XVIII-XIX и начала XX столетия.

Жемчужину его собрания составляла та часть, в которой в великом разнообразии были представлены работы Василия Тропинина — самого знаменитого в первой половине XIX века московского живописца,


[1] Долгополов Мих. Подарок старого коллекционера // Известия. 1971. 25 февр.
[2] Музей В. А. Тропинина и московских художников его времени. Дар бесценный. 100-летию Ф.Е. Вишневского, основателя Музея В.А. Тропинина, посвящается. М., 2003. Художественный альбом. Живопись, графика, декоративно – прикладное искусство. М., 2003. В дальнейшем сокращенно - «Дар бесценный».
 
основателя московской художественной школы и ее общепризнанного лидера в области живописного портрета.

Коллекция Ф.Е. Вишневского содержала произведения многих живописцев — художников Москвы, русских и иностранцев, работавших не только в жанре портрета. В ней были и пейзажи, живописные и графические. Она включала в себя большое количество произведений других видов изобразительного искусства: скульптуры и графики, декоративно-прикладного искусства, а также ряд документов, посвященных роду потомственных москвичей Вишневских — меценатов и деятелей московской культуры и искусства.

Выставка представляет Ф.Е. Вишневского как благотворителя общероссийского масштаба, дарившего значительные коллекции произведений изобразительного искусства многим музеям России и музеям бывших союзных республик СССР.

Трудными были времена, когда Феликс Евгеньевич начал собирать свою неповторимую коллекцию. И с годами они не становились более мягкими. Известно, что многие произведения изымались властями из частного собрания насильственным путем и владельцу только оставалось фиксировать это в «дарственных» документах» [1]. (Курсив мой – А.Б.)

Мысль И.А. Егоровой понятна. Она хотела подчеркнуть, что в очень многих других ситуаций переход произведений искусства из частного собрания номинально оформлялся в качестве дара, а фактически шла речь об их изъятии. Дар же Ф.Е. Вишневского в виде бесценной коллекции живописи и дома не был получен властями насильственным путем. Соответственно «дарственные документы» отражали подлинную волю коллекционера.

В полной ли мере соответствует данное утверждение действительности? Попытаемся разобраться в этом на основе изучения и анализа подлинных документов, в том числе материалов, находящихся в уголовном деле, которое в апреле 1971 году рассматривалось Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР.

Для начала начнем с «дарственных документов». В соответствии со ст. 257 действовавшего в тот период ГК РСФСР 1964 г. договор дарения гражданином имущества государственной, кооперативной или общественной организации заключался в простой письменной форме. А на основании ст. 257, 239 ГК РСФСР договор дарения жилого дома, находящегося в городе, должен быть нотариально удостоверен, если хотя бы одной из сторон являлся гражданин, и зарегистрирован в исполкоме районного, городского Совета депутатов трудящихся.

Имеются весьма большие сомнения в отношении того, была ли в данном случае соблюдена предусмотренная законом форма договора дарения дома. По - видимому, все ограничилось заявлением Ф.Е. Вишневского на имя Председателя Московского городского Совета Промыслова, копия которого хранится в музее. Коллекционер предложил в дар Москве свой 2-этажный особняк по Щетининскому переулку № 10, в Замоскворечье, и «...экспонаты для … музея в количестве 200 предметов: подлинные произведения Тропинина В.А. и его современников, виды Москвы и бытовые сценки 1-й половины XIX века, а также предметы быта (мебель, бронзу, фарфор и т.д.) того времени...».
Дар был предложен коллекционером «в обмен на разрешение создать «музей великого живописца России В.А. Тропинина и московской культуры XIX века», которую знаменитый московский портретист прославил. Для себя лично Ф.Е. Вишневский оговаривал лишь должность пожизненного «хранителя данного музея» и разрешение жить на 2-м этаже своего же дома вместе с женой и подаренными им произведениями искусства, которые он к тому же поставил на государственный учет и которые находились под охраной Министерства культуры СССР [1]. Кстати говоря, точное соблюдение предписанной законом нотариальной формы договора дарения дома в данном случае было связано с необходимостью преодоления определенных сложностей правового и технического характера. И дело было не только в необходимости уплаты государственной пошлины. Речь идет о следующем.

8 апреля 1965 г. предыдущий собственник дома - Николай Григорьевич Петухов (1879- 1965) - ученый, экономист, этнограф и историк, профессор Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова – составил завещание, согласно которому Ф.Е. Вишневскому должна была перейти принадлежавшая завещателю часть домовладения по Щетининскому пер., 10. Причем завещателю принадлежали 37/40 домовладения, состоящего из двух жилых каменного и бревенчатого строений общей жилой площадью в 366 кв. м. и служебных построек. Собственником же еще 3/40 домовладения являлось еще какое – то иное физическое лицо или лица. Подарив вышеуказанную долю домовладения Москве, а практически государству, Ф.Е. Вишневский поставил его перед необходимостью выполнения требований, предусмотренных ст. 123 ГК РСФСР.

В соответствии с названной нормой право общей долевой собственности государства и граждан, кооперативных или общественных организаций и граждан подлежало прекращению в течение одного года, исчисляемого со дня возникновения общей собственности, путем:

1) раздела имущества в натуре, если этот раздел возможен;

2) выкупа государством, кооперативной или общественной организацией долей, принадлежащих гражданам;

3) продажи гражданам доли, принадлежащей государству, кооперативной или общественной организации;

4) продажи всего имущества с последующим распределением вырученной суммы между участниками общей собственности соответственно их долям.

Выбор одного из указанных способов определялся соглашением гражданина с соответствующим государственным органом, кооперативной или общественной организацией, а при отсутствии такого соглашения — судом.

Проблемы технического характера были связаны и с земельным участком, на котором находилось домовладение Ф.Е. Вишневского, а до того – Н.Г. Петухова. Последний стал собственником домовладения согласно завещанию, составленному 14 марта трагического 1938 г. Причем в правоустанавливающих документах на домовладение размер земельного участка, на котором он расположен, очевидно, еще с дореволюционных времен, был обозначен в архаичных квадратных саженях, которых было 380.



[1] Дар бесценный. С. 11.




[1] Там же. С. 7.
 
В 1965 г. Н.Г. Петухов скончался, и в следующем году Ф.Е. Вишневский наряду с четырьмя другими наследниками, которым по завещанию отошло иное имущество, вступает в права наследования. Можно не сомневаться, что государственного нотариуса, выдававшего счастливому наследнику свидетельство о праве на наследство по закону, столь архаичное исчисление размера земельного участка не могло не смутить. Но все прошло достаточно гладко и соответствующие правоустанавливающие документы наследником были получены. Трудно допустить, что все эти сложности были преодолены Феликсом Евгеньевичем без помощи каких- то мощных сил. Что ж касается юридико – технических обстоятельств, связанных с выполнением требований ст. 123 ГК РСФСР, о которых шла речь выше, то, судя по всему, они были просто проигнорированы.

