Почему Италия? Интервью с Аркадием Ипполитовым
19 сентября 2018 года
Книги Аркадия Ипполитова в Российской государственной библиотеке не стоят на полках подолгу. Их заказывают и читают и специалисты, и студенты: Аркадий Викторович говорит просто о сложных и глубоких вещах.
Аркадий Ипполитов — искусствовед, старший научный сотрудник отдела западноевропейского изобразительного искусства Государственного Эрмитажа, хранитель итальянской гравюры. Куратор выставочных проектов в России и за рубежом, среди которых «Роберт Мэпплторп и классическая традиция. Искусство фотографии и гравюры маньеризма» в Эрмитаже, «Палладио в России: от барокко до модернизма» в венецианском музее Коррер, музее-заповеднике «Царицыно» и музее архитектуры имени А.В. Щусева, «Тузы, дамы, валеты» и «Люди должны быть разными» в музее-заповеднике «Царицыно», «Roma Aeterna. Шедевры Пинакотеки Ватикана» в Государственной Третьяковской галерее. Автор книг «Вчера, сегодня, никогда», «„Тюрьмы“ и власть. Миф Джованни Баттиста Пиранези», «Якопо да Понтормо. Художник извне и изнутри», «Ожидатели августа» и других. Известны и пользуются большой популярностью книги из цикла «Образы Италии XXI» — «Особенно Ломбардия» и «Только Венеция».
В начале сентября Аркадий Ипполитов посетил Российскую государственную библиотеку и ответил на несколько вопросов сотрудников отдела редакции сайтов РГБ.
— Следуя вашему стилю заголовков: почему Италия? Так сложилась профессиональная карьера, или вас что-то личное связывает с этой страной?
А. И.: С четырнадцати лет я решил заниматься итальянским маньеризмом; в двадцать четыре я женился на итальянке; в двадцать девять я стал хранителем итальянской гравюры в Эрмитаже; в Италию, в Рим, приехал первый раз в тридцать один; написал три книги про Италию: Ломбардия, Венеция и Рим; сделал массу проектов, связанных с итальянским искусством; сейчас подготовил выставку русской живописи, которая в ноябре состоится в правом крыле собора Святого Петра в Риме. Италия для меня не просто связь, это часть моей жизни.
— 10 лет вы работали в библиотеке. Что для вас библиотека?
А. И.: Я десять лет, с двадцати до двадцати девяти проработал в Библиотеке Эрмитажа, был просто библиотекарем. Сейчас, уже подходя к концу второй половины жизни и выйдя из сумрачного леса, я, «мгновенно пробежав умом Всю цепь того, что прежде было», могу сказать, что это был самый важный период моей жизни. Я до сих пор живу тем, что я набрал в библиотеке. Библиотека Эрмитажа была лучшей искусствоведческой библиотекой в Советском Союзе и остаётся лучшей в России. Её смысл определялся даже не положением Эрмитажа в Ленинграде и СССР, а его положением в мире. Именно там я выучил историю искусств. В Библиотеке Эрмитажа всё было прекрасно: и книги, и интерьер, и люди. В ней, кстати, когда я пришёл, был целый цветник обаятельных и очень элегантных женщин, чудесный состав, подобранный замечательным директором Матвеем Александровичем Гуковским. Они все были меня старше — непонятно, насколько, — но от этого были ещё более прекрасны. Прямо как Бель да Коста Грин (Belle da Costa Greene), легендарная заведующая нью-йоркской Библиотекой Пирпонта Моргана.
Афроамериканка, она была известна своими сногсшибательными туалетами в высшем обществе и в ответ на упрёк в излишней приверженности к гламуру произнесла чудную фразу: «То, что я библиотекарь, ещё не значит, что я должна плохо одеваться».
— Какие библиотеки, в которых вы бывали, вам особенно дороги?
А. И.: Конечно же, среди всех других библиотек, великолепных, богатых, полных, удобных и т.д., мне дороже всего Библиотека Эрмитажа и моя собственная.
— Что привлекло ваше внимание в библиотеке Венеции?
А. И.: В Венеции много библиотек, вы наверняка имеете в виду шедевр Сансовино, Biblioteca Marciana, что лучше всего перевести как Маркова Библиотека, а не библиотека Святого Марка, ибо панибратское название, опускающее святость, лучше передает её близость к Богослову. Что же там может больше всего привлечь? Конечно, потолок, расписанный Тицианом, Веронезе и Тинторетто.
— Как вы относитесь к творчеству Умберто Эко?