Повествуя об удивительной фигуре Ф.Е. Вишневского и истории создания Музей В. А. Тропинина и московских художников его времени, известный журналист, специализировавшийся на освещении вопросов культуры, и старый знакомый Феликса Евгеньевича Евграф Кончин, в частности, писал: «В тридцатых годах ему пришлось не по своей воле покинуть столицу и несколько лет проработать в провинциальных музеях. Непонятным было его возвращение в Москву. Еще более странным было обретение большого двухэтажного особняка в Щетининском переулке. Об этом он отделывался туманными намеками. Но я и не настаивал: не хочет говорить — не надо, все равно об этом ничего не напишешь в газете [1]».

Евграф Кончин был прав в том отношении, что с «обретением большого двухэтажного особняка в Щетининском переулке» абсолютно все было непонятным. Начнем с того, что более правильно вести речь не о «доме» и даже не о «большом двухэтажном особняке», а о городской купеческой усадьбе середины ХIХ в. Масленниковых – Петуховых. Она состояла из главного одноэтажного кирпичного дома с мезонином и деревянного флигеля.

Как следовало поступить с этой усадьбой после октябрьского переворота? Конечно же, реквизировать, а возможно и репрессировать ее собственников. Но, как писал московский журналист Лев Колодный, «особняк родителей после революции в виде исключения из правил остался в частной собственности профессора-экономиста Николая Григорьевича Петухова» [2] . Но ведь любое «исключение из правил» бывает на чем – то основано. Любопытно, что же в данном случае явилось основанием для такого исключения? Вопрос остается открытым.

Вполне возможно, что позднее «компетентные органы» решили отказаться от этого «исключения» и вернуться к общему правилу. Если бы это было не так, то вряд ли Феликсу Евгеньевичу в беседах с хорошо знакомым ему журналистом Евграфом Кончиным была необходимость на вопрос о том, каким образом был «обретен» им дом, а точнее - городская усадьба ХIХ в. отделываться «туманными намеками». Иными словами, прекрасно знавший Ф.Е. Вишневского журналист полагает, что, если бы Феликс Евгеньевич и поведал ему в деталях подлинную историю «обретения» особняка в Щетининском переулке, то подробности эти такого рода, что о них в советских газетах написать было нельзя. Кстати говоря, фактическое «обретение» Феликсом Евгеньевичем довольно большого
особняка в Щетининском переулке» произошло еще до составления завещания в его пользу и до кончины Н.Г. Петухова, а именно в 1964 г. [1]

Вполне возможно, что «органы» сразу задумали, на первый взгляд, сложную, а на самом деле – элементарно простую «двухходовку». Н.Г. Петухов завещает чудом сохранившуюся у него усадьбу Вишневскому. Последний сосредотачивает в ней свою коллекцию, после чего под страхом более, чем реального привлечения к уголовной ответственности ему настоятельно «рекомендуется» подарить коллекцию и усадьбу государству или городу. Кому конкретно – это уже особого значения не имело.

Итак, коллекция, которую в течение всех многотрудных лет своей жизни, постоянно отказывая себе в самом необходимом, собирал Феликс Евгеньевич, была передана Москве. Но права ли И.А. Егорова- директор созданного на базе коллекции собирателя музея – в том отношении, что дар Ф.Е. Вишневского не был получен властями насильственным путем, а «дарственные документы» в полной мере отражают волю коллекционера?

В последнее время в отдельных источниках, в том числе в Интернете, причины, подтолкнувшие Ф.Е. Вишневского передать Москве «дар бесценный», называются более точно. Так, Константин Агунович в ноябре 2003 г. по этому поводу писал: «В основе коллекции — частное собрание антиквара Вишневского, постоянно дарившего городу что-нибудь по требованиям сверху (в 1971 году, например, — 300 произведений XVIII- XIX веков) [2]. В другой, также размещенной в Интернете публикации, речь идет о том, что «в 1969 году Ф.Вишневский - не без внешнего, кажется, давления со стороны московского партийного руководства, - подарил около 300 произведений живописи, графики и декоративно-прикладного искусства городу Москве» [3].

Так был ли дар старого коллекционера в подлинном смысле этого слова добровольным или государство в очередной раз ограбило его? Попробуем с документами в руках ответить на эти вопросы.

Для начала обратимся к судебному очерку «Коллекционеры со Старого Арбата» [4], написанному по материалам уголовного дела, которое в течение нескольких месяцев рассматривалось Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. Только приговор по этому делу писался целую неделю - 16 – 23 апреля 1971 г. [5].

Фабула же дела заключалась в следующем.

На старом Арбате существовал знаменитый на всю Москву «Антиквар» или, как он более точно именовался в судебных документах, - «Магазин № 27 Москомиссионторга». Исполнял обязанности директора магазина Семен Иголь, а его заместителем являлась Раиса Месхи.

Когда Ю. Дмитриев - автор судебного очерка, о котором идет речь, прочитал объемистое уголовное дело, поговорил со следователями, то понял, «какое зловещее преступное гнездо было свито в стенах этого вполне благопристойного торгового учреждения. А когда в Верховном Суде РСФСР послушал так называемых свидетелей (некоторых из них в зал доставил конвой)», то бедолагу «просто оторопь взяла. Нравы черного рынка, махровое взяточничество, хищничество.
Свыше пятисот преступных эпизодов исследовано в этом необычном деле. И за каждым из них — конкретные лица. Аккуратным клиентом, имея в виду, что он копейка в копейку отчислял в бездонный карман руководителей комиссионного магазина семипроцентные «чаевые», слыл известный среди московских коллекционеров человек — Ф. Вишневский.

…Особняком в этой компании стоит фигура небезызвестного в столичных художественных кругах Трескина. Выдавая себя то за адвоката, то за литератора, драматурга, он дожил до седин, не утруждая себя никаким общественно полезным трудом. Нельзя сказать, что наша Фемида обошла Трескина вниманием. В тридцатые годы и позже он привлекался к уголовной ответственности по делам спекулянтов картинами. Однако уроки не пошли на пользу. К моменту очередного ареста он располагал роскошно обставленной квартирой в центре Москвы, шестикомнатной дачей с гаражом, коллекцией почти двухсот дорогостоящих картин и другими ценностями.

Надо сейчас добиться такого положения, чтобы никаким хищникам не было позволено обходить наши законы», - патетически восклицал автор статьи.

Судебный очерк заканчивался справкой: «На днях Верховный суд РСФСР под председательством В. М. Остроуховой рассмотрел уголовное дело взяточников и спекулянтов. Трескин осужден к 10 годам лишения свободы, Иголь — к 8 годам, Месхи — к 5 годам с конфискацией имущества» [1] .

Руководители магазина Иголь и Месхи были признаны виновными в обмане покупателей, получении взяток и злоупотреблении служебным положением ( ч. 2 ст. 173, ч. 2 ст. 156 и ч. 1 ст. 170 УК РСФСР), а Трескин – в хищении государственного имущества, спекуляции картинами, и в даче взяток. За каждое из двух последних из числа названных составов преступления Верховный Суд определил ему наказание в виде 7 лет лишения свободы с конфискацией имущества. В частности, как указано в приговоре, в период 1963 – 1969 гг. Трескин неоднократно давал взятки бывшему заместителю директора, а затем исполняющему обязанности директора комиссионного магазина № 21 С. Иголю за создание благоприятных условий для продажи через этот магазин принадлежащих Трескину картин. Всего Трескин в период 1965-1969 г.г. передал Иголю 48 взяток на сумму 2364 рубля.




[1] Дмитриев Ю. Указ. соч.


 
Но почему же «наша Фемида» на сей раз «обошла вниманием» ранее неоднократно подвергавшегося репрессиям Ф.Е. Вишневского? Ведь из 68 машинописных страниц приговора 7 стр. были посвящены эпизодам, в которых упоминается его имя. Согласно приговору Феликс Евгеньевич передал Иголю 49 взяток на сумму 1151 руб., а его заместителю Месхи - 10 взяток на сумму 393 рубля. Всего же он передал руководителям магазина 59 взяток на общую сумму 1554 рубля. Таким образом, эпизодов с участием Вишневского, которые Следственное управление КГБ и Верховный Суд квалифицировали в качестве взяток, по сравнению с эпизодами, по которым проходил Трескин, было существенно больше. Правда, суммы, переданные последним в качестве взяток, в полтора раза превышали суммы, полученные от Вишневского. Но на это были свои причины. Трескин «благодарил» руководителя магазина по раз и навсегда установленному там тарифу - 10% от стоимости проданной или купленной вещи. Прижимистый же Феликс
Евгеньевич выторговал себе более льготные условия. Его «отчисления» ограничивались лишь 7 % стоимости проданной или приобретенной вещи.

Но обратимся к приговору суда и другим материалам уголовного дела. Оно весьма объемно, состоит из 32 томов, и в течение длительного времени находилось в производстве Следственного управления КГБ при Совете Министров СССР. «А причем здесь КГБ», - может спросить просвещенный читатель? Ведь по Уголовно – процессуальному кодексу РФСР дела, связанные с дачей и получением взяток, были отнесены к подследственности вовсе не КГБ, а органов прокуратуры.

Звоню своему однокашнику по университету - профессору кафедры уголовного процесса Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) Заслуженному юристу России Ю.К. Орлову, и он подтверждает данное обстоятельство. Но почему же дело все – таки расследовало Следственного управления КГБ? Все прояснилось после обращения к знаменитому адвокату С.Л. Ария. В том громком уголовном деле он защищал Трескина.

Семен Львович объяснил, что подследственность данного дела была изменена не больше и не меньше как специальным постановлением Политбюро ЦК КПСС (!!!). А из рассказа адвоката и материалов уголовного дела нарисовалась следующая картина.

В один из дней 1969 года работавший под дипломатическим прикрытием резидент советской разведки в Великобритании просматривал номера свежих английских газет. Небольшая по объему публикация показалась ему настолько интересной, что он немедленно послал о ней сообщение в Центр. Оценив значение информации, соответствующие службы без промедления переправили ее на Старую площадь, в ЦК КПСС. Что же показалось столь важным резиденту советской разведки и стало поводом для направления информации «органов» в ЦК КПСС ? Товарищей из КГБ и ЦК не на шутку взволновала маленькая заметка английского журналиста, в которой он делился своими впечатлениями от посещения проходившей в Москве, в бывшем шереметьевском дворце, позднее превращенном в музей - усадьбу «Останкино», выставки произведений искусства из собрания известного московского коллекционера Феликса Евгеньевича Вишневского. Эта коллекция, особенно в советские времена, воистину поражала воображение.

Произведения искусства, которыми располагал Ф. Е. Вишневский, в качестве цельного собрания в течение довольно длительного времени, были известно главным образом узкому кругу искусствоведов и небольшой части музейных работников. Это была блестящая коллекция произведений выдающихся мастеров русского искусства XVIII— XIX вв., а также художников-иностранцев, работавших в России в этот период.

В ней были первоклассные работы выдающихся портретистов И. П. Аргунова, Ф. С. Рокотова, выразительные и глубокие по характеристике образа произведения крупнейшего портретиста XVIII в. Д. Г. Левицкого, прекрасные произведения его ученика В. Л. Боровиковского, отличающиеся реализмом и высоким мастерством пейзажи С. Ф. Щедрина. В собрании были представлены произведения выдающихся русских художников XIX века — И. К. Айвазовского, С. К. Зарянко, И. Н. Крамского, И. И. Шишкина, В. В. Верещагина, И. Е. Репина, И. И. Левитана и многих, многих других. Эти произведения давали представление обо всем многообразии творчества русских художников, о становлении и путях развития отечественной художественной школы.
 
Последнее редактирование:
В отличие от многих коллекционеров, Феликс Евгеньевич не скрывал своих сокровищ, но охотно предоставлял часть своих богатств для экспозиции на всевозможных выставках.

На выставке из коллекции Ф. Е. Вишневского были представлены не только живопись, но и великолепная мебель, фарфор и многое другое. Но главное, на что обратил внимание дипломат в штатском, это – одна из заключительных фраз заметки. По словам журналиста, основанным на мнении специалистов, совокупная оценка выставленной для обозрения москвичей и гостей столицы части коллекции Ф. Е. Вишневского, составляла не менее двух миллионов фунтов стерлингов. Совершенно фантастическая по тем временам сумма!

Когда информация о советском миллионере дошла до ЦК КПСС, то там было принято решение поручить КГБ СССР «разобраться» с Феликсом Евгеньевичем. На какие такие доходы приобретена его уникальная коллекция? И хорошо отлаженная «машина» заработала.

Впрочем, личность Феликса Евгеньевича «органам» давным – давно и хорошо была известна. В течение своей жизни он неоднократно подвергался необоснованным репрессиям с конфискацией собранных на определенный момент коллекций. К тому же еще с конца 20—30-х годов за Феликсом Евгеньевичем был установлен негласный надзор [1].

Через осведомителей в среде коллекционеров КГБ было хорошо известно, что Ф.Е. Вишневский очень часто, чуть ли не ежедневно посещал магазин № 27 Комиссионторга, а также и некоторые иные торговые учреждения столицы. Феликс Евгеньевич систематически продавал, невесть какими путями попавшие к нему произведения живописи, а иногда - покупал через них антиквариат.

Прекрасно было известно «компетентным органам» и о царивших в «Антикваре» нравах. Оставалось только эту информацию оперативно, а затем и процессуально закрепить.