А. И.: Я считаю Умберто Эко лучшим эссеистом Европы конца двадцатого века. Любая его книга, пусть даже и не самая лучшая, как его последние «романы», много чего добавляет. Но для меня Эко важен не только как филолог, писатель, лингвист и мыслитель, но как новая фигура, определяющая начало нового тысячелетия.
— Кто ваш читатель? Вы представляете себе определённый образ, когда пишете, или считаете, что ваши книги сами найдут того, кого нужно?
А. И.: Мой читатель тот, кто читает мои книги. Нет, никакого определённого образа передо мной не стоит.
— Книга и гаджет. Они соперничают или дополняют друг друга? Хотели бы вы сделать интерактивную книгу — чтобы читатель мог, не откладывая текст в сторону, сразу увидеть и рассмотреть то, о чём вы пишете?
А. И.: Безусловно, дополняют. От книги никто не откажется. Я вижу по своему сыну и его друзьям: они вовсю пользуются гаджетами, но читать книгу — это особое занятие, входящее в круг повседневных дел. Причём именно книгу, а не «текст», во что, с лёгкой руки французских интеллектуалов, слишком много говоривших только для того, чтобы говорить, превратилась современная литературная деятельность. Я с гаджетами не слишком близок. Да, интерактивная книга — чудесно, этого хочу даже не столько я, сколько мои читатели, не раз мне об этом говорившие, но если такая книга появится, то делать её буду не я, а специалисты.
— Правомерно ли сочетать несочетаемое? «Читать модно» — нет ли здесь противоречия?
А. И.: Никакого. У варваров, Рим разрушивших, читать было не модно, а у римлян — модно. Модно было читать в конце XVIII— начале XIX веков, отсюда и Татьяна Ларина. Очень, надо сказать, модной женщиной стала. Прямо — Дапкунайте. Мне недавно моя лондонская приятельница рассказала, как продавала свою квартиру. Пришёл страшно элегантный риэлтор, который увидев dvd-плеер, какой-то шикарный, подаренный ей при вручении BAFTA, сказал: «Вы это, пожалуйста, уберите, а то подумают, что здесь живут какие-то очень престарелые люди». Она тут же смущённо спросила: «А книги тоже убрать?» Ответ был: «Нет, оставьте, они снова в топе, несмотря на пыль, у меня даже некоторые клиенты специально их закупать просят». Ну и что, плохо ли?
— Вы были куратором выставки «Шедевры Пинакотеки Ватикана». Не могли бы рассказать немного об ответной выставке?
А. И.: Идея выставки «Русский путь. От Дионисия до Малевича», что состоится в выставочном зале Пинакотека Ватикана, расположенном в Браччиа ди Карло Маньо, галерее в колоннаде собора Святого Петра, — показать духовный путь русского. В России искусство никогда не рассматривало искусность как цель. Канон в русской традиции всегда важнее маэстрии, это определяло иконопись, в которой индивидуальные физические качества были гораздо менее важны, чем её надындивидуальное метафизическое значение. Результатом стало то, что в девятнадцатом веке в русской критике появилось определение «главная картина». Под ним подразумевалась не просто живописная работа высокого качества и веха в художественной жизни, но важнейшая веха на духовном пути нации. При этом мастерство и качество живописи не то что отрицаются, но уходят на второй план в сравнении с духовной значимостью произведения. Главные картины воспроизводятся в учебниках, их знает — или должен знать — каждый школьник, они отпечатываются в сознании как матрицы национальной идентичности, и сопровождают тебя — хочешь ты этого или нет, не имеет значения, — всю жизнь в многочисленных воспроизведениях, лозунгах, рекламах и карикатурах. Вот выставку таких главных картин, соединяя иконопись с XIX и XX веком, мы и собрали. Всего пятьдесят две работы: прекрасная иконопись, «Явление Христа народу» в варианте Русского музея, «Тройка» и «Утопленница» Перова, «Христос в пустыне» и «Неутешное горе» Крамского, «Не ждали», «Крестный ход в Курской губернии», «Перед исповедью» Репина, «Над вечным покоем» Левитана и «Демон (сидящий)» Врубеля, и Филонов, Кандинский, Малевич, Петров-Водкин, Кустодиев. Это размышление русскости русского искусства.
— Ваша новая книга называется «Просто Рим». Расскажите, пожалуйста, о ней.
А. И.: Это первая часть книги о Риме, самом сложном городе в мире. Что я могу сказать? Я неделю тому назад сдал её корректору после редактуры. Могу только пока сказать, что она должна выйти как раз к выставке в Риме, что книгу написать мне было очень трудно и что я очень старался.