А «разобраться» с Вишневским или другими крупными коллекционерами в принципе было очень просто. Практически каждый коллекционер в той или иной форме нарушал действовавшие в тот период драконовские советские законы. Так, если коллекционер, или художник – реставратор, подобно Феликсу Евгеньевичу, среди кучи антикварного хлама находил некий интересный предмет, реставрировал, а порой и атрибутировал его, то- есть придавал ему совершенно иные художественные и стоимостные качества, а затем продавал по иной, реальной цене, то он уже считался спекулянтом. Если же некоторые супер – активные коллекционеры соглашались платить «комиссионные» работникам антикварных магазинов за возможность первыми, непосредственно в подсобных помещениях осматривать и покупать поступившие на комиссию вещи, то их можно было обвинить во взяточничестве. Действовавший в тот период УК РСФСР предусматривал за спекуляцию и взяточничество достаточно суровое наказание с конфискацией имущества.

В рамках «безразмерного» 32-томного дела следователи Следственного Управления КГБ СССР допросили десятки свидетелей, главным образом коллекционеров. Среди них было довольно много очень известных людей. Это – крупные коллекционеры В.Я. Хенкин, А.Б. Данцигер, С.А. Шустер, осужденный по другому делу за «спекуляцию картинами» коллекционер Б.Н. Грибанов, сотрудники ряда художественных музеев и др. Чекисты выявили свыше пятисот криминальных, с точки зрения


[1] Десятников Владимир. Указ. соч. С. 14.
 
«органов», эпизодов. Но первоначально их интересовал главным образом Ф. Е. Вишневский. Однако, через несколько месяцев, следователи вышли на другого «подпольного миллионера» В.В. Трескина, который, как уже говорилось, и стал одним из подсудимых по этому уголовному делу.

Что же касается Вишневского, то с ним все было ясно. Из-за него разгорелся весь этот «сыр – бор», вылившийся в поручение Политбюро ЦК КПСС КГБ при Совете Министров СССР. Трескин же был просто очень крупным и известным коллекционером. Его собрание в количественном отношении было несопоставимым с коллекцией Вишневского, но также являлось очень большим, весьма ценным и интересным. На момент возбуждения уголовного дела в его составе находилось приблизительно 200 в основном первоклассных вещей. Соответственно, и у одного, и у другого коллекционера их собрания было можно и нужно отобрать. А каким образом это сделать, это уже, как говорится, дело техники.
..........................................................................
Первая крупная неприятность произошла с Феликсом Евгеньевичем в 1928 г. Как классово чуждый элемент он был лишен избирательных прав и выслан в Кострому. А что значило в тот суровый период лишение избирательных прав? Помните у И. Ильфа и Евг. Петрова: «Отойди, лишенец!» Лишенный избирательных и других гражданских прав или «лишенец» по существу получал статус прокаженного. Его не брали ни на работу, ни на учебу.

В 1928 г. у Ф.Е. Вишневского «компетентные органы» впервые изъяли также значительную часть собрания. Причем вещи в коллекции уже
тогда были такого уровня, что после конфискации они в основном попали в Государственный Исторический музей [1].

Правда, в период нахождения в костромской ссылке Феликсу Евгеньевичу отчасти и повезло. Безграмотным сотрудникам органов НКВД были нужны специалисты – искусствоведы. С большими трудностями, через биржу труда и костромскую ВЧК, остро нуждавшуюся в специалистах для экспертизы конфискованных ценностей из богатейших монастырей и церквей костромского края, он устроился на должность «консультанта конфискованных церковных ценностей» в местном отделении ВЧК. Несколько позднее, когда всё представлявшее хоть какой – то интерес церковное имущество было изъято, а конфискованные церковные ценности «проконсультированы», необходимость в сотрудничестве с Вишневским у органов НКВД отпала. До 1933 г. Вишневский был научным сотрудником Костромского базового музея. А дальнейшую ссылку он отбывал уже в качестве инженера на Костромском фанерном заводе.

В официальной справке «Основные даты жизни Ф.Е. Вишневского» костромской период жизни собирателя максимально приглажен:

«1928. Переезд в г. Кострому. Научный сотрудник Государственного Костромского базового музея.

1934-1957. Работал в деревообрабатывающей промышленности» [2]. (Курсив мой – А.Б.)

Составители справки «забыли» упомянуть, что этот «переезд» осуществлялся за казенный счет и в сопровождении «казенных людей».

Что же касается «работы в деревообрабатывающей промышленности», то она продолжалась ни много, ни мало, а с 1934 по 1957 год. В то же время можно предположить, что значительную часть этого периода Феликс Евгеньевич формально считался свободным человеком, однако в Москву ему въезд был закрыт.

Находясь в ссылке, а затем и на свободном поселении в г. Костроме, Ф. Е. Вишневский вновь стал собирать свою коллекцию. Одновременно он знакомится и даже сближается с отдельными местными и столичными коллекционерами, которые, в частности, интересовались костромскими иконами, и в качестве знатока живописи и антиквариата становится популярным в их среде. Некоторые из московских коллекционеров оказались высокопоставленными государственными и партийными деятелями, сыгравшими впоследствии положительную роль в судьбе нашего героя.

В 1946-1948 гг. Феликс Евгеньевич вновь был репрессирован с конфискацией имущества. Назначенное ему наказание отбывал под гор. Нерехта Костромской области. Однако относительно скоро Вишневский был реабилитирован и восстановлен в правах «с почти полным восстановлением состояния» [3]. Не трудно сообразить, что «почти полное», а не полное «восстановление состояния», скорее всего, было связано с обычной «усушкой и утруской» художественных ценностей в ходе расследований, обысков и конфискаций. Нечто подобное, увы, до сих пор порой случается, когда к уголовной ответственности привлекают или пытаются привлечь коллекционера.



[1] Там же. С. 56.
[2] Дар бесценный. С. 21.
[3] Кудрявцева Н.А. Указ. соч. С. 56.
 
......................
Но вернемся к основному сюжету нашего повествования. Разве мог Феликс Евгеньевич в одночасье простить многочисленные аресты, высылки, обыски, конфискации коллекций и при этом бесконечное унижение человеческого достоинства? Один «переезд в Кострому» и без малого двадцатипятилетняя (1934-1957 гг.) и «работа в деревообрабатывающей промышленности» чего стоят!

Нет сомнения в том, что «органами» Феликсу Евгеньевичу было сделано предложение, от которого он не смог отказаться. Перед ним был поставлен ультиматум. Или он «совершенно добровольно» дарит свои поистине несметные эстетические и материальные ценности «родному государству» и при этом останется на свободе либо будет вновь привлечен к уголовной ответственности за спекуляцию картинами и систематическую дачу взяток, а все его собрание будет конфисковано в доход государства. После мучительных размышлений и колебаний, различных разговоров и переговоров с «органами», Министерством культуры, а через него, возможно, и с Моссоветом, наконец, был достигнут «консенсус». Да, Феликс Евгеньевич расстается и с полученным им по наследству особняком и практически со всем своим собранием. Его основная часть ляжет в основу вновь создаваемого Музея В.А. Тропинина и художников его времени на правах филиала Останкинского музея. Еще три части собрания будут безвозмездно переданы в Останкинский музей (44 вещи), в Иркутский областной художественный музей (более 150 вещей), а также Министерству
культуры СССР (132 вещи) «для распределения среди художественных музеев». Но зато Феликс Евгеньевич пожизненно будет оставаться при значительной части своего собрания, заняв почетную должность заведующего сектором хранения созданного на базе его коллекции Музея. Кроме того, ему и его жене будет разрешено жить на 2-м этаже его бывшего дома. Хорошо всё взвесив и прекрасно понимая, что «органы» шутить не любят, Феликс Евгеньевич счел за благо согласиться. После этого появилось его знаменитое письмо к председателю Моссовета Промыслову и восторженная публикация в «Известиях» - «Дар старого коллекционера».

Как уже говорилось, Феликс Евгеньевич был далеко не одинок в качестве «совершенно добровольного» дарителя уникальных коллекций. В связи с этим на память приходит фрагмент из речи известного адвоката И.М. Кисенишского. Подзащитный адвоката, названный в ее опубликованном варианте речи Б. Я. Розиновым, был привлечен к уголовной ответственности за контрабанду и нарушение правил о валютных операциях, выразившихся в приобретении, обмене и перемещении за границу с целью обмена на другие старинных монет, некоторые из которых были из драгоценных металлов.

Б. Я. Розинов, признавая свою вину, утверждал, что совершал все эти действия в целях коллекционирования и пополнения своей нумизматической коллекции.

Характеризуя личность подсудимого, его защитник говорил о нем следующее: «Будучи крупным специалистом в области электроники и оптической связи, имея 65 авторских свидетельств на изобретения в области электроавтоматики, завершив докторскую диссертацию, посвященную проблемам высокопроизводительных эмальагрегатов, Розинов с такой же научной увлеченностью и серьезностью занимался нумизматикой. Он подготовил для публикации исследования по неизвестным в литературе монетам Боспорского царства, существовавшего до V века нашей эры, собрал для опубликования редчайшие материалы по истории возникновения чеканки монет вольными городами священной Римской империи, собрал уникальную коллекцию талеров европейских городов, некоторые из которых отсутствуют в самых крупных музеях мира!

Совершенно очевидно, что Розинов − истинный коллекционер, ученый, крупный специалист в области нумизматики, человек, который занимался собирательством не из соображений „корыстных", а из глубокого внутреннего интереса к нумизматике, к истории, из потребности к научному познанию»!

Казалось бы, рассуждения адвоката весьма убедительны и логичны. Не оспаривая факта совершения преступления, защитник старается доказать суду, что его подзащитный не представляет опасности для общества и соответственно не заслуживает сурового наказания. И вдруг в речи адвоката прозвучало признание принципиального характера: «Розинов подробно и откровенно рассказал обо всех обстоятельствах своей деятельности, он без раздумий расстался со своей коллекцией, состоящей из 7,5 тысяч уникальных монет, оцененной экспертизой в 400 000 руб., коллекцией, которая признана одной из интереснейших нумизматических коллекций в мире!» (Курсив мой – А.Б.)

Но что значит «без раздумий» и что значит «расстался»? Ведь Розинов – высокий интеллектуал, крупный специалист в области электроавтоматики, крупнейший нумизмат и владелец одной из интереснейших нумизматических коллекций в мире. Такие люди, как правило, ничего не делают без раздумий. И как можно «без раздумий»
 
расстаться с делом всей своей жизни? Очевидно, что в сложившейся ситуации выбора у Розинова просто не было, а на карту было поставлено нечто большее, нежели его бесценная нумизматическая коллекция, а именно - свобода.

Адвокат И.М. Кисенишский употребил сказуемое «расстаться» в прошедшем времени. Это означает, что действие, в данном случае – расставание с коллекцией - уже совершено. Между тем приговор суда еще не состоялся, в судебном заседании идут только прения сторон. Следовательно, о «расставании» в связи с конфискацией коллекции по приговору суда здесь не могло быть и речи. Соответственно, расставание с ней было «совершенно добровольным» и являлось сделкой, которую несчастный вынужден был заключить с органами КГБ, осуществлявшими следствие по этому делу. Это было ценой свободы! В данном случае «органы» и суд свою жертву не обманули. Московский городской суд, слушавший дело по первой инстанции, «определил Розинову Б. Я. минимальное наказание» - какое именно - адвокат И.М. Кисенишский счел за благо умолчать [1] .

Совершенно ясно, что по существу в аналогичной с Б.Я. Розиновым ситуации оказался и Ф.Е. Вишневский. Разница, пожалуй, заключалась лишь в том, что до принятия решения у Феликса Евгеньевича было время подумать. Кроме того, в ходе неравной схватки с «органами» ему все- таки удалось выторговать для себя кой – какие «бонусы».

Но вернемся к материалам уголовного дела, на многих страницах которого так часто упоминается имя Ф.Е. Вишневского. В приговоре Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР перечислены 59 эпизодов передачи Феликсом Евгеньевичем денежных сумм и.о. директора магазина «Антиквар» Иголю и его заместителю Месхи. Эти эпизоды квалифицированы Верховным Судом в качестве соответственно передачи и получения взятки. В частности, Верховный Суд констатировал, что в 49 случаях Ф. Е. Вишневский передавал взятки Иголю и в 10 случаях – его заместителю Месхи.

Приведем перечисленные в приговоре эпизоды этого дела, когда, по мнению Верховного Суда РСФСР, Феликс Евгеньевич передавал взятки руководителям магазина «Антиквар». Суммы в приговоре называются самые разные, как правило, небольшие, начиная от 7 рублей, но всегда «некруглые». Как уже указывалось, это было связано с тем, что размер мзды во всех случаях составлял 7% от удачно проданной или купленной вещи.

В приговоре бесстрастно и строго в хронологическом порядке констатируется эпизод за эпизодом, которые в соответствии с действовавшим в тот период уголовным законодательством и сложившейся судебной практикой, рассматривались в качестве преступления:

«17 февраля 1965 года Иголь получил взятку от Вишневского в размере 21 рубля после реализации через магазин, принадлежащей Вишневскому картины художника голландской школы "Куры";

17 февраля 1965 года - взятку в сумме 15 рублей после продажи картины художника голландской школы "Летний пейзаж";

3 апреля 1965 года - взятку в размере 18 рублей после продажи картины художника итальянской школы "Мифологический сюжет";

19 мая 1965 года ~ взятку в сумме 18 рублей после реализации картины художника итальянской школы "Мифологический сюжет":
27 июня 1965 года - взятку в размере 38 рублей после продажи картины художника итальянской школы "Мадонна";

12 ноября 1965 года - взятку в размере 7 рублей после продажи картины "Стадо";

24 ноября 1965 года - взятку в сумме 26 рублей после продажи картины "Речной пейзаж";

22 декабря 1965 года - взятку в размере 8 рублей после продажи картины "Жанр";

9 апреля 1966 года - взятку в размере 31 рубля после продажи картины художника голландской школы "Натюрморт";

27 апреля 1966 года - взятку в размере 28 рублей после реализации через магазин картины художника голландской школы "Морской пейзаж";

В июне 1966 года - взятку в размере 14 рублей после продажи картины "Мужской портрет";

24 июля 1966 года - взятку в размере 14 рублей после peaлизации через магазин картины "Жанр";

29 июля 1966 года - взятку в размере 21 рубля после продажи картины художника иностранной школы "Жанровая сцена";

25 августа 1966 года - взятку в размере 31 рубля после продажи картины художника голландской школы "Мужской портрет";

В августе 1966 года - взятку в сумме 10 рублей после продажи картины художника иностранной школы "Стадо";

24 октября 1966 года - взятку в размере 12 рублей после продажи картины художника Маковского "Бродячие музыканты";

В октябре 1966 года - взятку в размере 100 рублей после продажи Вишневскому в подсобном помещении магазина картины художника Колесникова "Цыгане";

30 ноября 1966 года - взятку в размере 22 рублей после реализации через магазин принадлежавшей Вишневскому картины художника фламандской школы "Жанр";

В апреле 1967 года - взятку в размере 21 рубля после продажи через магазин картины "Амур";

8 апреля 1967 года - взятку в размере 42 рублей после продажи картины "Мадонна";

25 апреля 1967 года - взятку в размере 35 рублей после продажи картины "Мифологический сюжет";

25 апреля 1967 года - взятку в размере 12 рублей после продажи картины художника иностранной школы "Мифологический сюжет", разделив ее с Месхи;

14 июня 1967 года - взятку в размере 8 рублей после продажи картины "Портрет Николая I", разделив ее с Месхи;

21 июня 1967 года ~ взятку в размере 14 рублей после продажи картины "Портрет голландца", разделив ее с Месхи;

21 августа 1967 года - взятку в размере 45 рублей после продажи картины "Мадонна". Взятку разделил е Месхи;

18 сентября 1967 года - взятку в размере 21 рубля после продажи картины Шишкина "Лес", разделив ее с Месхи;

26 сентября 1967 года - взятку в размере 10 рублей после продажи картины с подписью "Рокотов", которую разделил с Месхи;

26 сентября 1967 года - взятку в размере 17 рублей после продажи картины художника французской школы "Пейзаж со стадом", разделив ее с Месхи;




[1] Кисенишский И. М. Дело Розинова Б. Я. (Коллекционер или валютчик?)// Судебные речи по уголовным делам. М.: Подмосковье, 1991. С. 64- 72.
 
В общем, там еще долго перечисляются эпизоды, а в заключение :

.......................
Цитируем далее приговор: «Иголъ виновным себя признал и показал, что он неоднократно брал взятки от Вишневского за прием на комиссию от него картин по выгодной для Вишневского оценке, а также за предоставление ему возможности осматривать и покупать картины в подсобном помещении, что размер взяток доставлял 7% продажной стоимости картины.

Показания Иголя объективно подтверждаются тем фактом, что Вишневский сдал в магазин на комиссию, а Иголъ оценил сданные картины на общую сумму 15.498 руб. и 7 % от этой суммы составляет не многим более 1000 рублей.

Подсудимая Месхи пояснила, что Вишневский систематически давал взятки Иголю и последний делился этими незаконно полученными деньгами с ней.

Сам Вишневский хотя и не подтверждает, что он дал Иголю всего именно 115I рубль, но не отрицает, что взятки давал Иголю часто и что сумма взяток составляет примерно 400 - 500 рублей.

При наличии этих данных, Судебная коллегия считает доказанным получение Иголем от Вишневского взяток на сумму 115I рубль.»

Аналогичным образом, Вишневский «благодарил» заместителя директора магазина Раису Месхи. На этот счет в приговоре записано следующее:

«В июне 1967 года Месхи получила от Вишневского взятку в сумме 28 рублей после реализации сданной им на комиссию картины "Аллегорический сюжет";

В августе того же года - взятку в сумме 7 рублей после выплаты Вишневскому денег за картину "Мужской портрет";

В октябре 1967 года - взятки в размерах 35 руб., 17 руб. и 10 рублей после продажи произведений живописи "Пейзаж с фигурами", "Зимний пейзаж" Клевера и "Пейзаж" художника голландской школы;

В декабре того же года - в размере 32 рублей после реализации картины художника иностранной школы 16 века;

В апреле 1968 года – взятки в размерах 28 рублей, 10 рублей и 24 рубля из сумм, полученных Вишневским из кассы магазина за картины "Жанр" художника иностранной школы, "Неаполь" художника Мордвинова и "Магдалина" неизвестного художника;

В марте 1969 года - в размере 16 рублей после выдачи Вишневскому из кассы денег за картину "Девушка с птицей" и рисунок гуашью художника иностранной школы;

В общей сложности по 10 зафиксированным в приговоре эпизодам Mесхи получила от Вишневского взяток на сумму 393 рубля. Половину этой суммы она отдала Иголю.

Как далее указано в приговоре, Месхи виновной себя признала, пояснив, что она брала от Вишневского взятки, из расчета 7 % от стоимости картин. Показания Месхи объективно подтверждаются тем, что ею принято от Вишневского на комиссию предметов живописи на сумму 4948 рублей и сумма полученных ею взяток - 393 рубля составляет примерно 7% от общей стоимости картин.

Таким образом, Верховный Суд РСФСР счел установленным, что по 59 эпизодам Вишневский в виде взяток передал руководителям магазина «Антиквар» 1544 рубля. Стоит подчеркнуть, что в те суровые времена так называемых взяточников порой лишали свободы даже за переданную или полученную в качестве взятки бутылку коньяка или оплаченный ужин в ресторане. К этому нужно добавить, что, с точки зрения следствия и суда, свидетель Вишневский вел себя далеко не лучшим образом. Попросту говоря, с «органами» он был не вполне откровенен. В частности, в приговоре Верховного Суда на этот счет записано следующее:

«… Вишневский, хотя и не подтверждает, что он дал Иголю всего именно 115I рубль, но не отрицает, что давал Иголю взятки часто и что сумма взяток составляет примерно 400 - 500 рублей.

… Свидетель Вишневский показал, что дал взяток Месхи на сумму 50 рублей. Других сумм не помнит.

Однако эти его показания противоречат приведенным выше доказательствам вины Месхи в получении взяток от Вишневского на сумму 393 рубля, а не на сумму 50 рублей, как это утверждает Вишневский».

Как уже говорилось, осужденный по этому делу В.В. Трескин, был признан Верховным Судом виновным по 48 эпизодам передачи руководителю магазина «Антиквар» взяток на общую сумму 2364 рубля. С точки зрения тогдашнего уголовного законодательства и судебной практики, деяния, совершенные Трескиным и Вишневским были приблизительно в равной степени социально опасными. У Трескина было меньше эпизодов передачи взяток, но их общая сумма на 820 рублей была больше. У Вишневского же было больше эпизодов передачи взяток, но их общая сумма была несколько меньше. Первый за свои действия по передаче взяток приговаривается к семи годам лишения свободы с конфискацией имущества, а второй вообще освобождается от уголовной ответственности
 
Еще один пример из книги, как Ф.Е. Вишневский "подарил" музею картину :

Вот как, например, описал историю получения одного из щедрых даров Ф.Е. Вишневского бывший директор Иркутского областного художественного музея А.Д. Фатьянов:

«Долгое время работники Иркутского музея охотились за произведениями выдающегося русского портретиста О. А. Кипренского. Почти ежегодно давали заявки в закупочные комиссии Министерства культуры СССР и РСФСР с просьбой приобрести для Иркутска его произведения. Но закупочные комиссии произведений этого художника не имели, а если и покупали, то передавали его работы в центральные музеи. Так было до осени 1962 года. В конце этого … года довелось мне побывать на квартире нашего давнего друга, известного московского коллекционера Ф. Е. Вишневского, подарившего музею в 1960 и 1961 годах несколько произведений изобразительного искусства. Просматривая многочисленные творения русских и западноевропейских художников, хранящихся в его коллекции, я обратил внимание на «Портрет военного». «Чья это может быть работа?» — подумал я. «Не Кипренский ли?» — спросил я Вишневского и получил утвердительный ответ. Едва справившись с волнением, я пожаловался Феликсу Евгеньевичу, что Иркутск - без Кипренского, что было бы величайшим счастьем каким-то путем заполучить в музей хотя бы одну работу этого крупнейшего художника. Конечно, я имел в виду, чтобы Вишневский расстался с этим портретом и по нашей заявке в Министерство поставил ее на закупку для Иркутска.

Долго стоял задумавшись Феликс Евгеньевич, а потом протянул мне портрет и говорит: «Хорошо, я дарю его вашему музею» (курсив мой – А.Б.) [1].

Как видно из этого документального рассказа, прежде чем подарить дружественному ему музею, хотя и хорошую, но единственную вещь, Феликс Евгеньевич «долго стоял задумавшись», что вполне понятно и оправдано.


[1] Фатьянов А. Д. Осуществленная мечта// Судьба сокровищ. Иркутск: Восточно- Сибирское книжное изд-во. 1967. С. 23 – 24.
 
........
И, наконец, последний аргумент, который, думается, способен рассеять все сомнения в отношении степени добровольности «дара старого коллекционера».

«В приказе МК СССР от 21 июня 1971 года за подписью Е.А. Фурцевой говорится о передаче в дар Ф.Е. Вишневским 44 произведений в «Останкино» и 132 произведений государству для дальнейшего «... распределения этих произведений между художественными музеями страны». В составе этого «дара» были картины и графика таких мастеров, как Д. Левицкий А. Боголюбов, И. Аргунов, С. Щедрин, И. Левитан, И. Айвазовский — русской школы, Л. Джордано, X. Монари, И. Момпера, К. Берхема, Г. Нетмера и многих других иностранных художников» [1]. Одновременно Иркутскому областному художественному музею, с директором которого А.Д. Фатьяновым, как уже говорилось, у него были давние и самые добрые отношения, Вишневский дарит более ста пятидесяти произведений русских и западноевропейских художников. Среди них были картины таких выдающихся мастеров, как О. Кипренский, И. Репин, В. Суриков, И. Левитан, и многих русских и иностранных мастеров. За эту акцию Феликса Евгеньевича поблагодарили специальным адресом Министерства культуры СССР [2] .

Ну не удивительное ли совпадение по времени! Оказывается, что в период с 1969 по 1971 гг., т.е. в период от возбуждения уголовного дела «Коллекционеров со Старого Арбата» до разрешения его по существу, Феликс Евгеньевич не только возжелал подарить родному городу музей, но и по существу аннулировать дело всей своей жизни, коллекцию, которую он,
ведя практически полуголодное существование, и, отказывая себе в самом необходимом, собирал в течение более полувека. Уж очень странным выглядят поступки старого коллекционера, который отнюдь не собираясь в лучший из миров, почти одновременно дарит 250 работ вновь создаваемому музею, более 150 вещей – Иркутскому музею, 44 предмета – Останкинскому музею и, наконец, Министерству культуры СССР 132 вещи из своей коллекции, «для распределения среди художественных музеев». Как будто бы Феликс Евгеньевич, очень хорошо знакомый со многими музейщиками, не смог бы сам их «распределить». Таким образом, всего за сравнительно короткий период Вишневский подарил порядка 580 вещей, практически аннулировав свою уника- льную коллекцию.

Кстати говоря, в письме Вишневского на имя председателя Моссовета Промыслова идет речь о передаче вновь создаваемому музею только 200 работ. Фактически же ему пришлось «добровольно передать» вновь создаваемому музею 250 работы. Видимо, товарищи из «органов» решили, что цифра «200» в данном случае недостаточна.

Обращает на себя внимание и следующее. Чиновники из Министерства культуры, прекрасно знавшие подоплеку «подарков старого коллекционера», и хорошо знакомые с ним лично, видимо, получив такой дар, испытывали определенное чувство неловкости. Во всяком случае, «распределение» этих вещей по художественным музеям произошло лишь в 1985 году, т.е. уже через несколько лет после смерти собирателя.


[1] Кудрявцева Н.А. Указ. соч. С. 57 – 58.
[2] См.: Дар бесценный. С. 11.
 
Так что споры о совковости, благотворительности и т.д. являются сотрясанием воздуха без знания фактической стороны дела.

Не нужно знать фактическую сторону, чтобы сделать вывод: совок был и поныне остается кучей смердящего дерьма.
Что касаемо фактуры, то конечно, не "сообщение резидента КГБ в Англии" открыло глаза Советской власти на московских коллекционеров. Этот детский прием был использован, чтобы "законно" передать уголовное дело в ведение КГБ.
И Вишневский, что очевидно любому понимающему человеку, был старым осведомителем "органов", еще с 1920-х годов, когда трудился "консультантом" в ВЧК. Поэтому и отделывался всегда "малой кровью" и "сцеживанием жирка". Иначе, откуда у следствия такие точные данные о взятках на сумму 10 рублей, да еще и датой преступления? Сам взяткополучатель, директор комиссионки, записывал их для будущего следствия? Нет, это взяткодатель Вишневский старательно вел эту бухгалтерию; недаром его характеризуют, как очень скупого человека. Эти записи и легли в основу обвинения, а согласно закона, лицо, добровольно сообщившее о факте дачи взятки, освобождается от уголовной ответственности. Так что, сам Вишневский и упрятал за решетку всех своих благодетелей, помогавших ему скупать живопись.
И двухэтажный особняк, скорей всего, был предоставлен Вишневскому не по недоразумению, не по доброте Советской власти, а по согласованию с "органами". Такие помещения, в т.ч. огромные квартиры некоторых артистов, академиков, мастерские модных художников, служили т.н. "объектами-ловушками" для тех категорий лиц, которые представляли интерес для "органов": дипломатов, крупных дельцов, хозяйственников, разной богемной публики. Содержатели помещений были завербованы и работали на КГБ/МВД, а помещения были оборудованы средствами негласной звуко- и фото/видеозаписи.
Всегда помните: "В действительности всё не так, как на самом деле."
 
Последнее редактирование:
« Но я и не настаивал: не хочет говорить — не надо, все равно об этом ничего не напишешь в газете»....

Спасибо друг Италия...

Жуткая история про нашу Советскую Родину..

одной из самых «блестящих побед» КГБ в его извечной борьбе

Дойдет ли до большинства когда нибудь, что самое глупое, что можно было совершить со страной, после эксперимента со строительством коммунизма, так это дать власть кэгэбэшнику да на четверть века..

Как практикующий юрист он был знаком со множеством дел, связанных с рынком антиквариата.


Так и вспоминается старик Шопенгауэр

Врач видит человека во всей его слабости, юрист — во всей его подлости, теолог — во всей его глупости...

Ладно, порефлексирую вечером..
 
Предлагаю подумать: до какой дикости и варварства нужно было довести бывшую империю и ее население, чтобы полотна Боровиковского и Тропинина продавались как неизвестная мазня, за копеечные суммы, с "наваром" по семь рубликов с шедевра?
И разбирались в живописи не государственные эксперты Третьяковки, музея Пушкина или центра Грабаря, а лишь несколько человек во всей огромной Москве, которых за их труд и знания отправили в тюрьму на большой срок.
А теперь нам говорят, какой был замечательный совок и как хорошо бы его вернуть...
 
Последнее редактирование:
А теперь нам говорят, какой был замечательный совок и как хорошо бы его вернуть...

А вам не кажется, что он уже вернулся?
Просто чтобы оказаться в кажущихся сытыми и добрыми советскими 70-ми, надо опять пройти 20-е, 30-е, 40-е...
 
Когда Ю. Дмитриев - автор судебного очерка, о котором идет речь, прочитал объемистое уголовное дело, поговорил со следователями, то понял, "какое зловещее преступное гнездо было свито в стенах этого вполне благопристойного торгового учреждения".

Предлагаю подумать: до какой дикости и варварства нужно было довести бывшую империю и ее население, чтобы полотна Боровиковского и Тропинина продавались как неизвестная мазня, за копеечные суммы, с "наваром" по семь рубликов с шедевра?

Для этого ведь надо думать... Да и в итоге признать, что нет никакой загадочной русской души, да и русской доброты, да и оусского величия. Что все эти фразы, для падкого на лесть плебса.

"Конечно, мы менее прагматичны, менее расчетливы, чем представители других народов, но зато мы шире душой, может быть, в этом отражается и величие нашей страны и ее необозримые размеры, мы щедрее душой. Я никого не хочу при этом обидеть, ведь у многих народов есть свои преимущества, но эти, безусловно, наши"

"Мне кажется, что русский человек и, сказать пошире, — человек русского мира, он прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало, и поэтому русский человек, человек русского мира, обращен больше не в себя любимого, хотя, конечно, в бытовой жизни мы все думаем о том, как жить богаче, лучше, быть здоровее, помочь семье, но все-таки не здесь главные ценности, он развернут вовне."

"Я вас уверяю: как только вы начнете встречаться с обычными, рядовыми гражданами, вы поймете, что русский человек, да и вообще россиянин, будь то татарин, мордвин, чеченец, дагестанец - очень открытые люди, открытые и даже немного наивные. Но есть одна отличительная черта, которая, наверное, у всех народов есть, но у нас она особенно ярко выражена. Это стремление к справедливости"


А как хорошо всё начиналось

«Я вижу, как Союз лепит по-своему глыбы истории, преодолевая вековые препятствия, создает новый пласт истории, на котором будущие поколения осуществят все смелые мечты нашей юности. <…> Новый быт коммунизма перевоспитает, пересоздаст человека. Новый человек будет индивидуальным творческим чутьем и талантами усовершенствовать этот быт, где уже не будет столько проблем экономики и на первый план выйдут вопросы взаимоотношения людей между собою и вопрос человека и коллектива, т. е. новая мораль. У них, у того счастливого человечества, исчезнет зависть, ревность, подсидка и ябедничество. Не будет ни войн, ни убийств».

Александра Коллонтай

Поэт и журналист Александр Безыменский вспоминал . Делегат-комсомолец из Воронежа подошел в кулуарах к Ленину с вопросом:

«— Владимир Ильич!.. Неужели я?.. Я?.. Увижу коммунистическое общество?
Глаза Ленина засияли.
— Да, да! — сказал он громко и взволнованно.— Вы! Именно вы, дорогой товарищ!



А получилось всё как то очень плохо..

Начавши борьбу за создание нового человека, советское общество несколько сбилось с ориентира и с тропы, где назначено ходить существу с человеческим обликом, сокращая путь, свернуло туда, где паслась скотина. За короткое время в селекции были достигнуты невиданные результаты, узнаваемо обозначился облик советского учителя, советского врача, советского партийного работника, но наибольшего успеха передовое общество добилось в выведении породы, пасущейся на ниве советского правосудия. Здесь чем более человек был скотиноподобен, чем более безмозгл, угрюм, беспощаден характером, тем он больше годился для справедливого карательного дела.

Виктор Астафьев

Гомо советикус приучен жить в сравнительно скверных условиях, готов встречать трудности, постоянно ждет ещё худшего; одобряет действия властей; стремится помешать тем, кто нарушает привычные формы поведения, всецело поддерживает руководство; обладает стандартным идеологизированным сознанием; чувством ответственности за свою страну; готов к жертвам и готов обрекать других на жертвы.

Историк Михаил Геллер «Гомо советикус»
 
Покажите мне коллекционера (в т.ч. форумчан), который собирая антиквариат, никого не наеб..л бы в жизни.
Конечно, Вы скажите: его познания по теме помогли ему. Но если так рассуждать, то сантехник Афоня (из к/ф)-вообще идеал для подражания, используя свои знания, срубил с астронома на бутылку водки. Прикажите теперь Всем пользоваться своими личными профессиональными преимуществами в корыстных целях? А как же быть с элементарной порядочностью?
Отсюда вывод: успешный коллекционер-это не совсем нехитрый, нежадный, неподлый и т.д. априори.
А дары в пользу других-это своего рода попытка получить себе индульгенцию или просто оставить какую-то память. Но для этого еще нужно созреть
 
Сверху